Читать интересную книгу Черно-белое кино (сборник) - Юрий Левитанский

И едва песня затихла, Фауст сказал мне:

– Да, я растроган. Я хочу остаться здесь,

и нам придется с вами временно расстаться

(семья и прочее), но вскоре,

может статься,

уже и завтра,

мы увидимся, мой друг.

Но поспешите, ибо день вчерашний наш,

хоть и блистательным увенчанный эффектом,

он все равно вчерашний день,

плюсквамперфектум,

а наша цель —

футурум первый и второй.

И не забудьте – ибо истина сия

еще не раз вам и послужит, и поможет —

чему не должно быть, того и быть не может,

а то, что быть должно, того не миновать.

3

И с этим в новое пространство я вступил.И это было сплошь зеленое пространство.Его окраски изумрудной постоянствосвоей законченностью радовало глаз.Передо мной лежал большой зеленый мир,весь перемытый очистительной грозою,как бы причастный в этот миг и к мезозою,и к нашей эре, и к грядущим временам.В нем все дышало влажным ветром и травой,едва раскрывшимися листьями и хвоей,и, как бы связанною с Дафнисом и Хлоей,той первозданной первобытной чистотой.И я не знал, куда мне следует идтиот этих рощ, от этих пущ, от их опушек,от этих трепетно кукующих кукушек,от этих вкрадчиво трепещущих синиц.И я увидел, как на кончике листапочти невидимая капелька держалась,в которой явственно до боли отражаласьи вся Вселенная, и малый стебелек.И эта капля на березовом листесейчас была уже не каплей, а слезою,принадлежавшей всем векам – и мезозою,и нашим дням, и всем грядущим временам.И я не знал, куда идти мне и зачем от этих трав,от этих птиц,от этих трелей,перед которыми все песни менестрелей(о да простят меня!)не стоят ничего.И я хотел уж было Фауста проситьмне оказать давно обещанную милость —чтобы мгновенье это вмиг остановилось,едва лишь я ему скажу – остановись!Но был мне голос.Был он тихим, как траваи как предутреннего ветра дуновенье.И он сказал:– Вся наша жизнь – одно мгновенье,так как же можем мы его остановить!Ты должен знать уже,что наш вчерашний день,хоть там каким ни завершившийся эффектом,он все равно вчерашний день,плюсквамперфектум,а наша цель —футурум первый и второй.И твердо помни эту истину – онав твой трудный час еще не раз тебе поможет —чему не должно быть, того и быть не может,а то, что быть должно, того не миновать.

Явление Катерины

И сначала какой-то кузнечиклегонько подпрыгнул разок и другойи зашелся, запел —Катерина идет, Катерина!А потом закачалась трава,покачнуласьи тожедавай и давай шелестеть —Катерина идет, Катерина!А потом зашуршала листва на столетних дубах,словно некий неведомый нам календарьс декабрями, еще не пришедшими,и январями.А потом все луга и долины,и горы с лесами,и реки с морями —все звенело вокруг,стрекотало и пело на сто голосов,все сильней и все громче звучало —Катерина идет! —возвещая тем самымприход Катерины,явленье ее и начало.Кто ж ты есть, Катерина —пароль,заповедное слово,знаменье,явленье природы?Или то не пришедшее время —футурум второй —те совсем еще дальние годы,над которыми сумрак покуда клубится,неясная дымка,туман,дымовая завеса?…А меж тему черты горизонтанад темною кромкою дальнего леса,показалось внезапно какое-то облачко,и поднималось,и ширилось,и не спеша вырастало,и явилось,предстало пред миром,и раннее солнце на нем заблистало.А оно подымалось все вышев своем восхожденье великомнавстречу бездонному небуи солнечным бликам,и ни темной черты горизонта,ни кромки далекого лесауже не касалось.И казалось пороюбожественным женскимзадумчивым ликом,а пороюзастывшей в полетеневедомой птицей казалось.

Строки из записной книжки

«…заговорили за столом о красивых женщинах, и тут один из них сказал, что он ни одну женщину не желал бы так увидеть, как прекрасную Елену из Греции, из-за которой погиб славный город Троя. На что доктор Фауст ответил: – Раз уж вы так жаждете увидеть прекрасный образ царицы Елены, Менелаевой супруги и дочери Тиндара и Леды, то я ее вам представлю…»

* * *

«– Да, да, это она, та самая, которую я некогда видел в Греции. Пойдем со мной, в мою комнату, теперь ты – моя Елена!..»

