— Труднее выяснить следующее: кто был в Анкоридже в тот день, когда «Санмобиль» получил угрозу. Таких может оказаться довольно много. Нельзя забывать, что они отдыхают каждую третью или четвертую неделю и, как правило, проводят ее в Фербенксе или в Анкоридже. Установить алиби будет труднее, потому что немногие будут иметь свидетелей своих похождений в шесть утра зимней ночью на Аляске.
— В этом случае, нас будут интересовать не те, у кого будут свидетели, а те, у кого их не будет. Я привезу снимки отпечатков пальцев из телефонных будок, мы, надеюсь, сможем получить без особого труда сомнительные пальчики здесь и, если удача нам улыбнется, один из наборов совпадет с теми, что из будок. Не знаю, как вам, а мне кажется, что это просто.
— Что касается меня, думаю, мы с Доном без особого труда справимся со всей этой рутинной работой, — сказал Брэди. — Не забудьте только, что есть еще Вальдез, где тоже живет порядком народу.
— Поскольку вы мой босс, я воздержусь от уничтожающих взглядов, — сказал Демотт. — Ну кто из Вальдеза отправится за тысячу триста миль зимней ночью, совершая посадки для дозаправки и раскрывая себя при этом? Кто оттуда совершит путешествие в тысячу шестьсот миль, чтобы стукнуть Броновского и вероятнее всего покончить с Финлэйсоном, если, едва ступив на землю, как незнакомец он немедленно будет замечен.
— Нужно признать, здесь есть разумное зерно, даже два зерна, — сказал Маккензи.
— И даже не говорите мне, что они могли появиться с других насосных станций, — продолжал Демотт. — У них там нет вертолетов.
— Я, по-моему, и не говорил ничего подобного, — сказал Брэди обиженно. — Хорошо, считаем, что это только Прудхо-бей. Что если результат будет нулевым?
— Тогда наступит ваша очередь выдавать блестящие идеи.
— Тяжелый день, — сказал Брэди. — Вы идете спать?
— Да. Я собирался сегодня просмотреть личные дела и отпечатки, но это для меня бесполезно до возвращения из Анкориджа. Отчет тоже может подождать. Я только хочу найти этот телекс из Эдмонтона, чтобы прихватить его с собой в Анкоридж, может тамошняя полиция мне сможет помочь. — Он поднялся. — Кстати, вы, надеюсь, отдаете себе отчет, что вам самому угрожает опасность?
— Мне?! — звучало это так, словно Демотт предположил возможность государственной измены. Затем на лице Брэди появились признаки осознания.
— Не исключено, что под угрозой не только ваша семья, — упорно продолжал Демотт. — Зачем хлопоты с похищением, если они могут покончить сразу со всем, влепив пулю вам в спину, которая, если не будет оскорблением утверждать подобное, представляет цель, по которой трудно промахнуться. Как можно быть уверенным, что маньяк убийца не живет в соседнем номере?
— Какой ужас! — Брэди сделал большой глоток дайкири, затем сел поудобнее и улыбнулся. — Наконец-то мы начинаем действовать! Дональд, достаньте, пожалуйста, из моего чемодана Смит и Вессон. — Он положил пистолет глубоко под подушку и спросил почти с надеждой: — А вам, двоим, не может ничего угрожать?
— Может, — сказал Маккензи. — Но не идет ни в какое сравнение с угрозой вам. Нет Джима Брэди, нет агентства Брэди. Вы же — легенда. Без любого из нас вы можете продолжать работать очень эффективно. Этот маньяк убийца не будет нападать на меня, одного из лейтенантов, если рядом капитан.
— Теперь, спокойной ночи, — сказал Демотт. — Не забудьте запереть за нами дверь.
— Не беспокойтесь. Вы вооружены, надеюсь?
— Конечно, но мы не думаем, что нам придется применять оружие.
9
Демотт проснулся с такой тяжелой головой, что мог бы поклясться, что совсем не спал. Фактически и прошло меньше часа с того момента, как он погасил свет, закрыл глаза и вырубился. Да и проснулся он не по своей воле, а потому что зажегся свет в изголовье кровати, и Моррисон, выглядевший обезумевшим, насколько возможно представить себе обезумевшим важного фэбээровца, тряс его за плечо. Демотт смотрел на него непонимающе.
— Простите меня, — начал Моррисон, — но думаю, вы захотите пойти со мной. В действительности, я хочу, чтобы вы пошли.
Демотт взглянул на часы и сказал:
— Господи, боже мой, да куда же это?
— Мы нашли его.
Сон и само желание спать исчезло мгновенно и без следа.
— Финлэйсона?
— Да.
— Мертвого?
— Да.
— Убит?
— Мы не знаем. Одевайтесь тепло.
— Разбудите Маккензи?
— Конечно.
Моррисон вышел. Демотт встал, оделся с учетом жестокого мороза на улице. Когда он надевал свой стеганый анорак, ему вспомнилась первая встреча с Финлэйсоном. Он вспомнил его белые волосы, тщательно расчесанные на прямой пробор, пушистую юконскую бороду, одежду аборигенов. Не слишком ли он надавил на мужика? Что толку теперь вздыхать. Он сунул в карман фонарик и вышел в коридор, где сразу столкнулся с Джимом Хьюстоном.
— Так вы тоже знаете? — спросил Демотт.
— Я его нашел.
— Как это случилось?
— Полагаю, меня вел инстинкт. — В голосе Хьюстона звучала горечь. — Один из тех, которые вступают в силу с опозданием на десять часов.
— Значит ли это, что Финлэйсон мог бы быть жив, если бы ваш инстинкт пробудился на десять часов раньше?
— Может быть, но почти наверняка, нет. Джона убили.
— Застрелен? Зарезан? Что?
— Ничего подобного. Я его не осматривал, потому что был уверен, что и мистер Моррисон, и вы не хотите, чтобы я к нему прикасался. Да к нему и незачем прикасаться. Он на улице, где минус тридцать, и все, что на нем надето — это полотняная рубашка и джинсы. Он даже без обуви, что неоспоримо свидетельствует об убийстве. — Демотт ничего не сказал, поэтому Хьюстон продолжал: — Начать с того, что он никогда не выходил за дверь без своего полярного обмундирования, да ему бы и не позволили. В приемной всегда полно народа, да еще постоянно на месте оператор на коммутаторе. По той же причине, его не могли вынести.
— Вынос трупа всегда выглядят подозрительно. И что?
— Ему не нужно было быть трупом. Я думаю, его оглушили в его собственной спальне и выбросили из окна, а прикончил мороз. Вот и ваши друзья. Пойду прихвачу фонари.
Мороз оказался таким сильным, что перехватывало дыхание. Температура, по словам Хьюстона, была около тридцати, но порывистый ветер, достигавший скорости сорока миль в час, в комбинации с нею доводил фактор охлаждения до семидесяти градусов. Даже закутавшись в двойной покров, подобно полярному медведю так, что ни пяди тела не остается непокрытой, вы стоите перед фактом, что нужно как-то дышать, а дыхание в таких условиях, пока не наступает окоченение, представляет собой некую форму утонченно — изысканной агонии. Вначале, даже невозможно отличить глотаешь ли ледяной воздух или перегретый пар, доминирует над всеми другими ощущение ожога. Чтобы выжить в течение сколько-нибудь длительного времени, необходимо дышать чистым кислородом из теплоизолированного баллона, но в Арктике это не практикуется.