С серьезным видом он запустил руку в карман коротковатых портов, долго там ковырялся и протянул мне на ладони серый речной камушек.
— От рогатки, — последовало пояснение.
«Ты свихнулась? — обалдела темная магия. — Хватай мальчишку, будет нам счастье. Смотри, какой смышленый! Из рогатки стреляет, значит, сам себя прокормит».
— Идет, — улыбнулась я, проигнорировав инстинктивное желание заграбастать маленького темного прислужника.
Он приблизился ко мне и с самым серьезным видом отдал камушек.
— Только пусть в этот раз дядька замолчит хотя бы на пару дней. Мама будет очень-очень рада.
— Договорились.
Тут входная дверь осторожно приоткрылась. Мирн сунул нос в щель и позвал громким шепотом:
— Мелкий, ты чего тут пристыл? Повозка уедет, один останешься.
С каждым произнесенным звуком его голос становился тише. Мирн откашлялся, ещё не подозревая, что через пару часов снова не сможешь ни петь, ни говорить.
Вряд ли после пришествия безголосого Мирна с племянником меня по-прежнему ждали на утреннике Эбби. Не после того, как она с непроницаемой физиономией, чеканя шаг, сбегала их холла. Конечно, чужие кислые мины всегда понимали настроение, но были дела и поважнее. Я хотела проверить газетные объявления о продаже разорившихся торговых лавок под магическую мастерскую в столице. Провинцией я уже насытилась до конца жизни.
В библиотеке, как всегда было очень тихо. Хранители при моем появлении услужливо придержали дверь, открыли крышку постового ящика, напоминающего высокий сундучок. Пока я выбирала нужные газеты, они ластились к ногам, раздували юбку и вообще вели себя, как очень ласковые котята.
— Нечисть, ты заболела? — прямо спросила я. — На тот свет всем коллективом отходите? С чего вдруг такие милые?
Объяснить человеческим голосом бестелесные создания, конечно, не могли, поэтому выхватили у меня из рук газету.
— Святые демоны, лучше бы не спрашивала…
Я попыталась газету поймать, но та, расправив крылья-листы ринулась за книжные шкафы, теряя по дороге вложенные между страниц картонные карточки с разными объявлениями. Ругаясь сквозь зубы, я завернула в дальний угол, куда разве что в пьяном состоянии забредал Вайрон. Здесь на одной из полок вместо книг ровным рядом выстроились пузатые пустые бутылки из-под крепкого алкоголя, подозреваю, что кузеном припрятанные.
Похоже, библиотечные духи услышали разговоры о переселении в дедовский кабинет помершего Догера. Посовещались, спросили друг у друга, чем они хуже какого-то приблудного мэра, и немедленно пожелали переехать в местечко поспокойнее библиотеки. У пресветлого, естественно, целыми днями по полкам гонять не придется, можно тихонечко дремать в ящике письменного стола и изредка для острастки хозяина безобразничать. Цветочек с подоконника сбить, книжки подрать, чернила пролить. В общем, такой курорт для нежити.
— То есть вы тоже решили невзначай переехать к Парнасу… Совсем, нечисть, страх потеряла?!
В ответ невидимые хулиганы принялись драть газету. Рвали ее полосками и клочками, парочку швырнули мне в лицо.
— Развею к демонической бабушке, потом пепел по углам развею! А тебя, господин рыцарь, засыплю обратно в доспехи! — процедила я сквозь зубы и продемонстрировала заклятье, облизывающее пальцы черным полупрозрачным дымком.
Уничтожение газеты мигом прекратилось, и мне с большим пиететом была возвращена четвертушка разворота. На ней был напечатан глаз и вихор его величества, а с другой стороны, как ни странно, сохранилось целых два объявления о продаже недвижимости. Пожалуй, только это обстоятельство спасло нежити загробную жизнь.
— И приберитесь здесь! — цыкнула я, указав пальцем на усеянный газетными обрывками пол. — Немедленно!
Пытаясь выпрямить газетный клок, я завернула за стеллаж и наткнулась на Калеба. Вообще, он сидел за письменным столом, изучал какие-то фолианты и даже не заметил, что на него тут невеста почти наскочила. Сама от себя не ожидая, я дернулась обратно за стеллаж и, лишь спрятавшись, пришла в себя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Какого демона я прячусь? Подумаешь, поцеловались. Может, я была единственной чародейкой на семь королевств, которая в двадцать лет ни разу по-настоящему не целовалась. И что? Так сказать, получила недостающий жизненный опыт. Большое дело!
