тишину.
— Тссс, — предостерегающе подняла руку тетка. — Марфушу разбудишь, а нам еще пошептаться надо.
— А как же не молчать, когда Сашенька запретила в столовой разговаривать, — заговорщицким шепотом произнес Лев Кириллович. Он неуклюже сидел в кресле, максимально подтянув свои длинные ноги, по-видимому, боясь причинить хоть какие-нибудь маломальские неудобства хозяйке и ее племяннице.
— Левушка, расслабься. Распрями уже свои конечности, сядь, как тебе удобно и вещай. Мы готовы внимать твоим речам, — тихо рассмеялась Александра Сергеевна.
— Значит так, — с удовольствием вытягиваясь во весь свой рост, начал повествование Левушка, — мы закончили на том, что внук Рогира ван дер Вейдена, — тот, что тоже стал художником, — был дружен с Микеланджело. Так вот, это не так, — Лев Кириллович торжественно поднял вверх указательный палец.
— Старый интриган! — зашипела Александра Сергеевна. — Не томи!
— И не собирался, — отмахнулся, посмеиваясь, оратор. — Собрал факты. Вещаю теперь, как ты велела.
Александра Сергеевна шумно выдохнула.
— А факты говорят нам следующее: художники не вполне дружили. Они просто вели переписку. Краткую, но тем не менее. Письма, к сожалению, были утрачены, но они были. Точное содержание писем уже никто не воспроизведет, но известно, в одном из них Госвин убеждал Микеланджело продать купцу из Бургундии недавно законченную статую Марии с младенцем, а также, — Лев Кириллович повторно поднял палец, призывая ко всеобщему вниманию. В сущности, призывать ко вниманию никакой надобности не было. Александра Сергеевна с Василисой и так очень пристально смотрели на Левушку, ловя каждое его слово, — так же, — медленно повторил интриган (как вполне справедливо отметила Александра Сергеевна), — просил об одной услуге, завещанной к исполнению еще его дедом. Проще говоря: продай статую и исполни просьбу.
— Статую кого? — не веря своим ушам, переспросила Василиса.
— Я еще раз убеждаюсь, дорогая Сашенька, что девочка твоя — умница. Сразу же уловила самое важное. Статую Марии с младенцем, — повернулся Лев Кириллович уже к Василисе, взмахнул огромной рукой, желая, видимо, пригладить свой нимб, но не рассчитал и, задев пятерней стоящий за ним на столе массивный канделябр, с грохотом обрушил его на пол.
Все трое в ужасе обернулись к Баб Марте. Старушка же громко всхрапнула и, подложив пухлую ручку под щеку, продолжила мирно сопеть.
— Мне очень неловко, — повинился Лев Кириллович. — Я все исправлю.
— Сиди! Сидите! — хором яростно прошипели дамы.
Василиса на цыпочках подошла к поверженному канделябру, приподняла его и пошатнулась: «Ого, какой тяжелый! Он что, из бронзы?»
— Детка, конечно, да! — вращая глазами, зашептала Александра Сергеевна. — Ставь на место и садись! Ну что за люди?! Один все роняет, другая вопросы глупые задает!
— Ах, Сашенька, как бы ты была хороша в монастырской келье, будучи монашкой-молчальницей! — любовно глядя на разгневанную даму, вполголоса проговорил тот, что все роняет. — Тебе бы так пошла смиренность и покорность судьбе…
— Василиса, стукни его по голове канделябром.
— Не могу. Он тяжелый.
— Девочки, довольно. Давайте продолжим? — примирительным тоном заметил Лев Кириллович.
— Нет, ну каков нахал! — возмутилась Александра Сергеевна. — Рассказывай дальше. Продолжим, если ты настаиваешь.
