это обернётся для всей Фемискиры.
Фалестрида зло осмотрела всех:
— В случае мобилизации городскую охрану не трогайте! Нам важна личная безопасность. — Она закашляла. — К тому же, моя дочь там работает, я не хочу подвергать её опасности.
Орифия поднялась со стула и наклонилась в сторону Фалестриды:
— Очнись! Речь идёт о всём роде амазонок, который могут истребить грубые, глупые дикари! Ни одна из наших жизней не стоит целого рода!
Мирина поддержала Орифию:
— С такой логикой, как у Фалестриды, давайте тогда уж всех наших дочерей держать в домах под охраной! И что получится? Они даже топор будут не в силах поднять!
Фалестрида поняла, что своим призывом спровоцировала остальных на агрессию, но решила отстаивать свою позицию до конца — она думала о Киме:
— Конечно, Мирина, тебе хорошо: твоей дочери десять лет и её не отправят на войну, а моя Кима — одна из лучших воинов среди сверстниц, её поставят в первые ряды! Лучше неё, наверное, только её подруга Лика! Ты хочешь, чтобы их в одной яме похоронили в первый же вечер войны?
Мирина перешла на сорванный крик, больше похожий на истеричный:
— Ну простите, драгоценная Фалестрида, что мы легли под мужчин позже тебя! Ты же знатная мужелюбка! Наверное, будь твоя воля, ты из-под своего Македонского вообще не выползала бы!
Пенфесилия вопросительно взглянула на Мирину:
— Так, получается, Фалестрида действительно родила дочь от Македонского? От этого жестокого дикаря, который убил сотни наших девушек? Фалестрида? — она посмотрела на амазонку, — это правда?
— О-о-о, не просто родила — она назвала его лучшим мужчиной на свете! Ну, каково это было быть подвластной ему? Ты спросила у Климены? У Агавы? У Марпы? — Мирина специально надавила на больную тему для Фалестриды, перечислив самых измученных македонцами амазонок.
Фалестрида встала со стула и с силой ударила по столу:
— Вы никогда не поймёте мою любовь к Александру Македонскому! Я его любила несмотря ни на что! Я готова была ему многое простить — вам такую любовь никогда не почувствовать!
В зале воцарилась тишина, лишь кашель Фалестриды нарушал её. Амазонки переглядывались, понимая, что Фалестрида в порыве ярости явно наговорила лишнего. Мирина вытащила из ножен свой меч и показала его Фалестриде:
— Ты ведь помнишь, как наказывала амазонок, влюблённых в мужчин? Что, тебе это не касается? «Стрела из лука летит лишь в одну сторону — сам стрелок в безопасности» — так, кажется, говорила царица Марпесса про таких, как ты? Фалестрида?
Та уткнулась в стол и проигнорировала подругу. Её молчание всё объяснило — она признала поражение. Орифия вышла из-за стола:
— Я не вижу смысла держать возле царицы, как и возле нас, сентиментальную мужелюбку.
К ней подошли Пенфесилия и Мирина. Текмесса кинула на них взгляд, а затем прошла к Фалестриде, положив руку на её плечо:
— Я лучше умру вместе с тобой, чем всю жизнь буду бежать от правды. Ты — умница, что не побоялась признаться в любви к мужчине. Амазонкам нужны такие смелые девушки. А твоя забота о дочери меня воодушевляет. Я за тебя!
Ксанфа подошла к Фалестриде, показательно поглаживая рукоятку своего меча:
— Я убью за тебя и за твою дочь. Я с тобой.
Профоя с ненавистью взглянула на Мирину и подошла к Фалестриде:
— Наблюдая за тем, как ты ценишь и бережёшь свою дочь, я уверена, что и мои дочери будут в безопасности рядом с тобой. Я за тебя.
Пенфесилия посмотрела на Климену. Та встретила её взгляд и растерянно пролепетала:
— Я, да, я ни за кого, да. Я за мир, да.
— На войне нет мира! Война будет идти до истребления одной из сторон! Климена! — Пенфесилия протянула руку. Климена испуганно посмотрела на Фалестриду и прошла к своей возлюбленной.
— Простите, да… простите… — следом за Орифией, Мириной и Пенфесилией из зала вышла Климена, всё так же испуганно оглядываясь на Фалестриду.
Кима застала свою маму у дверей её дома, когда та возвращалась из дворца. Фалестрида была расстроенной и поникшей, на что Кима сразу обратила внимание.
— Привет, доченька, как ты? Как смена прошла? — Фалестрида прятала от неё свои глаза. Она отворила входную дверь и вместе с гостьей прошла в кухню.
— Привет! Как всегда, всё было тихо и спокойно, — Кима присела за стол и проследила, как мама наливала ей яблочный сок. — Скажи, что у тебя случилось? Ипполите стало хуже?
Фалестрида налила сок и себе. Взяв два стакана, она присоединилась к столу и растерянно взглянула дочке в глаза:
— Хуже не бывает. Прошли целые сутки, а Ипполита так и не начала есть. Она просто лежит и смотрит вверх… Ксанфа в бессилии разводит руками… — она была рада сместить разговор в нейтральную сторону, не рассказывая дочке о собственных проблемах — не хотела её расстраивать.
Кима призадумалась. Она переживала за жизнь царицы, но так как от медицины была далека, не понимала, чем может помочь:
— А если к ней римского врача доставить? Я думаю, их медицина лучше развита, чем наша. Хотя бы попробовать! — Она сделала глоток сока.
— Мы думаем над этим, — Фалестрида обхватила ладонь Кимы, — не переживай, наше племя справится. На днях мы организуем повторное посвящение Артумы в амазонки, чтобы она смогла взять управление Фемискирой на себя. — Она закашляла.
— Значит, всё-таки Артума… Я думала, управление племенем поручат тебе, ты ведь достойна этого! — Кима грустно опустила взгляд.
— Мы… мы решили выбрать Артуму. Так будет законнее, — Фалестрида закашляла ещё сильнее.
— Ты приболела? У нас с Ликой остались настойки от кашля, я могу принести их тебе.
Фалестрида улыбнулась заботливой Киме:
— Пока не нужно. Думаю, кашель скоро пройдёт. Как у вас с Ликой? Почему ты с ней не пришла?
— Она очень хотела спать, поэтому как переоделась и поела, сразу легла. Я тоже, как вернусь, лягу. Заходи к нам в гости! И настойки я всё-таки передам, попей обязательно, береги здоровье. — Кима сделала несколько глотков сока. — Я всё забываю отсюда свои