Читать интересную книгу Черно-белое кино (сборник) - Юрий Левитанский

Строки из записной книжки

«…заговорили за столом о красивых женщинах, и тут один из них сказал, что он ни одну женщину не желал бы так увидеть, как прекрасную Елену из Греции, из-за которой погиб славный город Троя. На что доктор Фауст ответил: – Раз уж вы так жаждете увидеть прекрасный образ царицы Елены, Менелаевой супруги и дочери Тиндара и Леды, то я ее вам представлю…»

* * *

«– Да, да, это она, та самая, которую я некогда видел в Греции. Пойдем со мной, в мою комнату, теперь ты – моя Елена!..»

* * *

«…Царица Елена следовала за ним по пятам и была дивно хороша собой. Явилась эта Елена в драгоценном черном платье из пурпура, волосы у нее были распущены, они чудно, прекрасно блестели как золото, такие длинные, что падали ей до самых колен…»

* * *

Я мог тебя прийти заставить,Но удержать тебя не мог…

«Задумал силой меряться…»

Задумал силой мерятьсяне с кем-нибудь – с судьбой.Как Дон Кихот и мельница,воюю сам с собой.То вскачь гремлю доспехами,то, спешившись, бегу.Особыми успехамипохвастать не могу.С насмешливыми лицами,все злей день ото дня,мои соседи рыцаривзирают на меня.Но пусть гидальго бедногоне лавры ждут, увы,а все ж он таза медногоне сдернет с головы.Там, под щитом и латами,душа его болити в бой идти с крылатымиколдуньями велит…Неспешно время мелется,идет неравный бой.Как Дон Кихот и мельница,воюю сам с собой.Зияют раны рваныетам, слева, под плечом,и крылья деревянныеизрублены мечом.

«Но так мне хотелось…»

Но так мне хотелосьтебя привестии с тобой прошагатьпо местам,где я жил,по местам,где я шели прошелдень заднем,год от года —хотя жизни моейдля такого походаедва ли хватило б теперь —но в Киев,но в Киев,на Малую Васильковскую,угол Рогнединской,в Киев,так тянуло меняс тобою прийти, Катерина,и вот я пришелв этот двор(только он и остался,а дома давно уже нет),в этот двор,где под шорох и шелесткаштановых листьевпрошло мое детство, —и теперья испытывал чувство такое,как будто тяжелыйсвалил с себя груз,и дышал облегченно,и счастливыми видел глазами,как легко совпадаюти как совмещаютсянаши с тобою следы —словно две параллельных,что сходятся где-то в пространстве,в бесконечном пространствебесчисленных лет —шаг за шагом,след в след,под шуршанье каштановых листьев.

«Падают листья осеннего сада…»

Падают листья осеннего сада,в землю ложится зерно.Что преходяще, а что остается —знать никому не дано.Беглый мазок на холсте безымянном,вязи старинной строка.Что остается, а что преходяще —тайна сия велика.Пламя погаснет и высохнет русло,наземь падут дерева.Эта простая и мудрая тайнавечно пребудет жива.Так отчего так победно и громкогде-то над талой водой —все остается! все остается! —голос поет молодой?И отчего так легко и звенящев гуще сплетенных ветвей —непреходяще! непреходяще! —юный твердит соловей?

«Ребенок стоял на паркетном полу…»

Ребенок стоял на паркетном полу,а зимнее солнце февральского дняв балконное било стекло.И он,непонятною силой влеком,на солнечный блик осторожно ступили сделал еще один шаг.Ребенок, открыв удивленно глаза,босыми ступнями несмело ступалпо теплым паркетным брускам,а зимнее солнце февральского дня,подобно шуршанью осенней листвы,бесшумно текло перед ним.Ребенок шел по полу, как по воде,и в стороны руки свои разводил,и хлопал в ладони, и пел —да, что-то он пел, этот юный дикарь,в невнятном языческом пенье своемто У повторяя, то А.Дикарь? – но скорее, как юный пророк,язычник? – нет, юный апостол босойв рубахе почти что до пят,так шел он, неведомой силой влеком,как будто бы слышал все время вдаликакой-то настойчивый зов.Ребенок шел по полу, как по воде,прощался со мной, уходил от меняв такую безумную даль,куда мне не только вовек не дойти,но даже и глазом одним заглянутьуже никогда не дано.

