Приоткрылась дверь, и в класс заглянул Джамбот.
— Входи, входи, порадуйся вместе с нами, — пригласил Дзаге.
— Да будет счастливо ваше утро, — приветствовал старших Джамбот.
— Пусть бог даст тебе долгую жизнь!
— Э, зачем, Дзаге, ты проклинаешь хорошего человека, — сказал Муртуз. — Вглядись в меня, беззубого. Скажи, хотел бы ты так долго прожить?
Муртуз остановился напротив Джамбота и прищурил глаза.
— Конечно!
— Ты хитрец, и в игольное ушко пролезешь, — Муртуз переменил разговор. — Как ты думаешь, сколько детей будет учиться в новой школе? — обратился он к другу.
Вопрос был настолько неожиданным, что поставил в тупик Дзаге, мудрости и находчивости которого завидовали аульцы.
Видя замешательство старика, Джамбот попытался прийти ему на помощь.
— В нашем доме, — он загнул палец, — раз… В доме…
— Кто тебя спрашивает? — перебил его Муртуз. — До чего неуважительная молодежь. Однажды меня позвал отец, царство ему небесное, и говорит: «Голова, кто тебя бреет? — Рука. Голова, кто тебя бьет? — Язык», и я тогда понял, что болтуна и стреноженный осел не стерпит.
Пристыженный Джамбот замолчал — что ему оставалось делать, не возражать же? Он был рад в душе, что разговор состоялся без других свидетелей.
— Молчишь? — наступал на своего друга Муртуз.
Тот развел руками: сдаюсь.
— Вот видишь, Джамбот, какой у тебя старший.
Муртуз погладил чисто выбритый подбородок:
— А люди думают, что Дзаге мудр и все знает. На пиру слова сказать никому не даешь. Помнишь пристава Зарбатова? — обратился Муртуз к Джамботу. — А-а, ты же рядом со мной еще ребенок. Вот Дзаге его хорошо знает. Смотрю я на Дзаге и вижу перед собой пристава.
— Дался тебе этот пристав. Ты же о школе говорил.
— Вот-вот… Ты хуже пристава. Двадцать детей будет учиться в первом классе, десять во втором и шестеро в третьем. Понял?
Подкрутил ус Дзаге:
— Да не умрет на старости твоя жена, а в дальнем пути конь твой, — не старайся унизить меня, все равно не уступлю место тамады.
— Это почему?
— Мы умрем с тобой в один день. Правда, я еще успею поплакать над твоим гробом и араки выпью, попрощаюсь со всеми, а к вечеру к тебе отправлюсь. Зачем мне торопиться? Опоздать на тот свет никто не боится. Разве это не так, Муртуз?
— Так, так… Да ты, оказывается, и со скачущего коня сорвешь волос.
— Не брани другого, и тебя не выругают, Муртуз.
Слушая стариков, Джамбот забыл о своей обиде на Муртуза.
В класс вошли бригадир Тасо и прораб из города, Гриша. Старики ответили на их приветствия и продолжали разговор.
— Во времена пристава Зарбатова на два ущелья была одна школа и три учителя, — сказал Дзаге. — Твоему отцу, да будет ему на том свете радостно, удалось обскакать моего почтенного родителя… Он был у меня тихий, уважительный, не в пример твоему. М-да… Помню, ты ходил в школу, а я пас овец. И такие времена были. Правда, Муртуз?
— Любишь перебирать старую сбрую. Зачем тебе это?
— Откуда я знаю, почему мне сейчас на ум пришло… Не пустил меня в школу проклятый поп. А ты знаешь почему?
— Он со мной не делился.
— Тогда я тебе скажу. Твой отец пригнал ему трех баранов и годовалого бычка, — Дзаге подмигнул Муртазу. — У нас не было баранов, вот и остался я темным человеком… Не хочу умереть до того дня, пока не увижу Фатиму доктором.
Тасо было приятно, что первыми в школу пришли два самых почетных старика. Достали из сундуков черкески, нарядились, как на праздник.
— Ей-богу, поп знал, что делал! Среди этого волчьего племени попался один справедливый, — хихикнул Муртуз.
— Зато Советская власть не забыла меня, научила писать. Помню, пришел я из ликбеза и всю ночь не спал, буквы джигитовали перед глазами.
— Вот видишь, а ты еще недоволен бываешь.
— Это ты придумал.
— Пусть добрые люди скажут, кто всегда наступает на Тасо?
