Потом они пили чай. Робот Марина была в своем репертуаре — запрограммирована на быстрые и бодрые ответы. Во время их разговора Даниле казалось, что он словно бы разговаривает с Алисой из Яндекса — вроде барышня отвечает быстро и даже толково, но все-таки это бездушный робот, и стоит спросить ее о чем-нибудь этаком, в обход программы, и она сломается. В подтверждение своей теории Данила осторожно, исподволь, стал расспрашивать Марину о городе ее детства, каким был Петербург раньше, что располагалось тогда в доме напротив, куда любила ходить маленькая Марина?
Бинго. После этих его вопросов робот Марина мгновенно сломалась и подвисла. Замолчала, растерянно захлопала глазами. Ясно — ничего-то ты, девушка-лгунья, про Петербург-Ленинград не знаешь. Стало быть, ты вообще не из этого города. Впрочем, в твоем случае доподлинно неизвестно даже, с какой ты планеты. Может статься, из какого-нибудь созвездия Кентавра.
А хочешь еще чая, Марина? А вот к чаю десерты из соседней кофейни, где ты так любишь посидеть. Говоришь, что выпила бы вина? Ладно, есть и вино. Красное подойдет?
Красное Марине подошло — она выпила два бокала, слегка зарумянилась, ее глаза заблестели.
Вино, чай, игра в кошки-мышки.
— Идем в комнату? — предложил Данила.
Вошли в гостиную, и Марина сразу направилась к окну.
Интересная перемена мест слагаемых — обычно из этого окна он смотрел на нее, а теперь она оказалась здесь.
Данила присел на диван. Марина смотрела на улицу, казалась расслабленной и спокойной, и вдруг (он вообще не понял, что это было!) распахнула окно, высунулась насколько было возможно, засмеялась и громко, чтобы уж непременно весь город услышал, закричала:
— Данила, иди сюда, смотри, какой там дождь!
Ее крик и неестественное поведение — необьяснимый резкий переход от расслабленности к такой странной экзальтации — вызвали у него раздражение и неприятие. Тем не менее он подошел к ней и невольно глянул в окно. На улице в это время из машины вышел его сосед по лестничной клетке, а в «Экипаже» в окно смотрели Леша с Теоной (Леша чуть к стеклу не прилип, когда их увидел), но Марине, кажется, было на всех наплевать.
— Ты что орешь?! — Данила рывком задернул штору.
Марина как-то сжалась:
— Ну прости. Это твое вино ударило в голову.
Данила внимательно посмотрел на нее — нет, она не была пьяной. Тут опять был какой-то расчет.
«Холодная расчетливая тварь, вот кто ты такая!» — подумал он.
Какое-то время они молчали. Между тем на улице по-прежнему лил дождь, перешедший уже в настоящий потоп. Казалось, что еще немного, и начнется наводнение сродни тем, что случались сотни лет назад и оборачивались для горожан большими бедами.
— Я соврала тебе, Данила! — вдруг сказала Марина.
От неожиданности Данила подался вперед — неужели сейчас она расколется и все расскажет?! Он, как и любой фотограф, знал ключевое для его профессии понятие, означающее «решающий момент»: для того, чтобы снять лучший кадр, нужно, прицелившись, выбрать единственно верный — решающий — момент на самом пике напряжения… Иногда этого момента приходится ждать очень долго. Так вот теперь Даниле показалось, что в их с Мариной истории сейчас, возможно, наступил тот самый решающий момент.
— Я могу тебе довериться? — спросила Марина.
Данила кивнул.
— Понимаешь, у меня мелкие, бытовые неприятности, проблемы, — вздохнула Марина, — я снимала квартиру в Петербурге, но обстоятельства сложились так, что мне придется оттуда съехать.
Данила внутренне усмехнулся: нет, она не собирается говорить правду, напротив, пробирается еще дальше — вглубь лабиринта.
— Ты не против, если я поживу у тебя день-два, пока не найду себе новое жилье? — завершила Марина.
Он уже ждал этого вопроса (вот и начинается!) и спокойно ответил:
— Ну разумеется. Переезжай ко мне. Пуркуа па, как говорят французы. Почему бы и нет?! Когда ты хочешь переехать?
— Завтра вечером, если ты не против, — улыбнулась Марина. — А сейчас мне пора. Уже поздно.
Она поднялась и вышла в коридор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Данила догнал ее:
— Ты куда? Там такой дождь! Давай я отвезу тебя на машине?
