— Конечно, поэтому и присмотрел другую землю в Туапсе. И позаботился о поиске покупателя на мой участок?
Теперь я вспыхнула. Он ведь искал покупателя на мой участок? Заранее, когда я его об этом не просила?
Видимо, заметив перемены на моем лице, Макс встал, сделал шаг в мою сторону и остановился. Он нервничал. Его пальцы слегка подрагивали, сжимались в кулак и разжимались. Он словно собирал негатив в ладонь и сбрасывал его на пол.
— Ты уже нашёл покупателя? — сарказм так и лился из меня. Хотелось хлестать; хотелось сделать ему больно в ответ. Пусть Макс почувствует то, что я испытывала сейчас.
— Да.
— И кто он?
— Моя мать.
Отлично. Голая правда о его планах не просто убила. Я была сражена, уязвлена и подавлена изощрённой жестокостью.
— А ты пленных не берёшь, Макс. Добиваешь свою цель окончательно. О чём ещё ты мне солгал?
— Я никогда не работал маклером.
Ожидаемо…
— И Жанну никогда не бросал? — наехала от поднявшей голову ревности, потому что кто знает, что было на самом деле за моей спиной.
— Боже, Анна! — взорвался Макс. — Я много раз говорил тебе, что между нами всё кончено. С ней никогда ничего серьезного не было. Поверь, в личных отношениях я честен с женщинами. За время нашего общения ты стала для меня всем. Только тебя я хочу видеть рядом с собой всегда. Я люблю тебя.
Стало ли его признание неожиданностью? Нет. Прошедшая ночь не оставила сомнений в его чувствах, но горькая правда и боль заглушали голос рассудка.
Он ведь не всё рассказал? Верно? Мне хотелось выяснить вскрывшуюся истину до конца и шокироваться личностью Аркадия Борисовича окончательно.
— Он давил на тебя?
— Кто?
— Твой отец. Чем он надавил на тебя, чтобы ты решился на подобную помощь?
— Не важно.
— Чем? — упорно повторила таким убитым голосом, что аж сама не узнала его.
— Лишением всего, но я же сказал: это не важно.
Макс обхватил меня за плечи, тревожно заглянул в глаза и попытался достучаться до раненого сознания:
— Ты слышишь, Аня? Участок и гнев отца не важны. Мне нужна только ты.
Он в первый раз назвал меня нежно. Для слуха, словно целебный бальзам. Вот только много его нельзя — эффект обратный. Как и со всем, что говорил Макс.
— Прекрати! — оборвала я его. — Я не в состоянии больше разговаривать. Мне нужно побыть одной и всё обдумать.
— Хорошо. Ты можешь остаться в доме в любой комнате. Я тебя не потревожу. Мне придётся уехать на три дня в Москву. Мы можем поговорить снова, когда я вернусь.
— Нет. Мне нужно вернуться домой.
Чёрт! Стало настолько душно от лжи, что хотелось бежать из особняка без оглядки. Я схватила одежду и направилась в ванную комнату. Если останусь с ним под одной крышей — он сломает меня своей близостью. Всё вернётся на круги своя, мы сорвёмся и потонем в безудержной любви без прощения.
— Аня, не уходи, — с надрывом сказал Макс, когда я открыла дверь.
Не обращая на него внимания, принялась разыскивать телефон. Такси! Мне требовалось срочно вызвать такси! Уехать из «Лазурного Берега», чтобы где-нибудь в тишине переварить события скандального утра.
Бежать… Нестись, как ураган, сверкая пятками.
— Аня!
Взгляд упал на прикроватную тумбу. Ну вот же он… мой телефон. Лежал на самом видном месте. Рассеянность и волнение не давали возможности сосредоточиться. Да, я бежала от самой себя и понимала это, но по-другому было нельзя.
— Не сейчас, Макс. Извини. Пожалуйста, дай мне время.
Глава 24
Макс
— Анна! — окликнул её, спустившись со второго этажа в холл. — Ты забыла забрать папку с документами, — показал пластиковый скоросшиватель, и она на полпути остановилась.
Подъехавшее такси известило о прибытии громким сигналом, но я не мог просто так отпустить её в расстроенном состоянии.