* * *

«…Царица Елена следовала за ним по пятам и была дивно хороша собой. Явилась эта Елена в драгоценном черном платье из пурпура, волосы у нее были распущены, они чудно, прекрасно блестели как золото, такие длинные, что падали ей до самых колен…»

* * *

Я мог тебя прийти заставить,Но удержать тебя не мог…

«Задумал силой меряться…»

Задумал силой мерятьсяне с кем-нибудь – с судьбой.Как Дон Кихот и мельница,воюю сам с собой.То вскачь гремлю доспехами,то, спешившись, бегу.Особыми успехамипохвастать не могу.С насмешливыми лицами,все злей день ото дня,мои соседи рыцаривзирают на меня.Но пусть гидальго бедногоне лавры ждут, увы,а все ж он таза медногоне сдернет с головы.Там, под щитом и латами,душа его болити в бой идти с крылатымиколдуньями велит…Неспешно время мелется,идет неравный бой.Как Дон Кихот и мельница,воюю сам с собой.Зияют раны рваныетам, слева, под плечом,и крылья деревянныеизрублены мечом.

«Но так мне хотелось…»

Но так мне хотелосьтебя привестии с тобой прошагатьпо местам,где я жил,по местам,где я шели прошелдень заднем,год от года —хотя жизни моейдля такого походаедва ли хватило б теперь —но в Киев,но в Киев,на Малую Васильковскую,угол Рогнединской,в Киев,так тянуло меняс тобою прийти, Катерина,и вот я пришелв этот двор(только он и остался,а дома давно уже нет),в этот двор,где под шорох и шелесткаштановых листьевпрошло мое детство, —и теперья испытывал чувство такое,как будто тяжелыйсвалил с себя груз,и дышал облегченно,и счастливыми видел глазами,как легко совпадаюти как совмещаютсянаши с тобою следы —словно две параллельных,что сходятся где-то в пространстве,в бесконечном пространствебесчисленных лет —шаг за шагом,след в след,под шуршанье каштановых листьев.

«Падают листья осеннего сада…»

Падают листья осеннего сада,в землю ложится зерно.Что преходяще, а что остается —знать никому не дано.Беглый мазок на холсте безымянном,вязи старинной строка.Что остается, а что преходяще —тайна сия велика.Пламя погаснет и высохнет русло,наземь падут дерева.Эта простая и мудрая тайнавечно пребудет жива.Так отчего так победно и громкогде-то над талой водой —все остается! все остается! —голос поет молодой?И отчего так легко и звенящев гуще сплетенных ветвей —непреходяще! непреходяще! —юный твердит соловей?

«Ребенок стоял на паркетном полу…»

Ребенок стоял на паркетном полу,а зимнее солнце февральского дняв балконное било стекло.И он,непонятною силой влеком,на солнечный блик осторожно ступили сделал еще один шаг.Ребенок, открыв удивленно глаза,босыми ступнями несмело ступалпо теплым паркетным брускам,а зимнее солнце февральского дня,подобно шуршанью осенней листвы,бесшумно текло перед ним.Ребенок шел по полу, как по воде,и в стороны руки свои разводил,и хлопал в ладони, и пел —да, что-то он пел, этот юный дикарь,в невнятном языческом пенье своемто У повторяя, то А.Дикарь? – но скорее, как юный пророк,язычник? – нет, юный апостол босойв рубахе почти что до пят,так шел он, неведомой силой влеком,как будто бы слышал все время вдаликакой-то настойчивый зов.Ребенок шел по полу, как по воде,прощался со мной, уходил от меняв такую безумную даль,куда мне не только вовек не дойти,но даже и глазом одним заглянутьуже никогда не дано.

«Так дни неслись, так быстро время мчалось…»

Так дни неслись, так быстро время мчалось,что нам не удавалось наблюдать,как листья блекли, и не замечалось,как успевали листья облетать,как вновь они раскрыться успевали,и, с дождиком сойдясь накоротке,цвела сирень, и сливы поспевали,и дыни золотились на лотке,и небо постепенно прояснялось,и как-то утром, выглянув в окно,спохватывались вдруг, и выяснялось,что снег лежит на улице давно,что искрится за ближней подворотней,как елочные хрупкие шары,не прошлогодний снег, а новогодний,в накрапах мандаринной кожуры,и дети уже возятся с санями,и не вчера ли выстроенный домвесь заселен и светится огнями…Но все это заметилось потом,когда у нас вовсю сверкала елка,и мы, почти совсем уже без сил,сидели за столом, и кто-то долгоза тостом новый тост произносили говорил, что можно жить без боли,и есть к тому достойные пути,чтоб день начать – как будто выйти в поле,и жизнь прожить – как поле перейти.

«Катя, Катя, Катерина…»