«Так дни неслись, так быстро время мчалось…»

Так дни неслись, так быстро время мчалось,что нам не удавалось наблюдать,как листья блекли, и не замечалось,как успевали листья облетать,как вновь они раскрыться успевали,и, с дождиком сойдясь накоротке,цвела сирень, и сливы поспевали,и дыни золотились на лотке,и небо постепенно прояснялось,и как-то утром, выглянув в окно,спохватывались вдруг, и выяснялось,что снег лежит на улице давно,что искрится за ближней подворотней,как елочные хрупкие шары,не прошлогодний снег, а новогодний,в накрапах мандаринной кожуры,и дети уже возятся с санями,и не вчера ли выстроенный домвесь заселен и светится огнями…Но все это заметилось потом,когда у нас вовсю сверкала елка,и мы, почти совсем уже без сил,сидели за столом, и кто-то долгоза тостом новый тост произносили говорил, что можно жить без боли,и есть к тому достойные пути,чтоб день начать – как будто выйти в поле,и жизнь прожить – как поле перейти.

«Катя, Катя, Катерина…»

Катя, Катя, Катерина,в сердце, в памяти,в душе нарисована картина,не сотрешь ее уже.Кантилена, Каталина,слов бесчисленная рать.Все труднее, Катерина,стало рифму подбирать.Голова моя туманна,рифма скоро ли придет.А уже приходит Анна,Анна в комнату идет.А уже приходит Ольга,и подхватывает ихэлегическая полька,парный танец на троих.Парный танец на два счета,или на три – наплевать.Нет причины, нет расчетанам сегодня унывать.Елка, праздник, именины,день рожденья, Новый год.Ольги, Анны, Катериныбесконечный хоровод.Месяц, тоненькая долька,из окна глядит на нас…Катерина, Анна, Ольгазасыпают в этот час.Но за реки и поляны,через горы и леса,Катерины, Ольги, Аннывсё несутся голоса.

«Настежь ворота, не заперта дверь…»

Настежь ворота, не заперта дверь.Где же ты, бедная гостья моя?Жду тебя здесь, в этом доме чужом,в доме на Клязьме.Первые листья, десятый апрель.Вспомни, какое сегодня число.Как меня, боже, сюда занесло,в эту обитель?Парус изодран, и мачту снесло.Кренится лодка, разбито весло.Что же, случается, – не повезлолодочке нашей.Где наши гости? Не будет гостей.Где наши чаши? Не будет вина.Да не посетуй, что будешь однагостьей моею.Я ведь и сам буду гостем твоим.Будем с тобой друг у друга гостить.Все-таки грех нам с тобою груститьв этом апреле.Чем одарю тебя? В темном борулистьев зеленых тебе наберу —пусть они тоже у нас на пирубудут гостями.Первые листья, десятый апрель.Мы еще вспомним когда-то о нем,в пору иную и в месте ином —там, за лесами, —только б он выстоял, жив и здоров,все наши горести переборов,дом Катерины, отеческий кровАнны и Ольги.

«Сперва вдали едва гремело…»

Сперва вдали едва гремело,а после все заволокло,и капли первые несмелозабарабанили в стекло.И вот в саду раскаты грома,и сонно ясени скрипят…Пусть дождь идет, пока мы домаи наши дети сладко спят,пока скамейки опустели,и черен двор и нелюдим,и мы лежим уже в постелии в темень черную глядим,пока мы глаз не закрываеми смотрим в теменьи покамы уплываем, уплываемтуда, где гром и облака,и наши звезды нас венчаюти нам расстаться не дают,и наши ветры нас качают,и наши грозы нам поют,и обнимает нас истома,и мир дремотою объят…Пусть дождь идет,пока мы домаи наши дети сладко спят,пока внизу,меж деревами,гремят и рушатся мирыи сокрушенно головамикачают желтые шары.

«Как мой дом опустел, все уехали, дом обезлюдел…»

Как мой дом опустел, все уехали, дом обезлюдел,в нем так неуютно теперьнепривычно и странноНынче спать лягу рано, и буду лежать неподвижнои слушать, как тикают стрелкии медленно падают капли из крана.Удивительно, как изменяются вещи,то вдруг совершенно ненужными нам становясь,то, напротив,глядишь —и дороже тебе, и нужнее,и другое совсем обретают значенье и вес,будто ты их увидел впервые,и вот уже смотришь нежнее.Стол и стул, и кровать, полотенце и кружка, часыи все прочие вещисегодня другого исполнены смыслаи стали иными, чем прежде.Выразительный жест одиночества вдруг проступаетотчетливов этой недвижно висящей на стулезабытой одежде.Подойдешь и поправишь, погладишь рукою,на краешек стула присядешь,устав от пустого шатанья.Словно это не дом, а вокзал или зал ожиданья,где нет никого,лишь одни ожиданья,одни ожиданья.И уносится ветром попутным куда-то все дальшелетящее мимотранзитное облачко дыма,и проносятся мимо мои поезда, все проносятся мимо,проносятся мимо.

«Откуда я – где жил я и где рос?…»