— Да ла-а-адно, — протянул Черточка; его безупречно лазурный взгляд бегал от меня к мешочку. — Реально оно самое?
— Она самая, — подтвердила я.
Бандит поглядел еще раз на мешочек, который я держала в вытянутой руке, затем, скривив губы в усмешке, предложил:
— Ну, сама достань, докажь, что это та самая змейка. А то мало ли чего ты туда сунула.
Страх, брезгливость и отвращение перед ползучими проснулись; мои внутренности от напряжения будто в узел завязались. Я вышла из образа, и, прежде чем бандиты это заметили, снова вошла в него. Вернув Черточке ухмылку, я сунула в мешочек руку, но вместо того, чтобы взять змейку, просто дала ей возможность заползти на руку.
Это, конечно, было неприятно… мягко говоря. Мне пришлось абстрагироваться от реальности и окунуться в фильм, эпизоды которого я уже не раз воображала.
Блондинка, усмехаясь, достает змейку из мешка; та извивается яркой лентой между ее тонкими пальчиками.
— Ну, то, что она радужная, я вижу, — говорит Черточка, одинаково жадно глядя как на змейку, так и на молодую женщину, которая держит ее в руке. — Докажь, что ядовитая.
— Не здесь, — отвечает блондинка.
— Лады, отойдем, — соглашается Черточка.
Компания сворачивает в узкий переулок, и, как только все в него втискиваются,
блондинка поворачивается к телохранителю, не такому хорошему и надежному, как Серенький, и приказывает:
— Покажи.
Телохранитель не двигается с места.
— Обалдел? — вопрошает женщина; в ее голосе похрустывает лед. — Покажи, что яд действует.
Теперь все смотрят на телохранителя. Тот стоит столбом; его красивое лицо каменеет, одни только глаза остаются живыми — они становятся круглыми от удивления.
— Да, это не Серенький, — вздыхает блондинка. — Трусоват, туповат, не шибко надежен, да и бабник…
Черточка поддакивает:
— Ну. По мордочке слащавой сразу видать, что за тип.
— Что будем делать?
— Слышь ты, красавчик, — говорит бандит телохранителю, — или делаешь, как велела красотка, или получишь зарядик между ног. Обещаю, взбодрит. Ну?
— Не задерживай нас, — говорит блондинка.
Телохранитель делает к ней шаг, забирает змейку и, сделав ей неприятно, получает укус. Змейку возвращают в мешочек и передают Черточке.
Слащавый в упор смотрит на блондинку и едва ли зубами не скрежещет.
— Хорош лицом чернеть! — рявкает Черточка. — Такой кайф перепал, а ты еще и хмуришься, скотина!
Проходит еще немного времени, и телохранитель-красавчик оседает; его лицо становится красным, дыхание — тяжелым, движения — смазанными. Он пытается оставаться «в себе», но у него плохо получается. Блондинка подходит к смазливому, пытающемуся устоять на коленях, упирающемуся ладонями прямо в грязь, запускает пальцы в его волосы и, вынудив его запрокинуть голову, склоняется к самому лицу.
— Теперь я тебя поимею, Эттерик Руд, — шепчет она.
…Как и было условлено, агенты ждали нас в аэрокаре с определенным номером на аэроплощадке Мобры. Дотащить до аэроплощадки Руда в «радужном» состоянии мне помогли люди Папы.
Только оказавшись в салоне кара и услышав кодовое слово, я позволила себе выйти из роли крутой блондинки и протяжно выдохнуть. В этом долгом шумном выдохе уместилось многое: и утренний шок, когда я узнала, что переспала с Рудом, и напряжение, и усталость…
Аэрокар поднялся, и очень скоро Мобра осталась внизу и позади. Ко мне в салон вышла знакомая уже женщина-агент, что проверяла ферму. Поглядев на Руда в отключке, она сказала:
— Вы действовали не по плану.
Я промолчала: мне столько сегодня ночью пришлось лгать и выдумывать, что на объяснения просто уже не хватало слов.
— …Но так получилось даже лучше, — добавила она. — Папа-Тень, оказывается, питает слабость к девушкам. Флирт оказался действенным.