Oh shit. (Вот дерьмо. / пер. автора). Дело полная дрянь. Скверно всё вышло. Звонок перепуганной Людочки, мягко говоря, в одночасье убил веру Анны в мужчин. Да и я сам хорошо облажался. Зря решил повременить с правдой об отце и о себе. Зря. Возможно, был шанс обойтись малыми жертвами, а сейчас…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я видел, в её душе творился полный раздрай. И как бы не хотелось удержать птицу в клетке, пришлось согласиться: ситуация для убеждений не подходящая и время — лучший выход.
Немного времени: как раз три дня для осмысления. Она остынет и поймёт, что я не враг. Вернётся обратно. Примет факт, что я Романовский, потому что прикипела ко мне не меньше.
Вручив Анне папку, не сдержался, притянул её к себе — хорошо, что не оттолкнула — не обращая внимания на протяжные сигналы нетерпеливого таксиста. Вдохнув ставший родным тонкий прохладный аромат лаванды, я в который раз её попросил:
— Не руби сгоряча. Возвращайся в этот особняк в любой момент. Мой дом всегда открыт для тебя.
Тихий выдох, напоминающий насмешку, выдал её скептицизм. Защитный механизм моей хрупкой женщины, словно клинком без промаха ударил в сердце. Досада Анны, как по цепной реакции, передалась мне. Хреновая ситуация. Стоять на распутье двух дорог — худшее, что могло в итоге случиться. Её неверие настолько задевало, что мозг активно искал верный способ избавить чуткую натуру от терзающих сомнений.
Она отстранилась, я же в подтверждение своих слов извлёк из ящика комода запасной комплект ключей.
— Возьми.
— Не сдаёшь позиции? — проскользнувшая толика теплоты среди горечи в голосе обнадёживала, отчего с многократной уверенностью кивнул. — Упрямый мальчишка.
— Мы не прощаемся, Анна. Дом полностью в твоём распоряжении, я — тоже, — упорно не
отступал, пока ключи не переместились из её ладони в сумочку. — Будь осторожна на дорогах, за рулём.
******
Мой чёртов день взял не лучшее начало. Ровно девять на часах — в офисе отец ждал звонка.
Сложить один плюс один, чтобы понять, какая свирель из приближённых Аркадия Борисовича раскрыла клюв и довела его на ночь глядя до белого каления, оказалось проще простого. Слепая ярость родителя, обнаружившего с подачи не безызвестного Ярцева вопиющую утрату компании, меня совершенно не пугала. Не пугала и немилость, в которую я впал, лишившись наследного пьедестала Романовских, куда так резво метил Ярцев. Нихрена ему там не обломится, чего Евгений Павлович со всей его прозорливостью, за двадцать лет работы с отцом так и не понял.
Твёрдой рукой я удерживал трубку, когда набирал номер старшего Романовского. Ещё твёрже сказал: «Привет, отец», чем вызвал у него приступ бешенства и очень живо представил, с какой кровожадной ухмылкой он проорал:
— Какого хрена ты натворил с кадастровым инженером?!
— Сразу меня четвертуешь, папа? — немного остудил его пыл, чем дал понять: пришло время (за что отдельное thanks (спасибо) помощи посредника) перетереть нам по душам понятие «справедливость».
— Ты в курсе, что я узнал от Ярцева, а?! Что ты окончательно осел в «южных широтах» Москвино́й и отдал ей спорный участок?.. Ты там совсем, что ли, с катушек слетел, Макс?! — гаркнул отец, перейдя к непосредственной проблеме, наградив мои чувства к Анне неприятным эпитетом, и услышал спокойное в ответ:
— Не отдал, а помог узаконить границы. И не понимаю: по какому поводу ты сокрушаешься?
— По какому поводу?.. Ты совсем берега попутал?! — клацнул он зубами от злости, что аж в трубке лязгнуло.
— Боюсь, что их попутал ты, когда затеял с Ярцевым аферу с участком Анны.
— Что?.. — прозвучало как «гав» и отец задался недобрым вопросом, щедро отвешивая тактические упрёки: — Как ты мог поставить на кон интересы компании ради юбки в обход меня?! Меня, кто вырастил и поставил тебя на ноги?
Мой отец умел давить на нужные места, когда кто-то пытался освободиться из-под его контроля, вызывая сожаления о содеянном. Только никаких сожалений по поводу оказанного содействия Анне я не испытывал. Одно лишь разочарование, что мой отец в достижении собственных целей никого и ничего вокруг не видел.