— А я-то думал, что знаю тебя. — Я засовываю бумажник обратно в карман после того, как отдаю свою выплату.
— Что я могу сказать? — Габриэлла засовывает деньги в сумочку. — Я — загадка.
— Где ты научилась так хорошо играть? — Даже Джордан, кажется, шокирована мастерством Габриэллы.
— Скажем так, что было время, когда я проводила большую часть своей жизни в комнате одна. — Она грустно улыбается. — Видеоигры были хорошим развлечением. — Теперь неловко ерзает, а затем смотрит на меня, как будто нуждается в спасении.
— Я должен отвезти тебя домой.
Выражение ее лица смягчается, и девушка кивает.
Я благодарю своего брата и Джордан за ужин, еще раз выражаю, насколько захватывающие новости о журнале, и прощаюсь.
В лифте Габриэлла настороженно наблюдает за мной.
Я не смотрю прямо на нее, опасаясь разоблачения. Поняла ли она? Догадалась ли?
Остаток пути до машины мы молчим.
— Могу отвезти тебя домой, — предлагаю, надеясь, что она согласится, чтобы я мог провести с ней немного больше времени.
— Я уже заказала такси до твоего дома, но спасибо. — Она несколько секунд смотрит в окно, затем на свои колени, прежде чем поднять взгляд на меня. — Я не знала, что ты не был счастлив в «Норт Индастриз».
— А кто-нибудь вообще любит свою работу?
— Некоторые, да.
— Я в этом сомневаюсь.
Несколько безмолвных секунд тянутся между нами и наполняют машину напряжением.
— Они не знают, — тихо говорит она. — Так ведь?
Я шмыгаю носом, крепче сжимаю руль и смотрю вперед.
— Не знают что? — Я знаю, о чем она. Просто надеюсь, что ошибаюсь.
— Что у тебя дислексия.
Иисус. Приливная волна жара проносится от макушки моей головы вниз.
— С чего ты взяла?
Должно быть, она чувствует мой дискомфорт, потому что переводит взгляд на дорогу, предоставляя мне уединение.
— За все время, что мы вместе обедали, я ни разу не видела, чтобы ты даже смотрел в меню. Не видела у тебя ни книги, ни газет, ни даже журналов.
Я сжимаю челюсти.
— На художественной выставке ты отказался что-либо писать. И то, что твой брат сказал о файлах и чтении.
Блядь.
— Затем, с письмом, все встало на свои места. Я не могла собирать кусочки воедино до сегодняшнего вечера.
Сначала Коулман, а теперь Габриэлла? Мышцы моего живота напрягаются.
— И теперь ты меня раскусила, да?
Она резко поворачивает голову ко мне.
— Нет, я не говорила, что…
— Думаешь, я глупый, да?
— Вовсе нет!
— Я тебе не верю. — Мы подъезжаем к моему жилому комплексу, и, слава Богу за это. Вместо того чтобы заехать в подземный гараж, я останавливаюсь перед зданием. — Я выпущу тебя здесь.
— Почему? Куда ты едешь?
— Туда.
— Я пойду с тобой.
Поворачиваюсь к ней. Боль в ее глазах уступает жалости, которую я вижу, когда девушка смотрит на меня.
— Ты не приглашена. — Мои слова наносят прямой удар. — У меня есть планы. Еще один удар. — Кое с кем другим.
Она ломается.
Игра окончена.
Выражение ее лица становится пустым. Девушка расправляет плечи.
— Хорошо. — Она открывает дверь и вылезает из машины. — Спокойной ночи, Кингстон.
— Увидимся. — Я выжимаю газ в тот момент, когда закрывается дверь, и не оглядываюсь.
ГЛАВА 19
Габриэлла
Прошла неделя с тех пор, как я сморозила глупость, сказав это Кингстону, и как между нами нет никакой связи. Вначале чувствовала, что он должен извиниться передо мной за то, что так взорвался, но с каждым днем все больше понимаю, что, возможно, именно мне нужно загладить свою вину. В конце концов, разве упоминание о его недостатке чем-то отличается от того, когда кто-то спрашивает меня о моем шраме?
Мне следовало быть более чуткой. Дать ему возможность рассказать мне самому. И, в самом деле, почему он вообще должен мне об этом говорить? Кингстон мне ничего не должен. Я не его любовница. Всего лишь его друг — если можно еще меня так называть после того, как я себя вела.
