— Плохая киска! — верещит рабыня. — Плохая!
До меня наконец доходит. Она расстроена, потому что я разбила окно. Но ведь это мой дом, как она смеет возражать?
Когда мужчина возвращается, они вместе призывают какого-то человечка в грязной одежде, который принимается вставлять в оконную раму новое стекло. Я замечаю на штанинах пришельца волоски кошачьей и собачьей шерсти и подхожу понюхать. Но сколько ни принюхиваюсь, не могу учуять никакого запаха.
— Думаю, нам все-таки следует выпустить ее на прогулку, — говорит мой раб.
Рабыня не говорит ничего. Она просто открывает дверь. Я сижу и смотрю на эту открытую дверь. Очень плохо дать повод рабам подумать, что они имеют право мне что-то позволять или нет. Но солнечный осенний денек неудержимо манит меня, и я все-таки отправляюсь прогуляться.
Я гуляю долго. Гоняюсь за опавшими листьями, птицами, бурундуками и напоследок — за собакой. Это наглый пес, немецкая овчарка, и принадлежит он старшей из двух вопящих по соседству женщин. Мерзавец приохотился рычать на меня и заступать мне дорогу, когда я была больной и слабой и не могла защищаться.
Увидев меня, он поспешно заступает мне дорогу и громко, насмешливо гавкает. Когда я в ответ страшно распушаюсь, он демонстрирует, что собирается прыгнуть на меня, и угрожающе рычит.
Но я опередила его.
Я прыгаю первой и с наслаждением запускаю свои острые зубы в наглую собачью морду. Пес с визгом падает на землю и начинает кататься и трясти головой, пытаясь сбросить меня, но я сильная, цепкая и очень, очень умная.
И я удержалась.
Я еду на нем верхом полдороги до дома его хозяйки и спрыгиваю только тогда, когда мне это вконец надоедает. Все равно он слишком большой, чтобы его можно было съесть.
Уже наступает ночь, но я совсем не устала. Кажется, я никогда не устаю с тех пор, как избавилась от своей болезни. Но мне становится любопытно, что там без меня поделывают мои рабы. И возможно, я чувствую себя слегка одиноко.
Поэтому я забираюсь на дерево, которое растет возле окна спальни моих рабов. Я знаю, что оно даже выше окна, поскольку видела это дерево каждый раз, когда отдыхала на их кровати. На одной из его ветвей застряла маленькая красная ленточка, так что я не могу ошибиться.
Я сижу на ветке и жду, и вот они наконец появляются в спальне и снимают свои верхние шкуры, как это принято у людей. Мне всегда казалось странным и немного забавным, что люди имеют привычку носить на себе дополнительные шкуры. И мне всегда очень нравилось тщательно эти шкуры обнюхать, а потом, быть может, развалиться на них и чуток подремать.
Рабы ложатся в постель и сразу начинают возиться. Дурацкая борьба, которая, как мне кажется, имеет какое-то отношение к спариванию, но поскольку вслед за этим у них никогда не рождаются котята, я точно не знаю.
Когда они успокоились, мужчина говорит:
— Надо бы впустить кошку.
— Ты думаешь? Она не просилась домой. Может быть, она убежала?
— Ты говоришь так, словно хочешь, чтобы она убежала!
— Послушай, Боб, в ней что-то ужасно неправильное. Это не наша Нефертити, это… Вещь! Настоящий монстр!
— Теперь ты уже готова вылепить из нее чудище Франкенштейна? Дорогая, это просто кошка. С искусственным телом, да, но индивидуальность у нее самая натуральная. По существу и во всех отношениях это наша Нефертити. Наша старая любимица, только моложе и сильнее.
— Вот это самое «сильнее» и не дает мне покоя! Сегодня, когда она вдребезги разбила окно, я начала бояться: а что она может сделать с нами, если разозлится?..
— Дорогая, ты же читала статью в газете. Они не нападают на людей. Их индивидуальные матрицы, на которые переписано сознание обычных кошек, включают в себя подчинение. Они воспринимают своих хозяев как животных ранга альфа. Не зафиксировано ни одного случая, чтобы роботизированный кот атаковал хозяина, а сколько их уже продано?
— Тогда почему ты согласился со мной, когда я предложила, чтобы она ночевала за дверью вместе с собакой?
— По-моему, нам пора спать. Потребуется какое-то время, чтобы заново привыкнуть к ней, только и всего. Нефертити по-прежнему любит нас, я уверен, а тебе, наверное, придется немного постараться, чтобы полюбить ее снова.
Они затихают. Я чувствую себя так, словно опять старая и больная, только боль теперь гнездится где-то глубоко в груди. Они не любят меня.
Как же я смогу выжить, если мои рабы меня не любят?..
Женщина зашевелилась, натягивая на себя одеяло.
— Предположим, — говорит она, — что у нее дефект в шасси…
— Какой дефект? Она ведет себя точно как Нефертити.
— Но она сильнее. Она гораздо сильнее, чем обычная кошка. В брошюре об этом ничего не говорится, и ветеринар нас тоже не предупреждал.
— Ты думаешь, это дефект?
— Наверное, у меня разыгралось воображение, — вздыхает она. — Ночью у страха глаза велики. Все выглядит намного хуже, чем днем.
Я сижу на дереве, скорчившись, и смотрю, как проходит ночь. Свет молодой луны очерчивает контуры листьев вокруг меня. В груди у меня холодно, и я чувствую себя очень одинокой. Я думаю о том, чтобы заплакать, как я делала, когда была маленьким котенком. Тогда, может быть, придут мои рабы и приласкают меня. Когда я была котенком, очень давно, я забралась на это самое дерево и не могла спуститься. Они раздобыли лестницу и сняли меня с ветки. И они ласкали меня, и рассказывали мне, какая я красавица, шелковистая и элегантная.
Но теперь я не могу плакать.
Ночью все выглядит гораздо хуже, чем днем.
Я почти заснула, сидя на этом дереве, но из соседнего дома снова понеслись крики и вопли.
Старшая женщина вопит:
— Убирайся из моего дома, грязная шлюха! Ты мне больше не дочь!
Я слышу звук, который бывает, когда один человек бьет другого ладонью по щеке.
Молодая жалобно вскрикивает:
— Пожалуйста, мама! Пожалуйста! Извини меня!
Дверь на их заднем крыльце открывается, бросая в темноту длинный луч света, и снова становится темно. Но я вижу, что на ступеньках кто-то сидит.
Я спускаюсь с дерева, бесшумно пробираюсь через траву и легонько касаюсь боком ее ноги. Она поднимает голову и смотрит на меня красными опухшими глазами. Такие глаза были у моей рабыни, когда они отвезли меня в тот последний раз к доктору.
— Какая ты хорошенькая, киска, — говорит она и гладит меня по спине. — Как тебя зовут? А меня зовут Гретхен. Я бы хотела завести свою кошку, но это невозможно. У меня нет денег, чтобы покупать ей еду и засыпку для туалета, и еще придется платить ветеринару.
Я трусь об ее ноги, купаясь в блаженстве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});