и, видя нас в вечерних туалетах, предлагает позвать этих господ всех сюда и устроить свой бал; не успел он докончить, как вбегает в залу полковник Зельмиц (он жил в одном доме с Мартыновым и Глебовым) с растрепанными длинными седыми волосами, с испуганным лицом, размахивает руками и кричит: «Один наповал, другой под арестом!»197
Заметим, Зельмиц не мог сообщить указанное известие раньше десяти вечера. О смерти Лермонтова могли сообщить после восьми, но об аресте участников «дуэли» – нет. Эмилия опять что-то «путает». Однако достоверно, что Верзилины, все красиво одевшиеся, оставались в доме все время, пока шла гроза. Это алиби для них. По воспоминаниям Эмилии получается, что в тот же день Михаил Васильевич Дмитревский рассказал им, что произошло. Кстати, передавая этот рассказ, Эмилия ошиблась в существенной детали, а именно: в том, что бандо было возвращено Быховец. На Дмитриевского, после того как Быховец заявила, что бандо ей никто не возвращал, легла тень: исследователи полагали, что он специально не вернул вещицу. Странно вообще, зачем Эмилии спустя годы передавать подробности дуэли со слов Дмитриевского: ведь ей наверняка рассказывали свои версии и непосредственные участники. Она же упомянула со ссылкой на Глебова лишь сказочную сцену с его многочасовым сидением под дождем…
Опрос Мартынова, Глебова и Васильчикова начался только 17 июля, потом были опрошены слуги и госпожа Верзилина (хозяйка дома). Все. Больше показаний никто не давал.
Впрочем, те, кто и мог бы что-то сказать, предпочли молчать. Вероятно, догадываясь, какая игра идет. Удивляет поверхностный осмотр врача И.Е. Барклая де Толли. Усиливает недоумение один момент, на который обращает внимание О.Н. Шарко: буквально через неделю после смерти Лермонтова в Пятигорске умирает пятидесятисемилетний врач Иустин Евдокимович Дядьковский, профессор Московского университета с 1831 года по 1836 год, привезший Лермонтову летом 1841 года письма от Е.А. Арсеньевой. Причина смерти – неверная дозировка лекарства.
Встречи И.Е. Дядьковского и М.Ю. Лермонтова, произошедшие за несколько дней до убийства Лермонтова, описывает Н. Молчанов, живший вместе с Дядьковским: «Иустин Евдокимович сам пошёл к нему и, не застав его дома, передал слуге его о себе и чтоб Лермонтов пришёл к нему в дом Христофоровых. В тот же вечер мы видели Лермонтова. Он пришёл к нам и всё просил прощенья, что не брит. Человек молодой, бойкий, умом остёр. Беседа его с Иустином Евдокимовичем зашла далеко за полночь. Долго беседовали они о Байроне, Англии, о Беконе. Лермонтов с жадностью расспрашивал о московских знакомых. По уходе его Иустин Евдокимович много раз повторял: «Что за умница».
На другой день поутру Лермонтов пришел звать на вечер Иустина Евдокимовича в дом Верзилиных, жена Петра Семёныча велела звать его к себе на чай. Иустин Евдокимович отговаривался за болезнью, но вечером Лермонтов его увёз и поздно вечером привёз его обратно. Опять восторг им:
– Что за человек! Экой умница, а стихи его – музыка; но тоскующая». <…> …Иустин Евдокимович, видимо, в разговорах с официальными лицами, занимающимися расследованием убийства, …категорически не соглашался с версией «убийства на дуэли» Михаила Лермонтова, – и тем самым стал …весьма и весьма опасен… «Нет человека – нет проблемы»… Он был похоронен на старом пятигорском кладбище, недалеко от места первого захоронения великого Поэта…198
В каком гостеприимном доме заслуженный врач-ученый принял несовместимую с жизнью дозировку лекарства?..
