— Хватит, — повторила я, мотнув головой. — Хватит на сегодня крови и смертей. Ты выбрала исключительно хреновое время для своего перформанса, Нора, так что заткнись и дай сюда руки.
— Просто оставь меня тут! Почему все никак не могут оставить меня в покое? — закричала она, отбиваясь скользящими в крови ногами и разбрызгивая кровь по душевой занавеске и стенкам.
Я коротко раздосадованно выдохнула, едва увернувшись от особо меткого ее пинка, а потом дернула кран, включая холодную воду. На окровавленную омегу обрушился ледяной душ, и она взвизгнула, дернувшись назад, приложившись затылком о стену, но, видимо, не почувствовав боли. Впрочем, это все же немного охладило ее пыл, потому что она перестала сопротивляться, и мне удалось перетянуть бинтом сперва одну ее руку, потом вторую, после чего поднять их обе у нее над головой, чтобы кровь побыстрее перестала течь. Повезло, что она не успела порезать себя слишком глубоко, но даже в таком состоянии лучше было показать ее доктору. Хотя едва ли Тадли соизволит явиться сюда до утра. Мне кажется, даже если бы это был вопрос жизни и смерти, он не счел бы это достаточным поводом встать с кровати посреди ночи. Если, конечно, в качестве оплаты ему бы не пообещали юного омегу с большими голубыми глазами.
На несколько мгновений меня вдруг захлестнуло какой-то жгучей обреченностью и досадой на этот мир, его идиотские правила и эту беспросветную жестокость, с которой жизнь переламывала тех, кто послабее. Я столько недель не могла себя заставить просто поговорить с этой глупой девчонкой, которая нашла во мне идеальную грушу для битья, а теперь держала ее окровавленные руки, сидя вместе с ней под струями ледяной воды, и приходила к неожиданному в своей простоте выводу — все мы здесь были переломаны, искусаны и изуродованы. Только некоторые справлялись с этим через любовь, как Медвежонок, а другие — через грубость, агрессию и самоутверждение за чужой счет, как Нора. Да только вот сути и причины это не меняло. Как и того, что все мы завязли в беспросветном дерьме, которое никто из нас сознательно не выбирал.
Выключив воду, я устало откинула голову на стену, оглядывая дрожащую от холода и, кажется, постепенно приходящую в себя омегу. Только сейчас я обратила внимание, что, судя по всему, она не первый раз бралась за лезвие. Внутренняя поверхность ее бедер и руки были все испещрены тонкими белыми полосками старых заживших шрамов, кое-где пересекаемых более свежими, розовыми и темно-красными, рубцами. Осознавала ли она, что делает, или просто в этот раз зашла чуть дальше в своей неконтролируемой тяге к самоповреждению? Подняв взгляд, я увидела, что кровотечение почти остановилось, но Нора даже не пыталась отобрать у меня своих рук. Просто угрюмо смотрела в пол, свесив волосы перед лицом. Когда я отпустила ее, она зашипела от боли, а потом резко наклонилась вперед и ее вырвало какой-то белесой мутной дрянью. Я глубоко вздохнула и снова почувствовала острое желание закурить. Наверное, если бы не Йон и его антипатия к сигаретам, я бы точно вернулась к этой пагубной привычке.
Несколько минут мы сидели в тишине, которую нарушал только звук падающих с нашей одежды и волос капель воды. Потом Нора подняла на меня глаза и спросила:
— Зачем ты спасла меня? Ты же знаешь, что ты меня бесишь?
— Это совершенно взаимно, — не осталась в долгу я, пожав плечами. — Но, как по мне, это довольно хреновый повод, чтобы дать тебе умереть. И потом, ты пришла сюда, значит хотела, чтобы я тебя нашла и спасла. Может быть, подсознательно, но тем не менее. Было бы обидно стать тем самым очередным мудаком в твоей жизни, кто снова тебя подвел.
Омега странно всхрапнула, словно подавившись чем-то, и резко отвернулась.
— Я не знаю, зачем ты это сделала… или пыталась сделать, но это не выход. Точнее это тот самый выход, за которым ничего уже не исправить. И я не думаю, что ты на самом деле этого хочешь. Найди другой способ, ладно?