Прыснул Джамбот, отвернулся.
— Ты, Дзаге, ты… А кто для нас Тасо?
Отступил Дзаге, вскинул руки, словно хотел защититься.
— Тасо мой брат… Бригадир он.
— Теперь он для тебя брат. Запомни, его поставила сама Советская власть!
Засмеялся Гриша.
— Ладно, не будем ругаться на утеху молодым, — Дзаге направился к выходу. За ним последовал Муртуз.
У порога Дзаге остановился:
— Извините нас, старость бывает болтливой. И вы будете такими, — старик приподнял над головой шапку. — Спасибо тебе, Гриша!
— За что благодаришь?
— Золотые у тебя руки. Школу такую построил нам.
— Тасо спасибо скажи, он добился.
Муртуз приложил руку к сердцу:
— Да насладятся твоим счастьем твои родители!
Окончательно смутился Гриша, не знал, что и отвечать.
Бригадир и Джамбот проводили стариков на улицу и вернулись.
Тем временем Гриша, насвистывая, орудовал у выключателя. Сунул в карман отвертку, произнес:
— Полный порядок!
— Ты что пришел? — спросил Тасо у Джамбота.
Не сразу нашелся тот, что ответить, соображал, как бы лучше объяснить, зачем он здесь. — Парту бы мне выбрать…
— Парту?!
Переступил с ноги на ногу Джамбот.
— Ты никак в школу собрался? — спросил Гриша.
— Не пойму тебя, — бригадир окинул взглядом Джамбота.
— Младшая дочь, прости меня, вся в мать, больная.
— Сам виноват, к врачам у тебя недоверие.
— У окна бы посадить ее поближе к солнцу.
— Кого? Дочь? Ты о чем говоришь? Мне стыдно за тебя!
— Дочь, а кого еще… — буркнул Джамбот.
Бригадир потер подбородок, прошелся по классу. Он готов был выругать Джамбота. Никому из аульцев не пришла в голову такая мысль, не слышал он, чтобы кто-нибудь таким образом заботился о своем ребенке. Школу ведь строили все.
Отступил Джамбот к двери, стиснул руки за спиной, исподлобья посмотрел на бригадира: «Собака!»
— Видишь ли, в таком ученом деле я ничего не смыслю. Учитель знает, где ему кого посадить… Тут свои законы. В этом учитель мне не подчиняется. Ремонт сделать, столы привезти — мое дело… Но я поговорю с ним, — нарушил неловкое молчание бригадир.
— Нет, нет, — запротестовал Джамбот, поспешно взялся за массивную медную ручку: — Я не те слова сказал, ты прости меня.
— Пожалуйста, — произнес Тасо и подобревшими глазами посмотрел на Джамбота. — Дай время, еще одну школу построим, радио проведем, подключим электричество… А о дороге забыл? Погоди, все у нас будет, — Тасо рубанул рукой перед собой.
Вечером аульцы устроили пир для строителей. Растроганный Муртуз, второй старший после тамады, попросил наполнить пивом деревянную чашу. Виночерпий тут же вручил ему полную до краев чашу, искусно вырезанную из гладкого куска липы.
— Ой, Муртуз, оштрафую тебя, — предупредил Дзаге, разглаживая усы. — Что-то ты надумал опять на свою голову?
Дзаге украдкой потянул друга за широкий рукав черкески:
— Сядь, бога ради, прошу.
Но Муртуз не слышал его.
— Да простят мне и молодые мой поступок… Сердце мое сейчас мне говорит: «Выпей за Дзаге. Пусть он живет еще много лет». Видит бог, как я желаю Дзаге…
— Остановись! — Дзаге встал. — Не позорь наши седые бороды. Что это случилось с тобой сегодня?
Но Муртуз уже приложился к чаше. Заиграла гармоника, молодые дружно, ритмично захлопали в ладоши, припевая:
Айс æй, аназ æй Дæ зæнæджы тыххæй![33]
Муртуз приподнял над головой шапку, поцеловал дно чаши, потом перевернул ее над головой вверх дном:
— Пусть у тебя, Дзаге, будет столько болезней, сколько капель пива осталось в чаше!
Все захлопали, раздались возгласы одобрения.
Но вот виночерпий подал рог тамаде. Прежде чем произнести очередной тост, Дзаге сказал вполголоса:
— Стол — не базар в Моздоке. В тостах тоже есть свой черед.
Люди поняли, что он остался недоволен своим помощником Муртузом.