я так, чтобы все в баре услышали. — Все расслышали это имя? Реми Бруссард! — Я взглянул в глубоко спрятанные под маской голубые глаза и прочел в них страх и смятение.
— Не делайте этого, Бруссард, — сказала Энджи.
— Заткнись, твою мать! — На этот раз это был Папай, но хладнокровие изменило ему. Он должен был прикрывать напарника, следить за сидевшими за нашим столом, но у него свело судорогой мышцы предплечья.
— Все кончено, Бруссард. Все кончено. Мы знаем, что это вы похитили Аманду Маккриди. — Я вытянул шею и посмотрел в сторону стойки. — Все расслышали имя? Аманда Маккриди.
Я повернулся обратно, и мне в лоб уперлись холодные дула дробовика, а перед глазами возник изогнутый красный палец, лежавший на спуске. С такого расстояния он казался похожим на насекомое или красно-белого червяка. Можно было подумать, что он наделен сознанием и двигается по собственной воле.
— Закрой глаза, — сказал Каспер. — Крепко закрой.
— Мистер Бруссард, — сказал Лайонел. — Пожалуйста, не делайте этого. Пожалуйста.
— Жми на спуск, твою мать, — бросил своему напарнику Папай. — Жми давай.
— Бруссард… — начала было Энджи.
— Хватит твердить! Заладили, Бруссард, Бруссард, — сказал Папай и отбросил стул ногой в стену.
Сидя с открытыми глазами, я кожей чувствовал цилиндрическую поверхность дула, запах оружейного масла и сгоревшего пороха и следил за лежавшим на спуске пальцем.
— Все кончено, — повторил я, и эти слова, пройдя через пересохшее горло и рот, прозвучали как нечленораздельный стон. — Все кончено.
Наступила долгая томительная тишина, во время которой, казалось, был слышен скрип оси, вокруг которой вращается земля.
Каспер опустил, а Бруссард склонил голову набок, и в его глазах я увидел то же, что было вчера во время матча, — взгляд твердый, горящий, с пляшущими в нем искрами.
Ему на смену пришло смиренное осознание поражения. По всему телу пробежала дрожь, палец соскользнул со спуска, и ствол дробовика опустился.
— Да, — тихо сказал он. — Кончено.
— Что мозги мне е…?! — сказал его напарник. — Надо это сделать. Надо, понимаешь. У нас же приказ. Ну, давай. Живо!
Бруссард покачал головой, а вместе с нею и маской с апатичным детским выражением:
— Кончено. Уходим.
— Да пошел ты! Кончено! Не можешь пришить этих мудаков? Дерьмо ты после этого! Зато я могу.
Папай поднял руку, навел пистолет в лицо Лайонелу. Раерсон уронил руку на колени, и первый приглушенный выстрел прозвучал из-под стола. Пуля прошла через левое бедро Папая.
Он стал падать на спину, выронил пистолет, а Лайонел вскрикнул, одной рукой схватился за голову и повалился со стула.
Раерсон выхватил пистолет из-под стола и дважды выстрелил в грудь Папаю.
Бруссард нажал на спуск дробовика, и я успел разобрать паузу — микросекунду от момента удара бойка по капсюлю до взрыва пороха в гильзе, адским грохотом отозвавшегося у меня в ушах.
Левое плечо Нила Раерсона исчезло во вспышке пламени, распыленной крови и кости, просто растаяло в воздухе, взорвалось, испарилось одновременно с хлопком выстрела. Сгусток с влажным хлюпаньем ударил в стену, тело Раерсона стало валиться со стула. В клубах дыма стволы дробовика в руках Бруссарда обратились к потолку, а стол вместе с Раерсоном упали влево. Пистолет выпал у него из руки, отскочил от стула и стукнулся об пол.
Энджи успела достать из-под стола пистолет и рыбкой нырнула влево. Бруссард стал разворачиваться к ней, но я с разгона ударил его головой в живот, обхватил, потащил в сторону стойки и ударил позвоночником о поручень. Он крякнул от удара, но тут же приставил дула дробовика мне к затылку.
Я упал коленями на пол, руки разомкнулись и отпустили его, Энджи вскрикнула:
— Бруссард! — и выстрелила.
Пока я доставал пистолет, он бросил в нее дробовик, попал в грудь, удар сбил ее с ног.
Бруссард перепрыгнул через лежавших на полу игроков в дротики и, как прирожденный атлет, бросился к выходу на улицу.
Он приближался к двери. Я закрыл левый глаз, прицелился и дважды в него выстрелил. Правая нога у него дернулась и поехала по полу в сторону, но он успел добежать до угла, открыть засов и выскочить в темноту.
— Энджи!
Я посмотрел в ее сторону. Она поднялась и села среди валявшихся стульев.
— Ничего.
— Вызовите «скорую»! Вызовите «скорую»! — кричал Раерсон.
Я взглянул на Лайонела. Он, мыча от боли, катался по полу, держась руками за голову. Из-под пальцев лила кровь.
Я посмотрел на бармена:
— «Скорую»!
Он снял трубку и набрал номер.
Раерсон прислонился спиной к стене и, задрав голову, кричал в потолок. Тело его судорожно дергалось, большей части плеча на месте не было.
— Сейчас наступит болевой шок, — сказал я Энджи.
— Им займусь я, — сказала она и поползла к Раерсону. — Все полотенца, какие тут только есть, все — мне, живо!
Одна из секретарш перепрыгнула через стойку бара.
— Беатрис! — взвыл Лайонел. — Беатрис!
Две пули, выпущенные Раерсоном, вошли Папаю в грудину, он лежал возле стойки. Резиновая лента, державшая маску на голове, лопнула. Я посмотрел в лицо убитому Джону Паскуале. Слова, сказанные им накануне после матча оказались пророческими: всякому везению приходит конец.
Секретарша бросила из-за стойки полотенце. Энджи поймала его, и в этот момент мы встретились с ней глазами.
— Догони Бруссарда, Патрик. Догони его.
Я кивнул. Подбежала секретарша, опустилась на пол возле Лайонела и приложила полотенце ему к голове.
Я поискал в кармане вторую обойму, нащупал ее и выбежал из бара.
33
Я бросился за Бруссардом через Бродвей и вверх по Си-стрит. Отсюда он свернул в квартал грузовиков и складов, тянувшийся вдоль Второй Восточной. Идти по следу было несложно. Едва выйдя из бара, он сбросил маску, и она лежала у дверей на тротуаре, глядя на меня с беззубой улыбкой пустыми отверстиями для глаз. Свежие капли крови, сверкая в свете уличных фонарей и обозначая извилистый путь раненого, вели в слабо освещенные закоулки между складами, сложенными из растрескавшихся булыжников, мимо баров, посещаемых водителями грузовиков, с задернутыми шторами и небольшими светящимися вывесками, в которых не хватало половины лампочек. Чем дальше, тем кровавые пятна попадались чаще и становились крупнее. По разбитому асфальту улиц с грохотом проползали, покачиваясь, полуприцепы, направлявшиеся в Буффало и Трентон, при свете их огней я рассмотрел место, где Бруссард остановился возле двери, которую, видимо, взломал. Сочившаяся из раны кровь исчертила ее тонкими подтеками, а на