— Откуда ты вообще знаешь, чего я хочу? — огрызнулась Нора, прижимая к себе искалеченные руки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Но ты же здесь, — возразила я, поднимаясь на ноги. — Что-то в тебе хочет помощи и ищет ее. И значит не все еще потеряно. Помочь тебе дойти до твоей комнаты? Или хочешь остаться у нас? На кровать уже не влезешь, но могу устроить тебя на матрасе.
От моего предложения у нее глаза на лоб полезли, словно меньше всего в этой ситуации она ожидала, что я предложу ей переночевать в своей комнате.
— С чего ты взяла, что я вообще… Мне не нужна никакая сраная помощь! Ты можешь уже нахрен свалить отсюда?
— Не могу, — покачала головой я, складывая руки на груди.
— Перестань изображать из себя гребаную святую, Хана Росс! От твоей фальшивой доброты меня тошнит! — оскалилась она.
— Во-первых, если тошнит, лучше проблюйся прямо сейчас, тут легче замывать. Во-вторых, я не гребаная святая, просто ты сидишь в моей гребаной ванной. Мне и так за тобой тут грязь убирать завтра пол-утра, а я бы, поверь, нашла куда более интересное занятие. Если не хочешь спать у себя или у нас, отлично — можешь пойти и броситься под грузовик, только ведь мы обе знаем, что ни хрена ты этого не сделаешь.
— Сука, — выдохнула она, а я в ответ снова на пару секунд включила холодную воду, отчего омега вскрикнула и закрыла лицо руками, а потом внезапно сжалась в комочек, словно окончательно растеряв все силы. Тяжело вздохнув, я помогла ей выбраться из душа, и она уже не сопротивлялась, позволив мне обтереть ее полотенцем и потом повести за собой.
В коридоре мы столкнулись с Йоном, которого, видимо, разбудили все эти крики за стенкой. Альфа выглядел заспанным и встревоженным, и, кажется, сначала вообще не понял, что тут произошло.
— Я позабочусь о ней, — шепнула я ему. — Расскажи Ории обо всем, пожалуйста. Нужно вызвать Тадли, чтобы он ее осмотрел. Я перевязала ей руки, но нужно сделать все правильно, чтобы… чтобы не стало хуже. Она останется у нас до утра, мне так… будет спокойнее.
— Ты порядке, Хана? — Он перехватил меня за голову, с тревогой вглядываясь в лицо.
— Да, я… просто немного вымоталась, но все нормально. — Я улыбнулась и едва сдержала разрывающий рот зевок.
Альфа молча кивнул и, развернувшись, направился к лестнице, ведущей вниз, а я какое-то время смотрела ему вслед и даже не вполне осознавала, что улыбаюсь. Мне слишком нравилось ощущение, что я могу на него положиться и что он всегда встанет со мной плечом к плечу, какая бы ересь ни происходила в наших жизнях и насколько бы круто ни поворачивались события всего за пару часов.
— Тебе повезло с ним, — словно прочитав мои мысли, заметил Нора, когда я завела ее в нашу комнату и усадила на край кровати.
— Я знаю, — кивнула я, принявшись разбирать наваленные на старом матрасе в углу вещи. Мы использовали его в качестве своего рода склада для сумок и прочего хлама, но в целом он вполне еще годился для того, чтобы исполнять свою изначальную функцию.
— Сестренка, что случилось? — позвал меня нежный сонный голос, и я торопливо ответила:
— Все в порядке, малыш, спи. Нора сегодня переночует с нами, я просто сейчас ей постелю.
Не уверена, что он в полной мере осознал услышанное, но, успокоенный моим голосом, снова зарылся в одеяло и засопел.
— Мне… жаль, что с ним случилась эта хрень, — помолчав, тихо проговорила темноволосая омега. — Это было паскудно.
— Они получили по заслугам, а Медвежонок… Он очень сильный, и он справится с этим, — ответила я, подыскав в комоде относительно чистую простыню. — Еще одной подушки у меня нет, можешь подложить полотенце или какую-нибудь одежду под голову.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Дашь мне что-нибудь из вещей своего альфы? — усмехнулась та.
— Дам тебе по зубам, если продолжишь хамить, — беззлобно отозвалась я, а потом кинула ей свою чистую оранжевую толстовку с лисьими ушами. Нора, конечно, ее не поймала искалеченными руками, но потом кое-как скомкала и уложила себе под голову. Пальцы ее вроде бы слушались, и это было хорошим знаком, но я все-таки потом еще раз осмотрела ее руки, убедившись, что ногти не начали синеть и что бинты затянуты не слишком туго.