Даже опутанный сетями графа Калиостро, кардинал не мог опуститься до обмана и похищения. Чтобы вернуть беглянку в монастырь, ему было бы достаточно прислать к ней священников. По одному их слову она вернулась бы за стены монастыря.
Но тогда кто же?
Эме слышала тяжелое дыхание сидевших впереди людей, время от времени они прочищали горло, плевались, но ни разу не произнесли ни слова. Наконец лошади остановились.
— Ты держи ее, а я пока открою дверь, — тихо сказал кто-то.
— Еще чего! Чтобы половина улицы увидела, чем мы занимаемся?
Сильные руки подхватили ее, перекинули через плечо и вытащили из кареты. Лошади тут же тронулись снова.
Ее грубо швырнули на пол, она ударилась плечом о стену и невольно вскрикнула от боли.
— Убирайся отсюда, — проговорил мужской голос.
— Сначала деньги, — последовал ответ.
— Они здесь.
Послышался звон монет; прозвучало краткое прощание; шаги пересекли комнату и дверь закрылась. Этажом выше заплакал ребенок, и женский голос спросил:
— Франсуа, это ты?
Мужчина тихо выругался.
— Черт побери! А кого ты еще ожидаешь?
— Ты разбудил Жана, — пожаловалась женщина, — а он только что уснул, впервые за всю ночь!
— К черту этого горлопана! Если он и дальше будет так орать, нам и самим не сомкнуть глаз!
Эме слышала, что женщина тщетно пытается успокоить ребенка.
— Спускайся! — грубо приказал Франсуа. — Мне пора на работу, не мешало бы перекусить.
— Но в доме нет ничего, кроме кусочка хлеба, — со слезами в голосе ответила женщина.
Эме услышала, как скрипит деревянная лестница у нее под ногами.
— Иди посмотри, что я тебе принес, — произнес Франсуа не без грубого юмора.
Женщина вскрикнула.
— Кто это?
— Паршивая аристократка! Нам велено держать ее здесь до дальнейших распоряжений.
— Держать здесь? Ты что, спятил? Как мы можем держать кого-то? Пока она не умрет, что ли? Или она уже мертвая?
— Конечно, нет, — сердито ответил Франсуа. — По крайней мере еще несколько минут назад она была вполне живая. Нам приказано пока не давать ей умереть.
С этими словами мужчина пересек комнату и грубо сдернул плащ с головы Эме. Какое-то время девушка, не в силах подняться, только смотрела на склонившиеся над ней странные лица. В комнате было почти темно: только огарок свечи, воткнутый в бутылку, горел слабым, неверным, дрожащим от сквозняка огоньком.
Комната была маленькая и невероятно убогая. Посередине стояли стол и два сломанных стула; в буфете громоздились сковородки и кастрюли, а деревянная лестница вела, вероятно, в мансарду. Лица людей, которые рассматривали Эме, показались ей невероятно грязными и отвратительными.
Тот, кого женщина называла Франсуа, был небрит, с длинными, почти до плеч, грязными черными волосами и с огромным свежим шрамом во всю щеку. Рана придавала его лицу зловещее выражение. У него были толстые влажные губы и тяжелые набрякшие веки.
Его жена, истощенная, с редкими растрепанными волосами вокруг бледного, совершенно бескровного лица, на котором темные глаза казались горящими углями, с гнилыми кривыми зубами, показалась Эме еще не старой, хотя фигура женщины расплылась от частых беременностей и родов.
— Кто вы такие? — спросила Эме. — Зачем вы притащили меня сюда?
— Заткнись, — хрипло произнес Франсуа, сплюнув на пол, — все равно ответа не дождешься.
Эме с трудом поднялась на ноги и нетвердой походкой подошла к столу.
— Умоляю, скажите, зачем меня сюда привезли. Уверяю вас, мой покровитель, герцог Мелинкорт, заплатит за мою свободу любую сумму. Давайте я напишу письмо, и вы отнесете его к нему.
— Я же тебе велел не задавать вопросов, — грубо оборвал Франсуа пленницу. — Мне приказано привезти тебя сюда, и все тут! А никаких денег от твоего герцога мне не нужно! Долой тиранов!
— Тише! — остановила его женщина. — Неизвестно, кто может услышать!
Мужчина отхлебнул из горлышка бутылки и встал.
— Ты права, Рене. Пойду-ка я, пока не наговорил лишнего!
— А что прикажешь мне делать с этой? — Женщина заскорузлым пальцем ткнула в сторону Эме.
— Она тебе не помешает, — ответил Франсуа и достал что-то из шкафа. Эме в ужасе отшатнулась и попятилась, пока не уперлась спиной в стену. Ее мучитель рассмеялся. Дерзкие, жестокие глаза разглядывали испуганное лицо жертвы, ее растрепанные волосы, смятое и разорванное платье.
В руке Франсуа держал тяжелый острый кол, длинной цепью соединенный с коваными кандалами. Тяжелым кирпичом он забил кол в стену почти целиком. Потом он протянул руку и с силой схватил девушку за ногу. От грубого прикосновения его грязной руки ей едва не стало плохо. Она почувствовала сквозь тонкий кружевной чулок ледяной холод железа. Щелкнул ключ, и пленница оказалась на цепи.
— Ну вот, теперь она уж от тебя не сбежит, Рене!
— А что прикажешь делать, если придет кто-нибудь из соседей?
— Не впускай их. Ты знаешь, мы должны подчиняться без разговоров.
— А чем прикажешь ее кормить, если в доме пусто, а денег ты мне не давал с пятницы?
— Кормить ее? Да пусть голодает. Нам приказано держать ее здесь до получения дальнейших распоряжений. Вот и все!
Франсуа снял с гвоздя кепку, напялил ее и, добродушно помахав жене, вышел. Эме медленно сползла на пол и скорчилась у стены, впав в забытье.
Когда она вновь открыла глаза, женщина внимательно смотрела на нее, подперев рукой голову и не обращая внимания на крик ребенка.
— Ты была вечером на празднике? — наконец с любопытством спросила она, и теперь ее голос казался менее враждебным.
— Да, во дворце Трианон.
— На празднике у королевы?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});