себя с этим ненормальным гурманом, способным сожрать мощный афродизиак в сыром виде.
У него и так с потенцией зашибись! Зачем столько-то?
— Вы диктатор. — Обреченно вздыхаю, залпом допивая его вино.
— Издержки профессии. — Пожав плечами, Макс Андреевич забирает у меня пустой бокал и ставит его на стол.
— А ещё вы — Монстр.
— Из твоих уст это звучит как комплимент, — отвечает с невозмутимым лицом.
— Я не ваша подчиненная. Со мной так нельзя!
— Возмущаться будешь, когда поешь. Не люблю я голодных, злых женщин в предобморочном состоянии. Мне нужна живая, эмоциональная девочка. — Он обнимает меня за талию одной рукой, второй тянется к подносу с устрицами.
Бож-ж-же, не-е-ет…
Я сейчас умру.
Я эту сырую гадость точно выплюну ему на грудь!
Глава 31
Ива
— Даже не уговаривайте! — Брезгливо морщусь и отворачиваюсь, когда Пожарский подносит к моим губам раковину с мерзким моллюском.
Она пахнет морем и соком лайма. Но это ничего не меняет. Выглядит не впечатляюще.
— Попробуй, — улыбается Максим Андреевич, слабо надавливая кончиками пальцев мне на крестец. — Это очень вкусно и полезно для женщины. Зря воротишь нос.
— Я не стану это есть, — отказываюсь, ощущая, как поясницу приятно покалывает током. Я даже непроизвольно прогибаюсь в спине, вжимаясь попой в бедра мужчины.
— Попробуй, — повторяет Пожарский терпеливо, но настойчиво.
— М-м… — Плотно сжимаю губы. Отрицательно верчу головой.
— Ива, жевать её не нужно. Высоси из раковины содержимое и проглоти. Это займет полторы секунды. Принесет много пользы организму. Можно немного подержать во рту.
Бож-же…
Зачем я только заикнулась про минет? Пыталась умничать. Он же сейчас оторвется по полной программе со своими устрицами!
«Высоси и проглоти». Серьезно? Какой-то сплошной завуалированный контекст…
Как будто это так просто. Подержать во рту эту… эту мерзость!
Как это может нравиться вообще?
Как можно делать то, что кажется неприемлемым?
— Какая она на вкус? — Снова рассматриваю желеобразную текстуру моллюска, и меня бросает в пот.
— Чуть солоноватая… С морским привкусом. Многим женщинам устрицы по вкусу напоминают сперму, — спокойно отвечает Пожарский, а меня волной жара накрывает.
— Это шутка? — выразительно округляю глаза.
— Так женщины говорят. — Монстр невозмутимо пожимает плечами. — Не я это придумал. Я лишь цитировал впечатления слабого пола во время трапезы.
Представив себя со спермой во рту, содрогаюсь от озноба.
Такого квеста в жизни у меня ещё не было.
— Чем тогда поедание устриц отличается от минета, если у них такой специфический вкус? Как это затолкать в рот вообще?
Озвучив мысли вслух, мгновенно прикусываю кончик языка. Чувствую, как щеки и уши начинают гореть. Сбитая с толку, опускаю взгляд мерзавцу на грудь.
Отреагировав на мои слова, Макс Андреевич взрывается громким хохотом.
Дурак!
— Ива-а-а, ты неподражаема! Умеешь поразить. Я этот вечер запомню, наверное, на всю жизнь. Ты никогда не брала в рот? Ни разу не сосала член? Серьезно?
— Представьте себе, нет, — бурчу я, желая втащить этому самодовольному засранцу в его аристократический красивый нос. Слишком он у него ровный и правильный. — Я вас разочаровала? — язвлю, а сама вспоминаю, как он ласкал меня языком глубоко между ног, а затем целовал в губы. И мне не был противен мой вкус. Мы оба творили что-то невероятное. Безумное. Приятное. На этом столе.