— Калеб, ты здесь! — раздался в глухой тишине библиотеки сладкий голосок Люси.
— Здравствуй, Люсиль, — с бархатистым перекатом, словно специально припас для нее мягкие интонации, произнес он.
Встрепенувшись, я высунулась из-за книжного шкафа. Калеб сидел спиной и разглядеть его лицо не удавалось, только затылок с дурацким пучком, из которого торчала костяная шпилька. Зато Люси улыбалась чарующей улыбкой, в детстве влюблявшей в себя всех без разбору взрослых.
— Говорят, ты обо мне спрашивал?
А ты, конечно же, не преминула прибежать! В груди, где-то в районе солнечного сплетения, вдруг зажглось незнакомое чувство. От него бросало в жар и очень хотелось проклинать всех, кто смел приближаться к мужчине, обещанному мне.
Сжимая до побелевших костяшек книжную полку, я принялась глубоко дышать и по очереди вспоминать пятнадцать проклятий. На пятом в голову пришла трезвая мысль: что я делаю? Как ревнивая дурочка, шпионю из-за шкафа за женихом, которого сама же приворожила к хорошенькой кузине, и злюсь, злюсь, злюсь…
Взгляд упал на книжные корешки. Названия на них, обычно поблескивающие голубоватым мерцанием, напрочь потухли и почернели. Магия в них закончилась. На деревянной полке, как на влажном песке, отпечатались следы тонких пальцев. Не просто злюсь, а порчу, порчу, порчу… Вытащив из-под мышки газетенку, с деловитым видом я вышла из библиотеки.
День прошел невыразительно. Дверь мне починили, как подсказывал здравый смысл. В смысле, вернули ее на место вместе с трещиной и подогнали, чтобы закрывалась на замок. Я немедленно заперлась и проверила клок газеты, вновь добрым словом вспомнив библиотечную нежить. Жаль, бестелесные не могли икать.
В одном из объявлений был указан адрес продавца недвижимостью. Не откладывая дело в долгий ящик, вытащила из сундука почтовую шкатулку. Кристалл на изогнутой крышке пульсировал.
Думала, что Холт прислал весточку, но оказалось, он вложил в шкатулку какой-то роман. Стоило вытащить книгу, над обложкой заклубился полупрозрачный черный дымок, и она мгновенно увеличилась в размерах до полноценного томика, из которого торчали закладки. Внутри нашлась записка, написанная знакомым размашистым почерком с вензелями и завитушками. Холт даже буквы писал до отвращения пафосно. «Чтение на ночь», — коротко пояснил он. На ночь мне предлагалось прочесть откровенный роман. Думаю, закладками были помечены самые горячие сцены, чтобы не пропустила.
— Лучше бы что-нибудь полезное отправил, — буркнула я и немедленно оговорилась: — Чур меня!
Понятие о полезных подарках у лучшего друга было весьма своеобразное, куда своеобразнее спорного вкуса в чтении. Булавки для проклятых куколок и колечко из золотого зуба умертвия, благополучно утопленное в еде, не предел фантазии.
Отбросив книгу, я расправила лист мелованной бумаги и взялась за письмо в столицу. Начала скрупулезно перечислять требования к будущей мастерской, но вдруг поймала себя на том, что давно не пишу, а напряженно вслушиваюсь в тишину гостевой башни и пытаюсь различить поступь Калеба. С тонкого золотого пера, зависшего на бумагой, упала крупная чернильная капля и на строчке появилось большая клякса. Пришлось начинать все заново.
Во второй раз вообще вышло все дурно. Я только написала приветствие, вывела красивый восклицательный знак, а потом вдруг обнаружила, что заканчиваю портрет своего жениха. Калеб напоминал придурковатое, одутловатое умертвие с голым торсом. С лицом не задалось, но кубики вышли на загляденье отличными! Десять штук! Я не была уверена, что такое количество помещалось на теле мужчины, но у меня вполне влезло, даже еще на парочку хватило бы. Если заштриховать лицо, то вообще не рисунок, а огонь, хоть вставляй в рамочку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})