Великая заслуга в том, что дело о дуэли быстро фабриковалось и велось в нужном русле, принадлежит начальнику штаба войск Кавказской линии и Черномории полковнику А.С. Траскину. Ранее приводились выводы В.С. Нечаевой, из которых следует, что Траскин знал о надзоре над Лермонтовым, содействовал его осуществлению, организовал следствие и консультировал «секундантов» по поводу «дуэли». По правилам дуэли должны быть парные пистолеты, специально подготовленные; если бы в деле «нарисовался» пистолет Мартынова, из которого действительно был произведен выстрел, о сценарии «дуэли» можно было бы забыть сразу. Поняв, что в деле отсутствует оружие (!), Траскин и В.И. Ильяшенков способствовали приобщению к делу пистолетов «Кухенройтер», не имеющих к дуэли, как уже говорилось, никакого отношения. Но наспех схваченные «Кухенройтеры» могли опять испортить весь сценарий, и тогда «Ильяшенков организовал замену вещественных доказательств»199, приобщив к делу некие другие пистолеты, («принадлежащие убитому на Дуэли Поручику Лермонтову, из которых он стрелялся…»200), которые потом вообще растворились в воздухе. Но это уже было не важно: как только дело было передано в военно-судную комиссию, Траскин способствовал его прекращению. С.И. Недоумов, исследуя роль Траскина в деле о «дуэли», пишет:
Важные сведения о Траскине содержатся в статье С.А. Андреева-Кривича «Два распоряжения Николая 1-го». <…> …Андреев-Кривич считает участие Траскина в преддуэльной интриге вполне вероятным. «Прекрасно сообразив, – пишет он, – еще в предыдущем, 1840 г., что значило распоряжение определить Лермонтова в Тенгинский полк, Траскин имел полную возможность быть весьма деятельным в отыскании тех средств, которые отвечали бы намерениям царя относительно поэта»… <…>
…Траскин как нельзя более подходил для проведения любой интриги201.
Но опять же подчеркнем, что Траскин – не более как исполнительная фигура в большой игре. Без сомнения, он был с единомышленниками и помощниками. Э.Г. Герштейн писала:
По свидетельству П.К. Мартьянова, ссылавшегося на рассказ московского полицеймейстера Н.И. Огарева, история с пропавшим пакетом была выдвинута непосредственно после дуэли жандармским полковником Кушинниковым, который состоял для особых поручений при начальнике петербургского жандармского округа, был послан в Пятигорск весной 1841 г. для тайного наблюдения и вернулся оттуда в Петербург осенью того же года. Он принимал непосредственное участие в работе следственной комиссии о дуэли. По словам Огарева, Кушинников тогда же послал соответственное донесение Дубельту.
Интересно, что Н.П. Раевский, бывший в Пятигорске во время дуэли, упомянул в своих позднейших воспоминаниях, что Кушинников негласно руководил показаниями свидетелей: «Кушинников сам своими советами помог нам выгородить Марию Ивановну (Верзилину. – Э.Г.) и ее дочерей»202.
Е.И. Яковкина об А.Н. Кушинникове пишет:
Что касается Кушинникова, то он осуществлял на Кавказских Минеральных Водах «тайный надзор», который был введен здесь с 1834 года. Для этого Кушинников и был командирован из Петербурга еще в апреле того года.
Кушинников, вероятно, уже через несколько минут знал о приезде известного, но опального поэта. Тот самый «тайный надзор», который входил в его обязанности, несомненно, был установлен за жилищем поэта. Это тем более вероятно, что у Лермонтова бывали не только те молодые люди, ради которых и был установлен специальный надзор, но и декабристы.
У Кушинникова была, конечно, своя агентура для непосредственного наблюдения за «подозрительными» лицами. В практике жандармерии было обычаем привлекать хозяев к слежке за жильцами. Вспомним, например, жену надворного советника Кугольта. В 1834 году у нее в Пятигорске жил на