приглашает меня на обед в этот новый ресторан мексиканской кухни в Элланде.
– Очень мило, – говорит Това, направляясь за Дженис к входной двери.
Сын Дженис всегда водит мать куда-нибудь поесть. Она представляет, как они макают чипсы из тортильи в общую тарелку с гуакамоле.
– Ой! Я чуть не забыла про вторую причину. – С коротким смешком Дженис разворачивается и достает из сумки телефон. – Вот. Это твое.
Това хмурится:
– У меня нет мобильного телефона.
– Теперь есть, – возражает Дженис. – Это старый сотовый Тимоти, ничего особенного. Но в чрезвычайной ситуации пригодится. – Она незаметно косится на ортез.
Това сжимает зубы.
– Сколько раз я объясняла, что мне это не нужно? У меня в гостиной есть отличный телефон. Мне не нужно носить еще один с собой в сумке.
– Нужно, Това, если ты собираешься жить здесь одна. Не говоря уже о том, чтобы работать одной в этом океанариуме, когда бы ты туда ни вернулась. Что, если ты опять упадешь? Мы об этом поговорили. И все согласились. Тебе нужен телефон.
После долгой паузы Това протягивает руку, чтобы Дженис положила телефон в ее раскрытую ладонь.
– Спасибо, – тихо говорит она.
– Вот и славно. – Дженис улыбается. – Я попрошу Тимоти позвонить, чтобы он тебе объяснил, что к чему. И я буду с тобой на связи по поводу обеда в честь отъезда Мэри Энн. А пока, если тебе что-нибудь понадобится…
– Конечно.
После ухода Дженис Това запирает дверь на задвижку.
* * *
На ужин будет картофельная запеканка с луком-пореем. Барб не славится своими кулинарными талантами, но блюдо вкусно пахнет и соблазнительно пузырится, когда Това заглядывает в дверцу духовки. В любом случае это приятное разнообразие, а то обычно она ужинает курицей и рисом. Надо будет послать Барбаре записку с благодарностью.
Звенит таймер. Това наклоняется, чтобы вытащить дымящуюся форму из духовки. Она уже наполовину ее вытянула, осторожно балансируя на здоровой ноге, когда что-то в кармане вдруг набрасывается на нее.
Дзинь!
Запеканка падает на пол, разбрызгивая масло и сыр. Дзинь! Това делает шаг к кухонной стойке по жирному линолеуму, ортез скользит, и она падает на копчик во второй раз за неделю.
Дзинь, дзинь, дзинь!
Това вытаскивает злосчастный телефон, и маленькая полоска экрана сообщает, что звонящий неизвестен. Стиснув зубы, она отбрасывает телефон прочь.
Почему люди не могут просто перестать совать нос в чужие дела?
Но теперь она должна встать, и это будет непростая задача. Каждый раз, когда она пытается подняться, ноги разъезжаются. Телефон лежит брюхом вверх, как серебристый жук, в дальнем углу кухни. Все равно она не знает, как им пользоваться, даже если бы смогла до него добраться. Наконец ей удается залезть на стул.
– Господи, – бормочет она и изводит до нелепости огромное количество бумажных салфеток, чтобы вытереть руки от картофельной запеканки с луком-пореем.
* * *
Курица с рисом. Ужин прошел на диване, с тарелкой на коленях. Точно так же, бывало, ел Уилл, когда шла игра.
– Да уж, вот это мы даем. Как низко мы пали, а, Кот? – Она гладит его мягкий лоб, берет пульт и включает вечерние новости.
Говорящие головы бубнят о фондовом рынке и о погоде, но Това не может на этом сосредоточиться. Ее мысли возвращаются к важным новостям про Мэри Энн. Начало ее конца, первое предложение ее последней главы. Неспособна жить дальше самостоятельно. Вернулась к зависимости от других, как в детстве. По крайней мере, у ее дочери Лоры хватает ума взять ее к себе, а не отправлять в один из этих домов.
О Барбаре позаботятся ее девочки в Сиэтле. А Дженис? Они с Питером уже и так живут на цокольном этаже дома Тимоти, под крылом сына и невестки, чья активная жизнь протекает наверху. Каждому в какой-то момент приходится куда-то переехать.
Средняя продолжительность жизни мужчин на несколько лет короче, чем у женщин, и Това всегда считала это несправедливостью, которую никто не замечает. Смерть Уилла была относительно ясной – по крайней мере, для самого Уилла. Рак, госпитализации, лечение, все это было чудовищно, но почти такими же ужасными были возня с документами, апелляции по страховке, всякие приготовления. Поздними вечерами Това проводила целые часы в одиночестве за кухонным столом, мучительно пытаясь со всем этим разобраться. Кто отплатит ей тем же, когда придет ее время? Или из-за отсутствия наследников поток бумажной волокиты просто канет в бездну?
Она ставит миску с курицей и рисом на журнальный столик (естественно, на подставку) и направляется к каминной полке, шаркая пластиковым ортезом по ковру. Она проводит рукой по гладким кедровым углам, которые шлифовал вручную и покрывал морилкой ее папа. Самый остов этого дома вырублен его топором – мастерство прежней эпохи, прекрасная шведская работа, которая переживет столетия. Сколько еще проживет она сама, прежде чем что-нибудь затеплит огонек ее дряхлости? Узкая лестница, неровная дорожка? Выпавшая из рук форма для запеканки, скользкий от сливок и картошки пол?
Найдут ли ее на кухонном полу? Вызовут ли “скорую”, чтобы отвезти ее в больницу? Кто будет заполнять документы на госпитализацию, прикрепленные зажимом к планшету? И это будет только начало.
Разве что…
Та брошюра, которую она привезла из “Чартер-Виллидж”.
Пожалуй, пришло время заполнить заявление.
Фирменное блюдо
Кэмерон не эксперт по кемперам, но он совершенно уверен, что ему досталось полное говно.
Двигатель гремит, разболтанный ремень подвывает, когда кемпер пыхтит по трассе I-5. Приятель Эллиота предупредил, что едет машина слегка неровно, и даже сказал, что запасной ремень, до сих пор не распакованный, лежит в бардачке. Ну, Кэмерон хотя бы уговорил его сбить цену до тысячи двухсот баксов.
Может, этот кемпер и говно, но стать владельцем автомобиля прямо-таки приятно. Даже если заплачено за него деньгами, взятыми “не взаймы” у тети Джин.
И вот, потратив шесть из оставшихся восьмисот долларов на дорогущий латте, Кэмерон на полной скорости мчится по шоссе в двух часах езды к северу от Сиэтла, приближаясь к своей цели. Водительское сиденье обито затхлой, колючей коричневой тканью, от которой почему-то чешется спина даже через рубашку. Матрас в плане комфорта и запаха немногим лучше. Прошлую ночь он провел почти без сна в дальнем углу автостоянки в какой-то промзоне к югу от Сиэтла. Он все ворочался и ворочался с боку на бок, когда услышал шорох шин по гравию, вскочил и увидел через крошечное окошко кемпера, как подъехала полицейская машина, силуэт которой безошибочно угадывался в предрассветных сумерках. Он перелез на водительское сиденье и рванул оттуда.
Не лучшая первая ночь в Вашингтоне. Но