одной стороне была королевская эмблема – бык и цветок граната. На другой же был изображен оливеранский бог Закариас. Древний бог, которого почитали очень давно, когда Оливерас еще был языческим королевством. У него было две головы, соединенные затылками: одна смотрела в будущее, а другая в прошлое. Закариас, насколько помнил Кас, был богом врат и переходов, новых начинаний. Кас спросил Лину:
– Ты ее узнаешь? – Потому что он не узнавал.
Она покачала головой.
– Она не с монетного двора. Я таких прежде никогда не видела.
– Ты уверена?
– Да. Мы с дедушкой составили список всех официальных монет. Я их зарисовывала, с обеих сторон, помимо описаний. Такой среди них не было.
Странно. Повернувшись к мастеру Димасу, Кас поинтересовался:
– Вам заплатили этой монетой?
– Нет. Она заплатила обычным золотом вперед. Я вам их тоже отдам, если хотите, – нехотя произнес мастер Димас.
Кас не стал ему отвечать. Он сказал Лине:
– Нам пора.
Они поравнялись с Хеллин, застывшей у двери.
– Лорд Кассиа, а вы кому-то расскажете об этом?
Кас приподнял монету.
– Я не могу скрыть это от короля. Вы же знаете.
Мастер Димас последовал за ними.
– А… об остальном? О заставщике? О нем вы тоже упомянете? Это был момент слабости. Мы переходили реку по мосту и… Я очень жалею об этом с тех пор. Я молюсь о прощении каждый день.
Хотя Касу удалось не фыркнуть, Лина не сдержалась. Хеллин бросила на нее полный злобы взгляд.
Кас ответил:
– Я не могу дать вам ответ. Придется подождать.
Кас спрятал монету. Они оставили отца с дочерью позади и шли молча, пока Лина не остановилась на середине лестницы.
– Кас, – начала она. – Когда я увидела тебя у реки, в тот первый день, у тебя в руках была лопата. – Ее слова звучали осторожно, словно она пыталась решить загадку.
Кас напрягся.
– Да.
Она заглянула ему в глаза.
– Ты похоронил заставщика. Изаро.
– Да.
– Он был жив, когда ты его нашел?
Кас помедлил.
– Он уже давно был мертв.
– Тогда как?.. – Лина остановилась. Как он узнал об украденных курах, пропавших деньгах? Кас никому еще не говорил о духах. Вентилласу и без того было о чем беспокоиться. Что же до остальных, Кас не доверял им настолько, чтобы поделиться своими тайнами. Но ей он бы лгать не стал.
Он тихо произнес:
– Спроси меня. И я тебе расскажу.
Лина ответила не сразу. Она подняла руку и задержала ее между ними, чтобы посмотреть, как он подумал, не отшатнется ли он. Кас не отстранился, и она положила ладонь ему на грудь, почувствовав, как бешено бьется его сердце.
Кас не знал, как долго они так простояли или о чем она думала. Вены у него на шее пульсировали. В конце концов ее рука опустилась. Лина сказала:
– Я не стану спрашивать. Не сейчас. Пойдем, нам пора обратно в донжон. Можешь поехать на кобыле.
14
– Я никогда прежде такой не видела, – сказала королева Джехан. – Фаустина?
– Нет, ваше величество, – ответила пожилая няня. – Я тоже не видела.
Они собрались в приемных покоях королевы и короля. Кас стоял у камина в одежде, что сидела на нем идеально, и чувствовал себя непривычно. Он сжимал руки за спиной, чтобы избавить себя от соблазна погладить тонкую шерсть своего мундира – глубокого оттенка красного, официального для Пальмерина, или повертеть между пальцами ониксовые пуговицы, на каждой из которых была отпечатана мордочка рыси. Вентиллас уже застукал его за этим занятием, замаскировав смешок под кашель.
Король Райан поднес золотую монету к камину, чтобы рассмотреть получше, переворачивая туда-сюда.
– Какая любопытная штука. Ты абсолютно уверен, что это не наша, Амадор?
– Леди Аналина права, ваше величество. Эта монета не из нашей казны. – Лорд Амадор поприветствовал Каса, слегка нахмурившись, но тот не обиделся. Кас никогда не видел, чтобы тот улыбался или смеялся, – ни разу за все годы их знакомства. На нем была официальная черная мантия с жестким кружевным воротничком старшего советника. Кружево также было черным. У Каса это одеяние всегда вызывало ассоциации со жнецом смерти – но лишь ненадолго.
– Вентиллас, что скажешь? – спросил король Райан.
Вентиллас стоял рядом с Касом с чашей в руке. Они были одеты одинаково.
– Лучница знает, кто такая Фаустина. Знает, что она дорога королеве. Это не секрет. Не все желают мира между Брисой и Оливерасом. По-видимому, она из тех одержимых, кому не по нраву ваш брак. И она решила показать это вот таким образом.
Королева Джехан сидела в кресле рядом с Касом. Она произнесла, по большей части обращаясь к самой себе:
– Фаустина. Она хотела навредить Фаустине. – Няня, сидевшая рядом с ней, погладила ее по руке, явно больше тревожась за бывшую воспитанницу, чем за саму себя.
– Да, Фаустине, – сказал король Райан. – Наш сын стал вишенкой на торте. – Стоя напротив королевы, он бросил монету на стол, и она упала богом Закариасом вверх. – Одержимая войной. Что же это за тварь?
Кас показал им монету и поделился историей торговца рисом, но не стал упоминать Изаро. Несколько пар бровей приподнялись, когда Лина, державшая принца на руках и кругами ходившая по комнате, подтвердила слова Каса.
– Ты ездила в город? – спросил ее король Райан с очевидным неудовольствием в голосе. – Мы же с тобой договорились, Аналина.
Лина тоже переоделась к ужину. На ней было платье из бледно-голубого бархата, и она пыталась высвободить из маленького кулачка принца свою косу.
– Я сделала так, как ты просил. Я не нарушала правила. Ты же сам посвятил его в рыцари.
Король Райан перевел взгляд на Каса. На мгновение нахмурившись, он смягчился, поневоле повеселев.
– Вооруженный всадник. И правда, сестренка.
Теперь же лорд Амадор всмотрелся в Каса своими похожими на черных жуков глазами.
– А как так случилось, что торговец рисом во всем вам признался, хотя два дня назад рассказывал совершенно другую историю?
Камфора. Кас успел об этом забыть. По какой-то причине от старшего советника всегда пахло камфорой.
– Я не могу говорить за мастера Димаса. Может, в нем заговорила совесть.
Глаза-жуки прищурились.
– Интересная теория. А что за дела привели вас в его дом?
Стоя в противоположной части комнаты, Лина проиграла битву за косу. Она смотрела на Каса. Их взгляды встретились над головой принца. Она осталась верна своему слову, протянув ему поводья от его же кобылы, словно та была любимой детской игрушкой, а Кас отчаянно нуждался в утешении. На обратном пути в донжон она говорила о чем угодно, только не