— Хотите кусочков льда, мистер Левайн? — Беднягу зарегистрировали несколько дней назад, и его состояние быстро ухудшалось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я кладу несколько кусочков льда между его приоткрытыми губами и придвигаю стул рядом с ним.
— Как насчет музыки? — Я включаю воспроизведение на проигрывателе компакт-дисков у его кровати, который установили его родственники. И жду какой-нибудь реакции на то, что музыка вызывает у него дискомфорт, но тот никак не реагирует и выглядит умиротворенным. — Могу ли я получить какой-нибудь совет, мистер Левайн? Как лучше всего извиниться перед тем, кого я обидела?
Мужчина не отвечает, и я знала, что он не ответит.
— Должна ли я отправить сообщение? Таким образом, у него будет время прочитать его и подумать, прежде чем ответить. Или лучше извиниться лично, чтобы я могла увидеть его реакцию? — Прикусываю нижнюю губу, обдумывая это. — Вы, наверное, думаете, что я должна сделать это лично. Извиняться в сообщении это неправильно. Нет, я не могу ему позвонить. На самом деле люди больше не звонят друг другу. Это жутко. — Тереблю край своего халата. — Может быть, мне стоит попросить его встретиться со мной где-нибудь? Я могла бы угостить его обедом или сделать какой-нибудь грандиозный жест. И тогда ему придется простить меня. — Я наблюдаю, как грудь мистера Левайна медленно поднимается и опускается. — А что, если он не простит меня? Что, если скажет, что больше никогда не хочет меня видеть?
Дверь позади меня со щелчком открывается, и в комнату входит женщина с вазой цветов. Посетитель к мистеру Левайну.
— Привет. — Я встаю на ноги и отодвигаю стул от кровати. — Я оставлю вас двоих…
— Габби?
Я смотрю на великолепную блондинку и проглатываю волну паники.
— Эйнсли.
Она осторожно приближается ко мне.
— Боже мой, я не видела тебя с тех пор, как… — Она бросает взгляд на мой шрам и сильно прикусывает губу.
— Прошло много времени. — Я отворачиваю покрытую шрамами сторону своего лица от нее и поворачиваюсь к мистеру Левайну. — Ты член семьи?
— Да, это мой дядя Чарльстон.
Я умышлено переставляю вещи на его прикроватном столике.
— Мне так жаль.
Ее шаги приближаются.
— Ты…
Я сжимаю чашку с кусочками льда, боясь ее следующих слов.
— Ты здесь работаешь?
Я собираю все свои силы и поворачиваюсь к ней лицом. Ее глаза слегка расширяются при виде моего лица вблизи.
— Да.
— Когда я услышала, что ты ушла из компании, то подумала, что это временно. Я думала, ты вернешься.
— Ты все еще танцуешь? — Слова, вылетающие из моего рта, ощущаются как лезвия бритвы.
— Да.
— Это замечательно. — Мое горло сжимается.
Она делает шаг ближе.
— Я пыталась дозвониться до тебя, оставила кучу… ты знаешь, после… но твои родители…
— Это было очень давно. В любом случае. — Я обхожу ее и направляюсь к двери. — Тебе действительно стоит провести немного времени с мистером Левайном.
— Ты будешь рядом? Я бы с удовольствием наверстала упущенное, поговорила о старых временах.
— Нет, — рявкаю я, и поворачиваюсь к ней лицом с порога. — Извини, но мне нужно кое-куда сходить. — Я снова разворачиваюсь, чтобы сбежать.
— Тогда в другой раз?
— Да, конечно, — говорю, уходя. — В другой раз.
— Привет, — здоровается Аннет, когда заходит в кладовку, в которой я сижу последний час.
— Привет.
Она переворачивает ведро, чтобы сесть, и ставит его рядом с моим.
— Как дела?
— Довольно хорошо. — Я несколько раз переворачиваю телефон в руке и смотрю на пол, покрытый ламинатом, под ногами. — У тебя?
— В порядке, спасибо. — Она пару раз постукивает пальцами ног. — Мы просто будем сидеть здесь и вести себя так, будто прятаться в кладовке — это нормально, или ты хочешь рассказать мне, что происходит?