конечностей из десяти. Несколько недель Эрик и Уилл наблюдали, как бедняга Вуди неуклюже ползает по стеклянному аквариуму, в который положили гравий с дорожки. Това не выбрасывала картофельные очистки и обрезки цукини, чтобы вечером кормить ими Восьминогого Вуди, а Уилл пару раз заезжал в зоомагазин в Элланде за артемиями, которые краб с удовольствием поглощал.
Для краба Вуди прожил довольно долго, но однажды утром Това обнаружила, что он замер на бегу и его пристально вглядывающиеся куда-то глаза застыли в одном положении. Уилл взял трупик пальцами, собираясь выбросить его в сад, но тут Эрик в панике выбежал из своей комнаты и стал требовать для краба достойного захоронения. Он упал на пол, обхватил отца за ногу и будто приклеился к ней, как один из тех протестующих хиппи, которые приковывали себя цепями к деревьям, полные решимости бороться с несправедливостью.
Памятник работы Эрика до сих пор стоит в саду, под разросшимися папоротниками. Покойся с миром, Восьминогий Вуди, уродец и друг.
Никогда Това не сочувствовала этому бедному крабу больше, чем сейчас, когда она сама ковыляет по кухне и на левой ноге у нее этот нелепый ортез из литого пластика. Шесть недель, сказал доктор Реми. Шесть бесполезных недель, в течение которых она не сможет выполоть одуванчики со своих грядок с ревенем. Шесть сводящих с ума недель, в течение которых на плинтусах в прихожей будет собираться пыль. Шесть невыносимых недель, в течение которых полы океанариума будут на попечении того, кого Терри сможет найти ей на замену.
– У тебя четыре здоровые ноги, – замечает она Коту. – Может, одолжишь мне одну?
Кот в ответ принимается вылизывать лапу.
Не успевает она заняться кофеваркой, как раздается звонок в дверь.
– О господи. – Она медленно ковыляет к входной двери.
– Това! – Сквозь оконное стекло доносится резкий, звонкий голос Дженис. – Извини, что без предупреждения. Ты дома?
Това неохотно поворачивает задвижку.
– Ой, отлично, – говорит Дженис, вваливаясь в дом с запеканкой в руках. Ее голос звучит привычно ровно, когда она сообщает: – На этой неделе ты пропустила собрание Крючкотворщиц.
– Да. Я приболела.
Дженис усмехается:
– Как бы не так! (Снова эти фразочки из ситкомов.) Что у тебя случилось? Ты упала на работе? Так Итан из магазина сказал. – Она ставит форму для выпечки на кухонную стойку.
Кровь отливает от лица Товы. Итан? Откуда ему знать?
– Так вот, я, конечно, молчу, – говорит Дженис, поднимая руку в примирительном жесте, – но если тебе нужен адвокат, я знаю одного человека. – Она тянется за своей сумкой: – У меня есть с собой его номер.
– Дженис, прошу тебя. Это просто растяжение.
– Сильное растяжение.
Дженис косится на ортез. Потом снимает прозрачный розовый шарфик и вешает его вместе с сумкой на спинку одного из кухонных стульев. Напевая себе под нос, она берет форму с запеканкой, несет ее к холодильнику и начинает шарить внутри в поисках свободного места.
– Посмотри на нижней полке, – бормочет Това.
– Ага! Вот сюда. – Дженис отряхивает руки. – Это Барб для тебя приготовила. Кажется, с картошкой и луком-пореем. Что-то вроде того. Она все говорила о каком-то рецепте, который нашла в интернете.
– Очень мило с ее стороны. – Това хромает к кофеварке. – Поставить кофе?
– Нет, ты садись. И подними ногу. – Дженис поспешно встает перед ней и загораживает графин с водой. – Я приготовлю кофе.
Он у Дженис всегда слабоват, но Това сидит, как велено, внимательно наблюдая, как Дженис отмеряет молотый кофе и воду.
– А кошку кормить надо? – Дженис опускает на нос свои круглые очки, чтобы скептически взглянуть на Кота, который устроился под стулом Товы. Жест солидарности с его стороны.
– Спасибо, но он уже позавтракал, – говорит Това. Потом, пока Дженис не успела ничего придумать насчет готовки, добавляет: – Мы оба позавтракали.
Кот переворачивается на бок, демонстрируя свой новый округлый живот. От всех этих запеканок он поправился, и ему идет. Килограммы поддержки, как ласково говорит Това.
– Ладно, остынь. Я просто пытаюсь помочь. – Дженис ставит две дымящиеся кружки на стол и садится. – Ты ходила к доктору Реми?
– Конечно, – сердито отвечает Това.
– И?
– Я же говорила. Растяжение.
– И как долго ты не сможешь работать?
– Несколько недель, – честно говорит Това. Она умалчивает о том, что доктор Реми направил ее на костную денситометрию и предупредил, что в ее возрасте, наверное, не стоит возвращаться к работе. Наверное, сказал он. Еще ничего не известно точно. Так зачем упоминать об этом?
– Несколько недель, – повторяет Дженис, скептически разглядывая ортез. – В общем, я пришла не просто так. Не только для того, чтобы убедиться, что ты, ну, знаешь, жива.
– Понятно. – Това оценивающе делает глоток кофе, приготовленного Дженис. Можно было бы добавить еще столовую ложку, но вышло вполне сносно.
– На самом деле я пришла по двум причинам.
Това выжидающе кивает.
– Хорошо, и вот первое, что я должна тебе сообщить. Если бы ты пришла к нам в прошлый вторник, ты бы услышала важные новости от Мэри Энн, но раз тебя не было…
– Какие новости?
– Она переезжает к дочери.
– К Лоре? В Спокан?
– Именно, – подтверждает Дженис.
– Когда?
– В следующем месяце. Выставляет дом на продажу.
Това медленно кивает:
– Понятно.
Дженис снимает свои круглые очки, берет бумажную салфетку из подставки на столе и протирает стекла. Щурясь, она говорит:
– Это к лучшему. Лестница у нее в доме крутая, ты же знаешь, и прачечная в подвале…
– Да, тяжеловато, – соглашается Това. Прачечная в подвале была виной прошлогоднего падения Мэри Энн, тогда ей посчастливилось отделаться всего несколькими швами. – Это замечательно, что она будет жить с Лорой. И Спокан. Это серьезная перемена.
– Да, серьезная. – Дженис надевает очки. – Мы планируем устроить прощальный обед. Он может состояться через несколько недель, в зависимости от того, как быстро все устроится, но ты ведь, конечно, придешь?
– Конечно. Я его не пропущу, даже если мне придется туда ковылять, – говорит Това. И она говорит это серьезно.
– Хорошо. – Дженис поднимает глаза, ее лицо непроницаемо. – Знаешь, после того как Мэри Энн уедет, мы останемся втроем. Рано или поздно нам пора будет задуматься о своих планах на отдаленное будущее.
Това глубоко вздыхает, пытаясь представить, что будет с Крючкотворщицами, если останутся только она, Барб и Дженис. Без Мэри Энн и ее магазинного печенья, разогретого в духовке. Они встречаются каждый вторник на протяжении нескольких десятков лет. Ходить на эти встречи – ее давняя привычка.
– В общем, нам будет о чем поговорить. – Дженис встает и накидывает на плечи шарф. Скрип ее стула по линолеуму заставляет Кота, который, по-видимому, заснул, поднять голову и недоверчиво приоткрыть один глаз. – Мне надо бежать. Тимоти