Подходит бармен и ставит передо мной кофе, а перед Фериком коньяк и блюдце с тонко нарезанным лимоном. Ферик выпивает залпом и бросает жёлтый ломтик в рот.
— А он-то что? — спрашиваю я.
— Говорит, мол, деньги можете забрать. И такой наглый, сука, поц, жид пархатый, таким тоном со мной говорит, вроде как я ему надоедаю, уговариваю там о чём-то. Ты понимаешь? Сучёнок! Разозлил меня. Я сам ему своими руками глотку перережу! Вызывай своих волков и поехали обратно в Ленинград. Так мы это оставить не можем
— Это когда было?
— Да вот, полчаса назад.
Я смотрю на часы, уже половина первого. Блин… Чурбанову звонить поздно…
— А когда отгрузка? — спрашиваю я.
— Да хер его знает, этого мудилу! Я так понял, что он отгрузил уже. Нет, я человека с бабками отправляю, рву волосы на жопе, чтобы быстро и чётко всё сделать, а он такой финдибобер мне рисует.
На самом деле, Ферику пришлось основательно напрячься, чтобы организовать доставку денег ещё сегодня. Мы хотели показать, что с нами удобно иметь дело. Утром он ездил вагоны проверять, а днём бабки уже были заплачены. Ферик был рад проявить активность, чтобы показать свою нужность для общего дела, но вышло не очень…
— А кто получатель, не знаете? — уточняю я.
— Откуда я могу знать? — резким движением разводит он руки
Я подхожу к телефону и звоню Злобину.
— Леонид Юрьевич, спите?
— Ты чего, Егор, сплю, конечно, — недовольным и хриплым со сна голосом возмущается он. — Посмотри на время.
— Блин, мне нужна консультация.
— Какая к херам консультация! Прочитай «Как нам реорганизовать рабкрин», там есть ответы на все вопросы. Изучи пока первоисточники, а остальное всё завтра, лады? К тому же надо говорить лично, глядя друг другу в глаза, а не выплёскивать душу бездушным проводам, понимаешь?
Твою дивизию… понимаю… Мне ли не понимать, как легко эти провода подключить к записывающему устройству.
— А вы можете…
И в этот момент в зал вваливается… Чурбанов! Ух-ты, удача, кажется, всё-таки на моей стороне.
— Ладно, понял, Леонид Юрьевич. Извините. Завтра тогда позвоню.
Чурбанов замечает меня и широко улыбается, а я понимаю, что удача надо мной зло посмеялась. Он косой, как турецкая сабля и лыка не вяжет. Обсуждать с таким что бы то ни было, идея так себе.
— Егор! — ухмыляется он и шутливо грозит пальцем. — Вот он! Посмотрите только! Иди сюда.
Чурбанов приходит не один, а в компании с таким же нетрезвым джентльменом.
— Юрий Михайлович, радость-то какая, — киваю я. — А мы вас ждём как раз. Проходите. Вы во сколько завтра встаёте?
— Каждый день в шесть утра! — глубоко кивает он. — Независимо! Понял? Независимо! Смотри Сергей Все… во… ло…
— Все-во-ло-до-вич, — с первого раза произносит его товарищ.
— Да, — соглашается Чурбанов. — Это Брагин. Егор, иди-ка сюда. — Вот. Это Сергей Все… во… ло…
— Здравствуйте, Сергей Всеволодович, — киваю я. — Я Егор, очень приятно с вами познакомиться. Проходите, товарищи, присаживайтесь. Хотите чаю, может быть? Закусите? Лидочка, поухаживай за мужчинами.
Лида уже бежит на всех парах. Випов она принимает лично.
— Лидочка! — улыбается Всеволодович…
Я отхожу. Разговор явно будет не слишком конструктивный.
— Придётся утром разруливать с Бекштейном, — говорю я Ферику, возвращаясь к нему. — Сегодня уже никак. Да, в принципе, сколько состав до Ташкента идёт, неделю?
— Не знаю, — качает он головой. — Как разруливать-то? Надо это чмо прижать, тема-то больно хорошая. Не хочется упускать. Это сейчас мы за всё про всё тридцатку получаем, потому что в спешке всё, понимаешь? А при нормальном подходе лавэ вдвое больше будет.
— Завтра днём полетим, Фархад Шарафович. Всё мы решим, не волнуйтесь. Разберёмся с этой выдрой…
Домой прихожу поздно. Наташка уже спит. Я захожу тихонечко, стараясь не звенеть ключами и не топать по полу. Впрочем, сон у неё довольно крепкий, проснуться не должна. Тем не менее, на кухню я иду на цыпочках и не зажигая свет в коридоре.
Наливаю чай, сажусь за стол и замираю, глядя на стакан, размышляя о том, какая скотина этот Бекштейн и как его заставить работать с нами, как выдрессировать и научить уму-разуму. Похоже у парня «Головокружение от успехов»… Вот вам и Питер. Никаких результатов… От Ильи Бекштейна мысли перескакивают на Наташку.
Сегодня всё было так обыденно, как всегда, словно ничего и не происходило. Нет, не совсем, конечно, небольшое напряжение, всё-таки, было. Но, всё равно, будто ничего не произошло. И от этого так хорошо стало…
Хотя, она и смотрит на меня, будто я ку-ку. Не из-за схемы с Добровым, а из-за того, что не может понять, чего я хочу. Ещё бы, как ей-то понять, если я сам не могу.
Тут всё просто, только как этого добиться… Я хочу сделать её жизнь безопасной, но, кажется, не могу отпустить от себя. Хочу, не хочу, хочу, не хочу. Ромашка, блин…
Я сижу, не притрагиваясь к чаю и подперев голову руками. Сижу, сижу, сижу и засыпаю прямо на стуле.
— Егор, ты чего? — раздаётся вдруг голос Наташки.
Я дёргаюсь, выныривая из сна и резко поворачиваюсь, разливая чай на стол.
Она в тонкой ночной сорочке, расстёгнутой на груди, заспанная, помятая. Стоит и по-детски, тыльной стороной ладони, трёт глаза.
— Я вот чай решил попить, — говорю я. — Разбудил тебя?
— Это, кажется, я тебя разбудила, — качает она головой.
Я хмыкаю.
— Хотел попить, а не пьёшь, — сонным голосом продолжает она. — Медитируешь что ли? Хатка Йога? Только не говори, что пытаешься в будущее улететь. Смотри у меня… И давай, не сиди до петухов.
Она разворачивается и уходит, шлёпая босыми ногами по полу. А я остаюсь, но ещё немного посидев перед кружкой, встаю и иду умываться. Потом я прокрадываюсь в спальню и ложусь на свой край кровати. И накрываюсь своим краем одеяла. Блин… У меня свой край, у тебя свой…
Наташкина нога касается под одеялом моей, и я аккуратно отодвигаю свою ногу.
— Ты чего вздыхаешь? — шепчет она.
— Спать хочу… — тоже шёпотом отвечаю я и поворачиваюсь к ней спиной, аккуратно, чтобы не задеть.
Лежу и стараюсь дышать равномерно… По стене и потолку скользят светлые прямоугольники. Это на улице проехала машина… Закрываю глаза… Нужно спать… Нужно спать…
— Егор, спишь?
Я не отвечаю…
Утром будильник звонит в половине шестого. Нужно собираться. С самого утра поеду к Чурбанову, а потом, вероятно снова в Питер. Нет, ещё и к Злобину. Нужно взять вещи с собой, чтобы не бегать по «Гостиным Дворам» в поисках трусов.
Бойцы уже предупреждены. Неудобно с машинами, но ладно, там возьмём такси за сотку на целый день. Оружие, надеюсь, не понадобится.
Я выхожу из спальни и, прежде чем пойти в душ, делаю растяжку. Тянитесь, фасции, тянитесь. Хорошо. Ой, как хорошо… Нельзя, всё-таки это дело пропускать… Вдруг появляется Наташка.
— Ты чего так рано проснулась? — спрашиваю я.
— На экзамен нужно ехать. А ты?
— А я, наверное, опять в Ленинград сегодня улечу, — отвечаю я.
— Опять? — разочарованно вздыхает она.
— Да, — киваю я.
— А назад когда?
— Денька через два.
— Понятно…
— С утра ещё кучу дел нужно сделать будет, — добавляю я.
Она поджимает губы и, подойдя к стулу, опускается на него.
— Егор, — качнув головой, говорит она. — Я так не могу. Ты сейчас уедешь, а я снова останусь в этой неизвестности. Послушай, так же нельзя, я же живой человек. Мы должны поговорить. Давай прямо сейчас. Чего ты мучаешь-то меня?
— Наташ, — мягко отвечаю я. — Сейчас не получится. Мне через несколько минут убегать надо.
— Значит, говори быстро, пока у тебя есть эти несколько минут. Когда-то же мы должны всё решить? Ты уже год меня мурыжишь. То не смотришь на меня, то любишь, то отталкиваешь, то замуж зовёшь, теперь вот опять. Я понимаю… нет не перебивай…
Я встаю с пола.
— Не перебивай. Я понимаю, ты хочешь меня защитить, но это не защита, а прям пытка какая-то.