образом не соприкасалась с его деловой или общественной жизнью. В обществе Пабло бывал с Ольгой, а когда возвращался тоскливым и раздраженным, Мария-Тереза неизменно служила ему утешением».* * *
Итак, у Пикассо появилась другая женщина, и это была воистину безумная страсть. В результате, выпустив на волю все свои самые низменные инстинкты, он стал и в обыденной жизни вести себя все более и более низко.
Ольга была неглупой женщиной и сразу поняла: у любвеобильного Пикассо появилась другая. Впрочем, не понять это было невозможно, ибо, предаваясь безумной страсти, художник попытался вычеркнуть Ольгу из жизни, и всю свою неприязнь к ней он стал вымещать в своих картинах, посвященных корриде, где он изображал ее то в виде лошади, то в виде старой мегеры. Объясняя впоследствии причины их разрыва, художник скажет: «Она слишком много от меня хотела… Это был наихудший период в моей жизни».
Очень несправедливо. Однако, как верно заметила за 100 лет до этого мадам де Сталь, любовь, которая является целой историей в жизни женщины, есть лишь эпизод в жизни мужчины. Тем не менее на первых порах Пикассо не хотел развода, так как полный разрыв хотя бы с частичкой прошлого для него был эквивалентен смерти, которая на протяжении всей жизни вызывала в нем трепетный страх.
* * *
Карлос Рохас пишет:
«Из всех женщин Пикассо Мария-Тереза была самой скромной, и ей единственной не было дела до его денег и славы. Об этом не раз говорил сам Пикассо, которого восхищала глубокая самоотверженная преданность совершенно необразованной, но на редкость жизнеспособной девушки».
В самом деле, каким-то особым интеллектом от Марии-Терезы и не пахло. Она любила лишь спортсменов, спорт и секс. В отношении последнего она нашла в Пикассо, несмотря на 28-летнюю разницу в возрасте, именно то, что ей было нужно.
Теперь Пикассо мог себе позволить многое — ведь каждый год он уже зарабатывал миллионы. Для Марии-Терезы в 1930 году он снял квартиру на уже известной нам улице Ла Боэси, в доме 44, приобрел замок де Буажелу (франц. — de Boisgeloup) на севере от Парижа, в котором и устроил мастерскую. В упоении страстью художник писал, лепил, рисовал. Искусствоведы — ценители творчества Пикассо — отмечали, что после знакомства с Марией-Терезой женские груди на его полотнах вновь стали круглыми и крепкими, рты начали улыбаться, а фигуры, часто по-прежнему деформированные, начали излучать чувственную радость. В самом деле, в новых картинах художника стала доминировать мягкость форм, символизирующая юность и становление женственности Марии-Терезы. Одна из самых популярных его картин того периода — это «Обнаженная, зеленые листья и бюст», написанная в 1932 году. В ней нет ни одного острого угла…
* * *
Страсть, которую они испытывали друг к другу, увенчалась тем, что 5 сентября 1935 года у Марии-Терезы родилась дочь Майя. Вернее, в метрике было написано не Майя, а Мария Консепсьон — в честь умершей сестры Пикассо Кончиты.
Беременность стала для Марии-Терезы сюрпризом, и ее дочь записали как ребенка от неизвестного отца. Тем не менее рождение этого ребенка стало финальным аккордом в семейной жизни Пикассо с Ольгой Хохловой. Но и с Марией-Терезой его отношения после этого значительно осложнились, так как к уже поостывшим за восемь лет чувствам добавилась и родительская ответственность. А этого, как мы уже понимаем, Пикассо не любил.
Да, он обещал, что сразу же после развода признает плод своей запрещенной любви. Но девочка так и не получила его фамилию. Впрочем, художник согласился… стать ее крестным. Крестный отец собственной дочери! Право же, подобное выглядит странновато. Но таков уж был Пикассо, и он потому-то и назвал Марию-Терезу как-то лучшей из женщин, что она никогда ничего не требовала от него.
У Франсуазы Жило читаем:
«Мария-Тереза очень много значила для Пабло, пока он жил с Ольгой, была мечтой, в то время как реальностью являлась другая. Он продолжал любить ее, потому что, в сущности, она не принадлежала ему: жила отдельно, была убежищем от неприятной реальности. Но, когда он, расставшись с Ольгой, стал жить вместе с Марией-Терезой ради более полного обладания ее прелестями, к которым питал такую пылкую страсть, реальность внезапно преобразилась. То, что было фантазией, мечтой, стало действительностью, отсутствие стало присутствием. <…> И в результате она заняла место Ольги, стала той, от кого, в соответствии с логикой Пабло, нужно искать убежища».
К сожалению, Пикассо просто патологически не мог долго оставаться верным. В результате его роман с матерью его только что родившейся дочери еще продолжался, а его уже настигло новое увлечение — Дора Маар, которая, в отличие от Марии-Терезы, не только обладала острым умом, но и хорошо разбиралась в искусстве.
Карлос Рохас констатирует:
«Семнадцатилетняя Мария-Тереза Вальтер, случайно столкнувшись в магазине “Галери Лафайетт” с Пикассо, имени которого до того дня никогда не слышала, узурпировала власть Ольги и родила художнику дочь Майю. <…> Однако это отнюдь не помешало тому, чтобы ее, в свою очередь, вытеснила Дора Маар».
И началась их весьма своеобразная жизнь втроем, которая продолжалась несколько лет: четверг и воскресенье Пикассо проводил с Марией-Терезой и дочерью, а все остальное время посвящал Доре.
Глава пятнадцатая
Неразведенная, но и не жена
А что же Ольга?
Биограф Пикассо Роланд Пенроуз пишет:
«Растущее отчуждение между Пикассо и женой мучительно давало о себе знать. Существует много свидетельств того, что в период между 1932 и 1936 годом он стремился обрести полную свободу. Утверждалось, хотя и ошибочно, что на какое-то время он перестал писать картины вообще. Действительно, число полотен, созданных после 1933 года, уменьшилось, и это одно из доказательств переживаемого им в то время мучительного внутреннего кризиса. Но для Пикассо жизнь означала прежде всего работу, и, как обычно в периоды кризисов, его талант находил новые формы выражения».
Как известно, при разводе в людях часто проявляются все самые худшие качества. Более того, самый приличный человек порой начинает вести себя как последний негодяй, когда дело касается его бывшей супруги или супруга.
Ольга не могла больше выносить ни неприязни мужа, ни нескрываемого присутствия теперь уже двух