Я снова вздохнула. Знала бы она, чего мне стоил этот флирт…
— Вы выжаты, как лимон, — проговорила агентесса. — У нас есть комбокофе. Дрянное, в порошке, но все же. Хотите?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я с благодарностью посмотрела на нее, и женщина ушла заваривать мне кофе. Я же, откинувшись на сиденье, стала вспоминать сегодняшние вечер и ночь.
Руд должен был играть первую скрипку — договариваться с Черточкой, говорить с Папой; моя же роль сводилась к передаче змейки и поддакиванию. Но все пошло не так, я изменила сценарий, причем сделала это спонтанно, ничего заранее не спланировав. И не потому, что мне так важно было отыграться на Руде, а потому, что собственный сценарий показался мне куда убедительнее того, что придумали за меня.
К счастью, этому гаду-агенту хватило ума подыграть. Впрочем, был ли у него выбор? Ведь Черточка в случае его отказа применил бы оружие; такие, как он, не церемонятся.
Убедившись, что змейка та самая, Черточка доложил Папе, и тот велел доставить нам к нему. Нас ответили к кару, Руда запихнули куда-то в багажник, но тот под ядом от всего блаженствовал, так что и не заметил, наверное, неудобств. Меня, опять же, с завязанными глазами и связанными руками, а также в очередной раз ощупанную (ох уж этот обыск!), доставили в какой-то дом.
В доме Папа сразу же приказал освободить мне руки и снять повязку с глаз, после чего предложил присесть к нему на диван и пару часов разговаривал со мной. Этот жирный слизняк, как только увидел меня, так сразу и начал слюной исходить, и все норовил меня коснуться. Не думаю, что я настолько лакомый кусочек, здесь скорее дело в том, что он действительно падок на женщин, всех женщин. Он спрашивал, кто я такая, откуда, кто мой муж, чего хочу, как добыла змейку и где тот самый Серенький, которого не берут заряды. Я врала, врала, врала, но у меня, вроде бы, получалось естественно. И я тоже задавала интересующие меня вопросы, а также такие, которые помогли бы прослушивающим нас агентам узнать о Тенях больше.
Пару раз я чуть было не вышла из роли. Первый раз — когда Папа якобы случайно разлил мне на брюки вино, которым хотел меня напоить, и начал активно оттирать пятна (точнее, активно лапать меня), а второй — когда речь зашла о Неве. Я узнала, что Невид действительно связывался с Тенями в Мобре, хотел узнать, как, где и кому можно сбыть оружие. Нев мог и не знать, что люди на рынке, продающие простенькое оружие вроде пистолетов-парализаторов — Тени, так что доказательств того, что мой муж Тень или хочет пополнить их ряды, я так и не получила.
Папа поблагодарил меня за ценный подарок, сказал, что со мной приятно иметь дело, согласился о встрече с моим мужем, когда тот вернется, и намекнул, что в суровом северном краю надо быть рядом с по-настоящему сильными мужчинами (перефразирую: «Бросай мужа и будь со мной»). С повязкой на глазах и завязанными руками я покинула дом, где состоялась встреча, а потом люди Папы помогли мне дотащить Руда (он так и пролежал все время в багажнике) до аэротакси.
Сама встреча продлилась не так уж долго, но пока мы ехали туда-обратно, пока нас обыскивали-проверяли, прошло немало времени, и скоро уже над песками поднимется сияющий розово-желтый диск Ханзи.
Агентесса вернулась ко мне с маленьким одноразовым стаканом; присев на соседнее сиденье, она протянула мне его. Я взяла стакан и, несмотря на, что бурда в нем была очень горячей, сразу же сделала глоток.
— Вы себя очень натурально вели, — сказала женщина. — Заранее прорабатывали поведение и речь?
Я покачала головой.
— Импровизировали?
— Не-а, — ответила я, и еще прихлебнула комбокофе. — Просто это мое кино.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Что, простите?
— Это мое кино, — повторила я уверенно, окончательно сбив даму с толку. — И хэппи-энд в нем обязателен.
Несколько дней спустя агенты взяли Папу. Наверное, взяли еще и Черточку и других Теней — в детали меня не посвятили. Во избежание неприятностей на это время меня поселили в большом частном доме в Хасцене, под защитой. Я смиренно приняла это вынужденное заключение, и попросила лишь о том, чтобы меня избавили от общества агента Руда; как поступить с ним, я еще не решила, и пока хранила молчание о том, что он нарушил закон и воспользовался мной.