потревоженные кусты снова раздвинулись, пропуская неопрятно одетого бородатого мужика с окровавленным ножом, а потом с шелестом сомкнулись снова, отрезая нас троих от остального мира.
– Ах ты, щенок! – замахнулся преследователь, подцепляя беглеца за ворот широкой ладонью. – Я тебе покажу, как кусаться! Щас ты у меня…
Мальчишка тоненько вскрикнул, зажмуриваясь, чтобы не видеть, как опускается на его горло широкий нож, мужик осклабился, а я буквально вскипела от бешенства.
Да, я не убийца. Я не люблю вида крови, не переношу шумных схваток и стараюсь не встревать в чужие разборки до тех пор, пока они не коснутся лично меня. Но и тогда стремлюсь как можно быстрее скрыться, потому что понимаю, что недостаточно жестока для того, чтобы хладнокровно перерезать чью-то глотку. Даже если передо мной – закоренелый рецидивист и безжалостный убийца.
Это не мое, это неправильно и плохо сочетается с нашим кодексом – да-да, даже у воров есть свой кодекс, – однако сейчас, при взгляде в полные безумного страха глаза незнакомого мальчишки, у меня что-то заледенело внутри. А потом я, кажется, зарычала. После чего просто прыгнула вперед, напрочь позабыв и про висящие у пояса кинжалы, и про то, что мужик был втрое шире меня и почти на голову выше; про свое нежелание вмешиваться и даже то, что я хотела до последнего остаться в стороне. Обо всем сейчас позабыла, кроме того, что однажды такой же вот нелюдь едва не убил и меня, но из-за Мышонка… моего единственного друга в шайке цыганки Ниты, позорно промазал. А удар, что должен был бы прийтись на мое горло, по самую рукоять вошел в грудь худенького парнишки, который не пожелал оставаться в безопасности и оттолкнул свою маленькую подружку в сторону. Каких-то десять лет назад…
Я с размаху ударила бандита раскрытой ладонью, на пальцах которой вдруг показались устрашающие по длине звериные когти, и проводила глазами отлетевшую голову.
Подонок… чтоб ему в мире теней никогда покоя не найти.
Обезглавленное тело целую секунду еще стояло, а затем плавно завалилось навзничь, пачкая свежую траву подозрительно темной кровью.
Спасенный мною мальчишка испуганно всхлипнул и затих, но я не дала ему времени опомниться – подхватила на руки и, крепко прижав к груди, понесла прочь, пока его не нашел кто-нибудь еще. Я даже не думала, что среди караванщиков есть хоть один ребенок! Но, видимо, купец взял с собой не только невестку, но и маленького внука, который каким-то чудом сумел удрать из охваченного безумием схватки лагеря. Да еще по пути укусил одного из нападающих, попытавшегося его перехватить.
– Мама… – прошептал вдруг пацан у меня над ухом.
– Все хорошо, – быстро сказала я, возвращая руке нормальный вид и настороженно оглядываясь. – Мы найдем твою маму. Обещаю. А сейчас побудь здесь, пока я…
Ночной лес в третий раз прорезал пронзительный женский крик. Причем раздался он не из лагеря, а почти от самой воды, куда несчастную женщину то ли приволокли за волосы, то ли сама убежала, но была настигнута.
– Мама! – заплакал мальчишка и до боли вцепился в мою ладонь, глядя снизу вверх перепуганными глазищами.
Я до скрипа сжала зубы и скинула с плеч теплый плащ, закутав его до самого подбородка, а затем властно подтолкнула к своему недавнему убежищу.
– Никуда не уходи, понял? Спрячься под кустом, накройся и сиди тихо, пока все не уляжется. Маму твою найду. Вернусь, как только смогу. Хорошо? Только чтоб как мышь мне!
Он быстро-быстро закивал, одновременно утирая градом катящиеся слезы, а я стрелой сорвалась с места, метнувшись на шум со всей возможной скоростью, искренне надеясь на то, что молодую женщину не убьют сразу, а постараются оставить на сладкое. Трог сказал, что Зита довольно красива для худосочной ларусски, изящная, ладненькая, а значит, жадные до женского тела разбойники мимо не пройдут. Снасильничать, правда, могут и сразу, не дожидаясь окончания схватки, но надеюсь, что успею найти ее раньше.
На пологий берег я вылетела разъяренной фурией – всклокоченная, с развевающимися от бега волосами, в темноте похожими на злых черных змей. С люто горящими глазами и острыми когтями сразу на обеих руках.
Да, я не убийца, это правда, но сейчас мне как никогда хотелось крови. В кои-то веки хотелось убивать, да не просто так, а страшно, холодно, без всякой жалости. И желание это было так сильно, что его не остановило ни мое собственное отражение, мельком проскочившее в реке, ни встречный ветер, жестоко выворачивающий веки, ни пятеро оскалившихся уродов, как раз закончивших резать одежду на потерявшей сознание девушке.
Одного я разорвала прямо на ходу, превратив этого похотливого козла в кучу смердящих ошметков. Остальные мигом бросили обмякшую добычу и попятились в сторону леса – одинаково грязные, встревоженные и уже далеко не такие бравые, как секунду назад. У двоих в руках мелькнули мечи, уже успевшие испить чьей-то крови, еще двое схватились за ножи.
– Ш-ш-то? – прошипела я, демонстративно приподнимая жутковато изменившиеся руки. – С-страш-шно? Небос-сь, девку за косу тас-с-кать было вес-с-село! А теперь вам не уйт-ти-и!
– Нежить! – шарахнулся один из разбойников и, неожиданно развернувшись, задал стрекача. За ним, будто привязанные, кинулись бежать еще двое, тогда как третий – самый здоровый и крепкий, с полубезумным ревом прыгнул в мою сторону, размахивая ножом, словно сумасшедший мясник.
Я проворно отскочила и, пропустив громилу мимо себя, безжалостно ударила его когтями поперек позвоночника, хладнокровно перерубая кожу, мышцы и кости чуть пониже груди. С удовольствием ударила, чего уж скрывать, мстительно, зло – для тех, кто способен мучить беззащитную девчонку на глазах у ее малолетнего сынишки, не нашлось во мне ни жалости, ни прощения.
Громила всхлипнул и прямо на бегу рухнул лицом вниз, загребая скрюченными руками землю. Он был уже неопасен – с перебитым хребтом не живут и не мстят, поэтому я не стала задерживаться, а, принюхавшись, плавно двинулась в сторону исчезающей троицы, которая отчего-то решила (наивные, да?), что сможет укрыться от меня в лесу.
Но мое вмешательство тут не потребовалось – едва они, оглашая ночь истеричными воплями, достигли спасительных зарослей, там промелькнуло гибкое черное тело, свернули золотистыми звездами чьи-то большие глаза, а затем…
Признаться, я никогда не видела, чтобы живое