ее улыбающейся. Таким образом, характерная особенность портретов Доры — это ее огромные глаза, полные тревоги и печали. А еще Пикассо любил подчеркивать овал ее лица, линии скул и тонкие пальцы с острыми ногтями, похожими на его картинах на капли крови.
Пикассо признавался Франсуазе Жило:
«Годами я писал ее в искаженных мучительных формах — не из садизма и не для развлечения. Я только следовал видению, запечатлевшемуся во мне. Это глубинная реальность Доры».
Пикассо понимал, как много значит и для Марии-Терезы, и для Доры тот факт, что он их пишет. Они обе прекрасно осознавали, что обеспечивают себе бессмертие, становясь частью его творчества. И это осознание обостряло соперничество между ними. Но вместе с тем оно и заставляло каждую из них закрывать глаза на те стороны создавшегося положения, которые в любом другом случае волновали бы их гораздо больше.
* * *
Как это обычно и бывает, своеобразие характеров Пикассо и Доры Маар обусловило конец их романа. С годами она становилась все более нервной, а он не выносил женских истерик. В конце концов, бесконечные слезы и длительные депрессии могли утомить кого угодно, не говоря уж о чрезмерно темпераментном испанце. А еще она всегда была склонна к мистике и испытывала тягу ко всему оккультному, но при этом никогда особо не навязывала своих взглядов другим. И все же, когда Пикассо начал от нее отдаляться, она с горечью сказала: «Художник ты, может, и замечательный, но человек с моральной точки зрения ничтожный».
Франсуаза Жило, появившаяся в жизни Пикассо в 1943 году, рассказывает, что он пытался утихомирить ее, сказав, что вопросы совести касаются лишь того, чьей проблемой являются. «Добивайся вечного блаженства, как считаешь нужным, и держи свои советы при себе!» — возмущенно кричал он. Но она продолжала твердить свое, и порой невозможно было понять, о чем идет речь. Дора была непьющая, и поэтому многие их общие друзья решили, что дело совсем плохо.
* * *
В самом деле, Дора была очень неуравновешенной женщиной, и постепенно это ее состояние переросло в болезнь.
С весны 1945 года у Доры стали случаться припадки. Опасаясь, что она сойдет с ума или покончит с собой, Пикассо и их общие друзья отправили Дору в известную психиатрическую лечебницу Жака Лакана, где, помимо психоанализа, к ней применялся популярный в то время метод лечения — электрошок.
Психиатрическая лечебница — это быстрый и легкий способ выбрасывать из своей жизни тех, кто попал в беду. Хотя на самом деле между гением и помешанным очень часто существует лишь одно отличие — разница между успехом и неудачей.
Франсуаза Жило по этому поводу как-то сказала Пикассо:
— Когда рядом с тобой падают, нельзя говорить: «Я намерен идти дальше». А пойдет она или нет, это ее дело.
— Такого рода любовь к ближнему совершенно непрактична, — ответил ей художник. — Это просто-напросто сентиментальность, псевдогуманизм, которого ты набралась у Жан-Жака Руссо, у этого плаксивого шарлатана. К тому же натура каждого человека предопределена заранее.
Франсуаза Жило потом написала:
«Думаю, что Пабло, со своим испанским чувством гордости, счел эту слабость со стороны Доры непростительной. Она упала в его глазах. Возможно, в ее слабости он уловил запах смерти, тоже, как я узнала впоследствии, непростительный, по мнению Пабло».
Доктор Лакан продержал Дору в своей лечебнице три недели, а потом отпустил домой. Но он продолжил наблюдать за ней, проводил сеансы психоанализа.
Когда Дора вернулась домой, перемен в ней почти не было заметно. Какое-то время она была не совсем здорова, однако когда психоанализ стал давать результаты, снова начала заниматься живописью. Пикассо по-прежнему продолжал навещать ее. Франсуаза сказала ему, что он должен заботиться о ее здоровье, не давать ей почувствовать, по крайней мере, пока, что в его жизни появилась другая женщина. Более того, она даже заявила, что готова не видеться с ним какое-то время, если это пойдет несчастной Доре на пользу. «Хорошо», — ответил Пикассо.
* * *
Но изменить что-либо уже было невозможно. Уже на следующий день Дора бросила в лицо Пикассо:
— Ты в жизни никого не любил! Ты вообще не умеешь любить!
— Не тебе судить, умею или нет, — спокойно ответил он.
Дора изумленно посмотрела на него и вдруг поняла, что говорить им больше не о чем. Она так и сказала ему.
— Совершенно верно, — так же спокойно ответил Пикассо и ушел.
После этого их отношения уже больше не возобновились.
После войны Пикассо подарил Доре Маар домик в Менербе, на юге Франции. Однако жить здесь ей так и не пришлось — после расставания с возлюбленным она стала постоянной пациенткой лечебницы для душевнобольных. Потом она с головой ушла в религию и умерла 16 июля 1997 года в возрасте 89 лет.
Глава семнадцатая
Знакомство с Франсуазой Жило
Франсуаза Жило. Мы уже несколько раз упомянули это имя, и теперь настало время рассказать об этой женщине подробнее. Когда началась Вторая мировая война, американское посольство во Франции предложило Пикассо и Анри Матиссу переехать в Соединенные Штаты, но оба мастера отказались. Пикассо ненавидел фашистов, но он не мог отказаться от своего образа жизни в Париже, от своих привычек и предпочел оказаться в оккупации.
Отметим, что в годы войны Пикассо чувствовал себя в Париже таким одиноким, что даже стал время от времени заходить к Ольге, якобы поговорить об их сыне, который тогда находился в нейтральной Швейцарии. Однако это восстановление отношений длилось недолго, ибо в мае 1943 года Пикассо познакомился с художницей Франсуазой Жило, которой за полгода до этого исполнился 21 год. Эта девушка, родившаяся в Нёйи-сюр-Сен, была ровесницей его старшего сына Пауло (он родился 2 февраля, а она 26 ноября одного и того же 1921 года), но для нее уже было очевидно, что живопись — ее призвание.
Фотограф и художник Брассай рассказывает о ней следующее:
«Мы знакомы около трех лет: впервые я встретил Франсуазу в мастерской одного художника-венгра на Монпарнасе, который ввел ее в мир искусства. Ей было тогда лет семнадцать-восемнадцать,