— Да, статуя. Да, младенец, — продолжил Лев Кириллович, как ни в чем не бывало, — И это нас отсылает, как, вы уже догадались, к стишку-считалке и к словам, что во вставке. Как там было: «Где-то что-то под Марией в храме огненном лежит»? Так вот, вполне вероятно, что эта Мария и есть статуя работы Божественного флорентийца.
Василиса потерла руки, счастливо улыбаясь в предвкушении скорой разгадки. Достала листики с выписанными словами, которые они с теткой обнаружили в книге полгода назад и стала в них делать пометки, бормоча вполголоса: «Так, «месть мастера спустя» — это месть художника Рогира, не помню, как там его дальше. Спустя? Ну, допустим, спустя годы. Так и пишем «месть мастера спустя — Рогир»».
— Ван дер Вейден, — не преминула вставить строгим учительским тоном Александра Сергеевна.
— Дер Вейден, — высунув от усердия язык, писала Василиса. Достала листики со словами «младенец» и «святая» и сложила их вместе, подписав «Святая Мария с младенцем». Подумав, к этим двум листочкам приложила третий — «Божественный флорентиец», — так же старательно подписав его «Микеланджело». Выполнив эти действия, она села и выжидательно уставилась на Льва Кирилловича.
— Добавьте туда, моя умница, еще листики «отмщение» и «клятва», — ласково посоветовал тот. — Уверен, что это все об одном и том же.
— Дальше, Левушка, дальше, — нетерпеливо закуривая очередную сигарету, поторопила его Александра Сергеевна.
— Знаешь, Сашенька, когда ты выйдешь за меня замуж, тебе все-таки придется отучиться от этой пагубной привычки.
— Не выйду, — отрезала Сашенька.
— Выйдете, выйдете, — хитро улыбаясь, прошептала Василиса.
— Давайте дальше, — согласился Лев Кириллович. — Каюсь. Монографию я не нашел и помню текст не очень хорошо, потому что утратил к нему интерес из-за недоказательности выдвинутых предположений. А то, что я читаю без интереса или невнимательно, то моя память в закромах не хранит. Но нам, я думаю, это и не важно. Пусть косвенное, но указание на обиду, нанесенную художнику, есть. Пусть так и будет. Перехожу теперь к другому и, как мне кажется, более значимому. Я знаю, что за город, в котором храм огненный.
Василиса задохнулась: «И Вы молчали?!»
— Я не молчал, а сводил то, что вспомнил и узнал. Так вот, это город Брюгге.
Александра Сергеевна, обернувшись к Василисе, возликовала: «Я говорила тебе, говорила! Город в Бургундии, да!»
— Если Вы будете так шуметь, то проснется Баб Марта, — пробурчала Василиса.
— Девочки, с вашего позволения, я продолжу. Это Брюгге. И интересующая нас церковь именно там. Сашенька была абсолютно права, утверждая, что храм должен быть в Бургундии. И не просто в каком-либо городе, а в одном из тех, где герцог Филипп жил со всем двором подолгу. Я руководствовался простой логикой: если необходимо, чтобы о мести художника узнали потомки Филиппа Доброго, то эту месть надо было укрыть в более-менее значимом для Филиппа городе. Я имею в виду, что прятать что-то в незначительном месте маленького, незначительного города нет смысла. Я согласен с Сашенькой — умнейшей, по моему мнению, женщиной, — что города, которые надо рассматривать, это Лилль, Брюссель и Брюгге. Но! В Лилле нет церкви Святой Богоматери. Там есть церкви Святой Екатерины, Святой Марии, Маврикия, Петра и так далее.
— Марии? — заинтересовалась Василиса.
— Магдалины. А это не одно и то же. И возведена она только в XVIII веке. Не подходит. Отметаем за ненадобностью. В Брюсселе есть церковь Богоматери Саблонской. И к началу XVI века она уже стояла. Но! — Лев Кириллович снова хотел пригладить волосы, но вовремя вспомнил про канделябр и смущенно опустил свою длинную руку. — Но! Только в Брюгге в церкви Святой