— Наоборот. — Стерев с лица веселье, Макс Андреевич продолжает удивлять. — Ты зацепила меня ещё сильнее. Впервые сталкиваюсь с таким необыкновенным сокровищем. Но устрицу всё же придется съесть. Хочу, чтобы ты кое-что поняла. — Опустив ладонь на мою щеку, Пожарский задумчиво проводит большим пальцем по моим сомкнутым губам, растирая собранную на них же влагу.
Демон проклятый… Знает, как меня обездвижить и лишить разума вместе с воздухом.
— Не всё является тем, чем кажется на первый взгляд, — добавляет он. — Ты никогда не узнаешь, пока не попробуешь. А не попробуешь, будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Съешь устрицу, Ива.
Судорожно сглотнув, как под гипнозом, приоткрываю рот. К губам прикасается шероховатая створка раковины. На язык вытекает немного лимонного сока. Срабатывают вкусовые рецепторы. Скривившись, поспешно всасываю устрицу. Вкус и вправду солоноватый, как у морской воды. Мякоть скользкая. Моллюск большой. Выплюнуть его обратно в раковину не получается, потому как Макс Андреевич, будь он неладен, приказным тоном не даёт мне этого сделать.
— Глотай!
И я послушно сглатываю, запивая рвотный рефлекс остатками лимонного сока.
Спустя секунду прихожу в себя.
— Умница. Как ощущения? — Едва различимая улыбка заставляет уголки порочных губ приподняться.
— Хочется вас прибить, — ворчу я, брезгливо вытирая рот сомкнутыми пальцами.
— Ещё одну?
— Только через ваш труп, Максим Андреевич.
— Мне кажется, что ты их вскоре полюбишь, — заверяет, приступая неторопливо расстегивать пуговицы на моей рубашке.
Глава 32
Ива
— Что вы делаете? — судорожно выдыхаю, обхватывая ладонями широкие запястья мужчины. Пытаюсь ему помешать раздеть себя.
— Убери руки. — Его голос звучит уверенно и твердо, но в этот раз я не слушаюсь Пожарского. Не хочу трахаться с ним на стуле. Я не готова ко второму раунду. Не желаю, чтобы он воспринимал меня как девочку для постельных утех. Только что это изменит? Моё «не хочу»…
Он не мой мужчина. Я не его любимая женщина. И у нас всего одна ночь. Ночь по его собственной прихоти.
— Кто она? — задаю вопрос и бью прямо в цель.
— Она? — Его пальцы застывают, вытащив очередную пуговицу из петли. — О ком ты спрашиваешь?
— О вашем «пройденном уроке», — поясняю я, ощущая, как по венам ударил адреналин, вселяя смелость, которой и в помине нет. — А точнее, о вашей бывшей девушке, что, по всей вероятности, разбила вам сердце. Поэтому вы ведете себя как мудак? Словно в мире не существует достойных женщин. И вам плевать на таких, как я, на нормальные человеческие отношения…
— Ива… — Сцепив плотно челюсти, Андреевич отводит взгляд в сторону, явно не желая делиться со мной подробностями из своей прошлой жизни.
Понимаю, что не должна туда лезть, что это слишком личное, но желание узнать его поближе не оставляет мне выбора.
— Вы сами разрешили залезть вам в душу, — перебиваю его, — так не нарушайте данное вами слово.
— Это что-то изменит лично для тебя? — спрашивает зажатым горлом, а затем натужно втягивает ноздрями воздух, словно ему кислорода мало в этой огромной просторной гостиной.
Осознание того, что Пожарский всем нутром напряжен, приходит спустя секунду.
Мне отчего-то хочется его пожалеть.
Подняв руку, касаюсь кончиками пальцев колючей мужской щеки и нерешительно провожу по ней до подбородка.
— Хочу увидеть вас настоящего.
Сглатываю, замечая, как дергается его кадык.
Еще один шумный вздох вынуждает