Она покачала головой:
— Не стоит. Я возьму такси. Значит, завтра вечером, как договорились, я приду к тебе.
— Тебе помочь перевести вещи?
— Нет, не надо, у меня их так мало, что я справлюсь сама.
На прощание она легко, тыльной стороной ладони, коснулась его щеки, будто хотела что-то сказать, и выскользнула в подъезд.
Данила подошел к окну — тоненькая Марина шла по улице под проливным дождем, даже не пытаясь от него уклониться.
* * *
Когда на следующий день, утром, придя на дежурство, Лина зашла в палату Лёни, она увидела, что палата пуста. Лина знала, что Лёню должны были выписать накануне, и внутренне готовила себя к этому, и все-таки сейчас, увидев голую кровать, пустой стол, она почувствовала сильную боль.
Лина села на матрас и сжалась — черт, как все-таки больно… И вдруг она увидела на столе лист бумаги — Лёнин рисунок, который он, очевидно, оставил здесь для нее. На рисунке неумелая детская рука нарисовала дом, дым из трубы, толстого кота на крылечке и мужчину с женщиной, державших за руку ребенка. Лёня нарисовал счастливый дом и счастливую семью. То, чего у него никогда не будет.
Лина подошла к окну — деревья в больничном сквере полыхали рыжими пожарами, к приемному покою подъезжали машины скорой помощи. В этот миг она пообещала себе, Лёне, кому-то, кто распоряжается нашими судьбами, что если после всего, что скоро случится, ей суждено уцелеть, она заберет Лёню, и сделает все, чтобы он был счастлив.
Я найду тебя потом, если смогу.
Она забрала рисунок с собой и вышла из палаты.
Вечером, после работы, она заехала на съемную квартиру и собрала вещи. Получился рюкзак и небольшая дорожная сумка. Вот фотограф удивится, что она живет так… налегке.
КНИГА 1. ЧАСТЬ 2. ГЛАВА 12
ГЛАВА 12
ПУРКУА ПА (ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ)
Леша с изумлением смотрел на Тею — вот только вчера они обсуждали идеи о том, как устроить в «Экипаже» просмотры фильмов и джазовые концерты, а сегодня эта реактивная грузинская девушка уже клеит афишу о предстоящем кинопоказе. Вот он бы как сделал? Как истинный петербуржец, полгода бы обдумывал эту идею, взвешивал на весах — стоит-не стоит за нее браться, следующие полгода размышлял бы над тем, как лучше подойти к решению вопроса, а еще спустя полгода забил бы на все большой болт: а оно мне надо?! А эта вот в кепке — тощая, резкая, быстрая — раз! — и завелась с одного щелчка.
— Быстро ты организовалась, — не без восхищения заметил Леша, — и когда только успела афишу заказать?
Теона зыркнула темными глазищами из-под серой кепки — вы, русские, всего бы добились, если бы не задавались вопросом «Зачем?!»
А у нее зазор между желанием и осуществлением — на одну чашку кофе (как сказал бы Белкин, все измеряющий в кофе). Она утром разузнала насчет киноэкрана и оборудования, тут же сделала макет анонса, сбегала в
типографию и распечатала афишу и — вуаля, пожалуйста, сейчас наклеит, а в четверг, уж вы не сомневайтесь, проведет этот киновечер.
В кофейню вошел Данила Суворов, кивнул Леше и уставился на Теону.
— Привет, Тея, классно выглядишь, — сказал Данила. — А что это у вас намечается? Кинопоказы по четвергам? А фильм какой?
Данила расплылся в улыбке, увидев название фильма:
— «Амели»?! Ну конечно! Тея, можешь даже не говорить, почему именно этот фильм, я и так знаю. Ты чем-то похожа на эту героиню. И знаешь, мне кажется, что с твоим появлением в «Экипаже» словно запустилась какая-то цепочка событий. Кстати, у тебя в этой кепке вид как у девушки из самой стильной французской кофейни.
На лице Теоны зажглась лучезарная улыбка-солнце. Теона с Данилой смотрели друг на друга и улыбались — нежнейший пинг-понг улыбками. И кто угодно бы сейчас улыбнулся, глядя на них, только не угрюмый, отчего-то мгновенно озлившийся на весь мир Леша Белкин. Наблюдая со стороны за этим обменом любезностями, Леша вдруг не выдержал и прикрикнул на Теону: