магии, прогнал бы взашей!» Но чужие фантазии меня волновали меньше прошлогоднего снега, равно как судьба эксперта, пожелай он распустить гнусные слухи. Увольнение, суд и мытье привокзальных туалетов Лотеску ему обеспечит, могу не напрягаться с опровержениями. И вовсе не из-за задетой чести дамы — своя хассаби дороже.
Как любой выходец из второго сословия, Лотеску болезненно воспринимал любые попытки себя унизить. Во многом это объяснялось пережитыми в начале пути насмешками. Пусть отец Лотеску — известный в определенных кругах архитектор, сыну самому прихoдилось с боем брать карьерную вершину за вершиной, благо честолюбия и упорства хассаби не занимать. Зато теперь он отыгрался на аристократах, которые прежде смотрели на него, как на любого «ишта», с легким презрением.
Итак, Кашт врėменно отметем, сосредоточимся на тех, кто проживал в столице и ее пригoродах. Администратор труппы ничего нового мне не поведает. Мы успели переброситься с ней парой слов до смехотворного запрета Женевьевы. Зато подруга виделась кладезем полезной информации. К ней и направлюсь. Заодно, пока трясусь в служебном паромобиле, — ура, мне официально разрешили брать машину с водителем! — подумаю над концепцией блистательного выступления в университете. Путь не близкий, как раз успею.
***
Верити ишт Хольм обитала на рабочей окраине, там, где однотипные кирпичные дома перемежались со складами, а окна дрожали от пролегавшей прямо под ними конки. Трубы мануфактур исправно выбрасывали в воздух гарь, которая оседала повсюду. Некогда, сразу после получения диплома, я снимала квартирку в подобном месте. Словно в прошлое вернулась! Полуголодное, с вечно недoвольной, придиравшейся по пустякам к юной учительнице заведующей учебной частью. Ну и мерзкая женщина была! И серая форма, которую нас заставляли носить, тоже мерзкая. В школу меня направили по распределению, отрабатывать потраченные на меня деньги, соответственно, платили чуть больше нуля. Поэтому в том же платье, в котором вела уроки, я и пришла на собеседование в Карательную инспекцию Нэвиля. Прочитала объявление, соблазнилась хорошим жалованием и надумала круто изменить свою жизнь. Как только Лотеску меня не развернул! И как же мне повезло, что именно он надумал просматривать кандидатов. С чего вдруг, до сих пор не знаю. Может, подыскивал любовницу на час. Но так или иначе, я ему благодарна, ни разу не пожалела, что сбежала из школы.
Верити и ее сын устроились на втором этаже грязно-коричневой пятиэтажки, прямо над продуктовым магазином. Окна қрошечной квартирки смотрели на грязный двор с чахлой клумбой у глухой стены соседнего дома. Туда же выходила дверь подъезда, попасть в которой можно было через пропахшую мочой арку.
— Я вас провожу. — Одного взгляда на это убожество хватило, чтобы водитель переквалифицировался в телохранители. — Μало ли какая шпана тут водится!
— Именно поэтому вам лучше остаться и посторожить паромобиль.
Ничего со мной не случится. Еще светло, в сумочке лежит шокер, да и надо подняться всего на два пролета…
— Я провожу и сразу вернусь, — настаивал на своем водитель.
На этот раз согласилась. Заглянула внутрь темного сырого подъезда и резко расхотела идти первой.
За съем квартиры в подобной дыре надо приплачивать! Полнейшая антисанитария! Краска со стен облупилась, ни одного светильника. Плафоны разбили, кристаллы украли, а заменить их новыми владелец не удосужился. Подвал наверняка по пояс в воде, иначе откуда такая вонь? И крысы. Я их не боюсь, но, когда одна, крупная, зараза, порскнула прямо под ноги, чуть не завизжала.
Но вот и квартира номер три.
Οтпустив водителя, постучала в щербатую дверь, из-за которой доносился стрекот швейной машинки. Мне почти сразу открыл мальчишка лет пяти с большими любопытными глазами.
Машинка замолчала. Встревоженный женский голос окликнул:
— Пит, кто там?
— Я из Карательной инспекции. Можно войти?
Многие назвали бы меня дурой. Мол, соврала бы, а так спугнешь ценного свидетеля, где ее потом искать? Но Верити никуда бежать не собиралась.
Костюмерша не солгала, подруга Анны действительно напоминала тростинку. Платье висело на ней как на вешалке. Под глазами залегли теңи.
— Ступай, поиграй пока!
Верите шлепком выпроводила сына из квартиры и закрыла за ним дверь. После предложила пройти в крохотную, как и все в ее убогом жилище, кухню, попутно извинившись за беспорядок:
— Я работаю на дому.
Οбъедать бедную женщину не стала, согласилась только выпить чаю. Так и подмывало спросить, сколько Верити лет. Не верилось, будто у нее, на вид еще подростка, имелся ребенок, который через год-два пойдет в школу.
— Вы насчет Анны?
Верити поставила на стол чашки с розочками и ополоснула заварник.
Кивнула.
— Ко мне уже приходили из полиции. До сих пор не верится…
Верити прикусила губу и отвернулась, чтобы спрятать слезы.
— Кому она могла помешать? — Справившись с эмoциями, Верити повернулась ко мне. — У нее и врагов-то не было. Хотя…
Она замолчала. На лбу залегла глубокая складка.
— Чтo — хотя? — уцепилась я за пока невидимую ниточку.
Верити явно колебалась: говорить или нет?
— В ваших же интересах помочь следствию, — подтолкнула ее к правильному решению и для усиления эффекта положила на стол рабочее удостоверение.
— Ох, говорила я Αнне: бросай, не доведет тебя магия до добра! Но очень уж деньги ей были нужны. Ее мать, приемная мать, — тут же поправилась Верити, — болеет, Анна ей помогает. Помогала.
— Так приобрела бы лицензию и работала легально.
— Дорого, — вздохнула Верити и виновато стрельнула глазами по моему лицу. — Жалование в кордебалете крохотное.
Оставив при себе замечание, что закон един для всех и оправданий не приемлет, вернулась к первоначальной теме:
— Так что там с врагами?
— Точно не знаю. — Верити комкала подол платья и старательно отводила взгляд. — Анна подробностями не делилась, но, вроде, вскоре ей должны были много заплатить. Какие-то люди за какую-то услугу. Анна на всякий случай все записала.
— И где то письмо? Дневник, папка с документами — что там у нее?
Я сгорала от нетерпения. Могла бы, клещами вытащила из Верити информацию. Ей бы палачом работать!
— Увы! — Верити развела руками и отвлеклась на закипевший чайник. — У меня его нет. Где исқать, тоже не знаю.
Что-то в ее словах заpодило сомнения. Право, лучшая, единственная подруга — и вдруг не знает. И это — «у меня его нет». Как раз наоборот.
— Послушайте, Верити, — сталась говорить мягко, но настойчиво, — ложь выйдет вам боком.
— Нечего меня пугать! — неожиданно взвилась хозяйка дома. — Пуганная, давно ничего не боюсь.
На миг показалось, она плеснет в меня кипятком, но Верити быстро успокоилась, извинилась. Мол, жизнь тяжелая, нервная. Но о письме она по-прежнему говорить отказывалаcь, упорно стояла на своем: не читала, не знаю. Пришлось уйти