— Какая ты хорошенькая, киска, — говорит она и гладит меня по спине. — Как тебя зовут? А меня зовут Гретхен. Я бы хотела завести свою кошку, но это невозможно. У меня нет денег, чтобы покупать ей еду и засыпку для туалета, и еще придется платить ветеринару.
Я трусь об ее ноги, купаясь в блаженстве.
Она долго гладит меня и нежно чешет за ушком, и ее лицо постепенно делается спокойней. Я отлично умею читать человеческие лица, моя мать научила меня этому искусству. Я трогаю лапкой коленку Гретхен, и она берет меня на руки.
— Да ты тяжелая! — Она задумчиво гладит меня, перебирает пальцами густой мех. — С виду ты вылитая сиамка, киска, но кто ты на самом деле?
Она слишком много говорит. Может быть, старуха запрещает ей болтать в доме, и потому она разговаривает со мной? Я сворачиваюсь в клубок на ее коленях и мурлычу. Это не моя рабыня, но с ней хорошо, потому что она теплая и мягкая и лепечет в темноте ласковым голосом.
Но тут старуха резко открывает дверь, и нас заливает ярким электрическим светом.
— Марш домой и немедленно прогладь простыни! Из-за тебя я не могу лечь в постель, а мне вставать в восемь утра!
— Но я думала…
— Надо же, она думала!..
— Извини меня, мама, — лепечет Гретхен. Это ее постоянные жалкие слова, словно беспомощный писк котенка. Старуха уходит в дом, но Гретхен не хочет со мной расставаться.
Она говорит:
— Моя мать никогда не позволит мне держать в доме кошку. Видишь ли, киска, у меня скоро будет маленький, а она сказала, что кошка и младенец — это слишком жирно для такой дуры, как я. Но это все неправда. Она и раньше не разрешала мне завести кошку… Но может, мы еще увидимся, хорошенькая киска?
Она гладит меня в последний раз, снимает с колен и уходит. Я возвращаюсь к своему дому и начинаю скрести входную дверь. Никто не приходит. Тогда я снова залезаю на дерево и принимаюсь мяукать своим знаменитым сиамским мявом.
Мои рабы сразу просыпаются.
Женщина говорит:
— Это она. Пойду открою дверь.
— У тебя такой голос, словно тебе вовсе не хочется.
— А что еще мы можем сделать? Не оставлять же ее на улице всю ночь. У нее тоже есть чувства, если верить тому, что написано в брошюре.
— В конце концов, мы не обязаны держать ее в доме. У нас есть право вернуть ее для дезактивации.
— Ты хочешь сказать, для повторной эвтаназии?
— По-моему, это именно то, чего ты сама желаешь. Скажи мне честно, что ты думаешь?
— Я думаю, что Неферити на самом деле умерла. Это не она.
— Тогда нам следует вернуть ее.
— Нет-нет, мы не можем сделать ничего подобного, дорогой, — вздыхает женщина. — И все-таки я никогда не смогу полюбить ее, она кажется мне такой… механической.
— Разумеется, она механическая. Заводная кошка с мозгами на микрочипах.
— Я спущусь вниз и открою дверь. Она ведь тоже страдает, на свой собственный лад.
Что такое эвтаназия?
Это они про меня? Они хотят от меня избавиться?
Я отворачиваюсь от двери и бегу прочь. У меня длинные, быстрые, сильные ноги. Мне совсем не нужна еда. Я не боюсь ни людей, ни собак, ни больших котов.
Я живу без крыши над головой. Я прячусь в зарослях сорняков, под верандами, в чужих садах. Дни сменяются ночами, они приходят и уходят, и это длится долго-долго. По ночам теперь холодно, а иногда даже днем. Впрочем, меня это почему-то не очень беспокоит.
Я скучаю по своим рабам. Никто не ласкает меня — только иногда маленькие дети или пожилые женщины, если увидят меня на улице. В редкие солнечные дни я люблю подремать или просто понежиться на чьем-нибудь пустом заднем крыльце, но большую часть времени я наблюдаю. Я учусь.
Я была очень глупая, когда болела, и до этого тоже. Я изменилась, когда стала сильной. Я думаю, что теперь я такое создание, которое называют роботом. Но когда-то раньше я была Нефертити, и есть во мне нечто такое, что по-прежнему нуждается в любви. Любовь — это больше, чем случайное блаженство, когда чужой вдруг берет тебя на руки и ласкает. Я хочу, чтобы у меня был свой раб. Человек, который меня любит, который принадлежит мне и только мне.
Поэтому я возвращаюсь к моему бывшему дому, где живут мои рабы. Я забираюсь на дерево и заглядываю в полуоткрытое окно спальни. На большой кровати, в самом центре, сидит маленький белый котенок и самозабвенно вылизывает лапку. Я издаю ужасное шипение. Котенок смотрит в окно, видит меня и на секунду замирает. Потом он в панике прыгает на пол и спасается бегством.
Я продолжаю сидеть и наблюдать. Через несколько минут в спальню входит моя рабыня. Она принесла белого котенка назад и теперь ласково почесывает ему брюшко. Котенок разомлел, его глаза полузакрыты. Он думает, что женщина принадлежит ему.
Я долго наблюдаю за этой сценкой. Я вне себя от горя и ярости. Наконец я слезаю с дерева и ныряю в кусты. Я ухожу прочь от своего бывшего дома. За мной увязалась немецкая овчарка и принюхивается, но я ужасно гневаюсь, и пес трусливо убегает.
Молодая женщина, которую я видела раньше, по имени Гретхен, сидит сгорбившись на заднем крыльце соседнего дома и дрожит от холода. Увидев меня, она поспешно встает и семенит навстречу. Я вижу, что она толстая, как это всегда бывает у человеческих женщин, которые со дня на день ожидают приплода.
— Здравствуй, хорошенькая киска! Я думала, ты живешь в соседнем доме. Можно тебя погладить?
Она гладит меня и гладит, и блаженство заполняет мое тело горячей волной. Я громко мурлычу и вальсирую вокруг Гретхен, потираясь об ее ноги то одним боком, то другим.
— Ты бродячая киска, верно? Ах ты, бедняжка. Посмотри, в твоей красивой шубке полно репьев!
Гретхен устраивается на, крыльце, берет меня на колени и начинает вынимать колючки из моего густого меха. И она непрерывно болтает:
— Как бы я хотела, киска, чтобы ты могла остаться и жить со мной. Но мать тебя убьет. Иногда мне кажется, что она готова убить меня. Или моего ребенка. А муж от меня сбежал. То есть он должен был стать моим мужем… Я думаю, родители нарочно отослали его в военную школу.
Я слушаю болтовню Гретхен, хотя ее слова почти ничего для меня не значат. Но я вижу, что она очень печальная и что старуха ее бьет. Это я знаю точно, потому что под одним глазом у нее огромный лиловый синяк. Я уже видела такой у моего раба, когда он явился домой весь избитый. Другой мужчина накинулся на него в темном месте, поколотил и отобрал все наличные деньги. Деньги очень ценятся у людей, из-за денег они иногда даже убивают друг друга.
— Мы бы прекрасно жили вместе, хорошенькая киска, но моя мать непременно скажет, что нужно иметь слишком много денег, чтобы тебя содержать. — Она тяжело вздыхает. — Если обед будет еще не готов, когда она вернется, то мне придется несладко. Особенно если она пропустит стаканчик на дорожку! Ты уж лучше держись подальше от этого дома, киска.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});