на колени и стали закладывать руки за шею. Пучеглазый наблюдал за ними, слегка склонив голову набок. Момент был напряженный, сейчас могло произойти вообще все, что угодно, в том числе самое худшее. Папай был способен на все, что бы ни пришло ему в голову. Пристрелить игроков в дротики, нас, перерезать им глотки. Все, что угодно.
Он ударил ногой в поясницу более старшего из двоих.
— Не на колени, я сказал, мордой в пол. На брюхо. Живо.
Оба повалились на пол к моим ногам.
Пучеглазый медленно стал поворачиваться к нам.
— Руки на стол, черт возьми, — прошептал он. — Не то порешу всех на хрен.
Раерсон вытащил руку из-под стола, показал пустые ладони и положил их на стол. Энджи сделала то же.
Каспер подошел к стойке и навел дробовик на бармена.
У середины стойки прямо против Каспера сидели две средних лет женщины, судя по одежде офисные служащие или секретарши. Наводя на бармена дробовик, он задел прическу одной из них. Плечи ее напряглись, и голова дернулась влево. Ее спутница издала стон. Первая сказала:
— О господи! Ох, нет.
— Успокойтесь, дамочки, — сказал Каспер. — Через минутку-другую все это закончится. — Из кармана кожаной бомбардирской куртки он вытянул пустой зеленый пластиковый пакет для мусора и подтолкнул его по поверхности стойки к бармену.
— Наполняй. И не забудь про деньги в сейфе.
— Да там мелочь, — сказал бармен.
— Давай что есть, — сказал Каспер.
Папай, в обязанность которого, по-видимому, входило следить за находившимися в помещении, стоял метрах в трех-четырех от меня, широко расставив слегка согнутые в коленях ноги, и медленно водил пистолетом справа налево и обратно. Я слышал из-под маски его ровное дыхание. Каспер стоял в такой же позе, наставив дробовик на бармена, но смотрел в зеркало, находившееся за стойкой.
Грабители с самого момента появления действовали профессионально.
Помимо Каспера и Папая в баре находилось еще двенадцать человек: за стойкой бармен и официантка, двое на полу, Лайонел, Энджи, Раерсон, я, две секретарши и двое за стойкой рядом с выходом на улицу, судя по виду водители грузовиков. На одном была зеленая куртка от тренировочного костюма, на другом что-то холщовое и из джинсовой ткани, старое и на толстой подкладке. Оба были грузные и одинакового возраста, лет по сорок пять. На стойке перед ними между двух стопок стояла бутылка дешевого виски «Оулд Томпсон».
— Не спеши, — сказал Каспер бармену. Тот стоял на коленях за стойкой и, как я понимал, возился с сейфом. — Не торопись, как будто ничего не случилось, циферки набирай правильно.
— Пожалуйста, отпустите нас, — сказал один из лежавших на полу. — У нас семьи.
— Заткнись, — сказал Папай.
— Никто не пострадает, — сказал Каспер. — Лежи тихо. Просто тихо себе лежи, и все. Все ведь просто.
— Знаете, чей это бар-то, вашу мать? — спросил тот, что был в куртке от тренировочного костюма.
— Что? — сказал Папай.
— Все ты прекрасно слышал. Знаешь, чей это бар?
— Пожалуйста, пожалуйста, — сказала одна из секретарш, — молчите.
Каспер повернул голову:
— Герой.
— Герой, — согласился Папай и взглянул на идиота.
Практически не шевеля губами, Раерсон прошептал:
— Где твой?
— На пояснице, — сказал я. — А твой?
— На коленях. — И передвинул правую руку на три дюйма к краю стола.
— Нет, — шепнул я как раз в тот момент, когда голова Пучеглазого стала поворачиваться к нам.
— Все. Вы, ребята, считай, покойники, — сказал водитель грузовика.
— Зачем вы говорите с ними, — сказала все та же секретарша, глядя на стойку перед собой.
— Хороший вопрос, — заметил Каспер.
— Покойники. Ты понял? Подонки гребаные. Придурки недоделанные. Уроды…
Каспер сделал четыре шага и ударил водителя кулаком в нос.
Водитель, сидевший откинувшись на спинку высокого стула, упал на пол и с треском ударился о него затылком.
— Какие-нибудь комментарии будут? — спросил Каспер другого водителя.
— Нет, — сказал парень и потупился.
— У кого-нибудь еще? — спросил Каспер.
Из-за стойки вышел бармен и положил на нее мешок.
В баре стало тихо, как в церкви перед крещением.
— Что? — сказал Папай и сделал три шага к нашему столу.
Мне потребовался всего миг, чтобы понять, что он обращается к нам, и еще один, чтобы перестать сомневаться в том, что вот-вот все примет наихудший оборот.
Никто из нас не шелохнулся.
— Что ты только что сказал? — Папай навел пистолет на голову Лайонела, глаза под маской скользнули по невозмутимому лицу Раерсона и вернулись к Лайонелу.
— Еще один герой? — Каспер взял сумку со стойки, подошел к нашему столу и приставил ствол дробовика мне к затылку.
— Выступает, — сказал Папай. — Херню несет.
— Хочешь что-то сказать? — спросил Каспер и наставил дробовик на Лайонела.
— Ну, говори, не стесняйся. — Каспер повернулся к Папаю: — Прикрой пока остальных троих.
Дуло калибра 11,43 миллиметра обратилось в мою сторону, и его черный глаз заглянул в мои.
Каспер сделал еще шаг к Лайонелу:
— Давай, погавкай. А?
— Зачем вы их провоцируете? Они же вооружены, — сказала одна секретарша.
— Просто сидите тихо, — прошипела ее спутница.
Лайонел — губы плотно сжаты, пальцы как будто пытаются проделать дыру в столе — взглянул снизу вверх на лицо в маске.
— Ну давай, здоровяк, попробуй, — сказал Каспер. — Попробуй. Поговори мне еще.
— Не буду я слушать эту херню, — сказал Папай.
Каспер приставил дуло дробовика Лайонелу к переносице:
— Заткнись!
Пальцы Лайонела задрожали, и он моргнул из-за капли пота, стекшей ему в глаз.
— Да он слушать не желает, — сказал Папай. — Просто хочет и дальше херню нести.
— Так, что ли? — спросил Каспер.
— Всем сохранять спокойствие, — сказал бармен, стоявший с поднятыми руками.
Лайонел ничего не сказал.
Но все присутствовавшие в баре, пребывавшие в состоянии душевного смятения и уверенные в неминуемой смерти, запомнят то, что грабители хотели вбить им в головы: то есть что Лайонел что-то говорил. Что все мы за своим столом что-то говорили. Что мы сами спровоцировали грабителей, которые были и без того на взводе, и они нас за это убили.
Каспер передернул затвор дробовика, и этот лязг показался нам выстрелом из пушки.
— Должен вести себя, как большой человек. Верно?
Лайонел открыл рот и сказал:
— Пожалуйста.
— Стойте, — сказал я.
Дула дробовика обратились ко мне, я не сомневался, что их темный просвет станет моим последним впечатлением в этой жизни.
— Детектив Реми Бруссард, — заорал