ребенка на руки, она пыталась его успокоить, пытаясь захватить кухонным полотенцем носик, однако Алешенька вертелся, награждал ее тумаками, и она лишь пачкала его еще больше.
– Чан Ми, прошу, тебя, забери у него эту треклятую палку!
– Так он не отдаст, это его скипетр, и корону он требует с алмазами…
– Вот же врушка, – пыталась перекричать внука бабушка, вот я тебе задам, это же надо, придумала, трехлетний ребенок ей про алмазы рассказывает.
Спасительным треньканием прозвучал звонок в дверь.
– Чан Ми, а ну, бегом, открывай. А вот и мамочка пришла Алешенькина, вот и мамочка пришла.
– Это моя мама.
– Бегом! Я сказала! Твоя, моя, наша, Маша, Наташа, какая разница! Открывай! – А, тю-тю, а, тю-тю, а мы сейчас носик вытрем Алешеньке, – приговаривая и приплясывая, бабушка, не прекращала попыток избавить от густой мокроты, разбушевавшегося «царя».
– Добрый вечер, Алевтина Марковна, что у вас случилось?
– Олюшка, ну, на минуточку вышла на кухню, а тут такое, Чан Ми, золотко, больше не надо играть с ним в такие игры, – ненавязчиво давала понять бабушка, кто виноват в этой истории.
– Давайте, я попробую. – Ольга Семеновна взяла за ручку мальчика, и он мгновенно ее разжал.
– Олюшка, благодарю, миленькая моя, спасительница, пошли, умоемся, красотулечка моя, солнышко ненаглядное, золотце…– она сбросила мешавшие ей домашние тапочки Игоря, и босоногая зашлепала по паркету в ванную.
– Дочурик, к тебе опять претензии? – мама нахмурилась, а это не предвещало ничего хорошего.
– Мам, я что, виновата, что Алешка возомнил себя царем? И чем ему ведро не угодило? Видите ли, алмазы там должны были сверкать. Я вообще предлагала ему кат,14смотри, если открутить одну часть вентилятора, получится отличная шляпа династии Чосон, носить ее могут только аристократы – янбан, правда надо еще и бусинки… – Чан Ми продолжала говорить, но все тише и неуверенней, она заметила, что мама прикрыла глаза рукой и опустила голову.
– Маам…
– Иди ко мне. – Ольга Семеновна посадила дочь к себе на колени, и уже шепотом продолжала:
– Чан Ми, ты уже взрослая девочка, неужели ты не понимаешь, что трехлетний ребенок, который едва выговаривает мама и папа, не может сказать «царь», ему даже в голову не может придти такое.
– Ну, так пришло же, он сам мне сказал…
– Как!?!?!
– Телепатически… Прости, я больше не буду. А эта Алевтина, она злая.
– Она не злая, а подозрительная, поэтому, прошу тебя, ты можешь играть с детками во что угодно, только не объясняй, пожалуйста, людям, как ты с ними разговариваешь, хорошо?
– Звонок, мама, это Наташа приехала! – радостно воскликнула девочка и, легко спрыгнув с колен, побежала открывать дверь.
Здороваясь с Оленькой и Чан Ми, Наталья Ивановна, с беспокойством прислушивалась к шуму, что доносился из ванной, дверь из которой тут же распахнулась и на пороге появилась бабушка с внуком на руках, который еще продолжал всхлипывать, но как только увидел маму, радостно потянул к ней ручки. Целуя влажные щечки малыша, она пыталась заложить за ушки его непослушные волосы, мокрые, они всегда завивались колечками.
– А вот и мамочка явилась, – оглядывая с ног до головы невестку, пропела бабушка.
– Добрый вечер, Алевтина Марковна, какой неожиданный сюрприз, а почему не предупредили?
– Ты еще сажи, что я только по приглашению, могу приехать к сыну. А это что? Подарки, из Москвы?
– Да, черный пакет это для Вас…
– Хм, ну, конечно, кто бы сомневался, что черный.
– Ну, вы тут разбирайте подарки, а мы с Оленькой ужин приготовим, – подытожила Наташа, с неохотой отрывая от себя сына, который брыкался и уже тянул ручки к Чан МИ.
Наталья Ивановна, тяжело вздыхая, резала зелень на салат. Оленька лущила вареные яйца и поглядывала на подругу, наконец, нарушила молчание вопросом:
– Как съездила, Наташ?
– А, нормально, всё благополучно завершилось, – она тряхнула головой, словно прогоняя тяжелые мысли и грустно улыбаясь, продолжила, – Евгения Александровна, действительно, оказалась правнучкой Василия Степановича. Слушай, у нее такие интересные глаза, «стоячие», так говорила моя тетка.
– Что это значит?
– Ощущение, что они у нее не закрываются, говорит ли она или молчит, они у нее широко открыты, и смотрит на тебя, не двигая ими. Я потом специально наблюдала, нет, двигаются, а в разговоре нет. Смотрит, открыто и внимательно, невольно задумываешься, что у нее в голове происходит, о чем думает? Ты была знакома с ее отцом?
– Мммм, ну, так, мимоходом, – Оленька опустила глаза и стала собирать крошки от яйца с фартука, говорить заведомую ложь, всегда неприятно.
– У него такие же глаза были? Круглые?
– Да нет, нормальные, большие, но не «стоячие», как ты говоришь.
– В маму, наверное, пошла. Ты маму ее знала?
Да откуда, я об этой Жене узнала от тебя, подумала Оленька, но вслух промычала что-то неопределенное.
– А может, бабушкины гены, да?
– Все может быть, «гены», сейчас все об этом толкуют.
Оленька понимала, что мучает Наташу. Однажды, без спросу, вторгнувшись в судьбу этой милой женщины, она, снедаемая чувством вины, просто решила быть рядом. Вмешательство в людскую жизнь чревато последствиями, и сложно спрогнозировать, откуда беда выскочит, а явилась она в лице востроглазой Алевтины, «свекровище», как за глаза называет ее Наташа.
– Так ее все устроило, и район, и планировка?
– Кого?
– Евгению Александровну…
– А, прости, задумалась. Да «высотку» наконец, достроили, и район менять не пришлось, этаж второй, как и договаривались. На днях переезжать будет. Я оплатила и машину, и грузчиков. Ах, да, чуть не забыла само главное – дарственная оформлена на Чан Ми, дом крепкий, еще сто лет простоит, Игорь все проверил, сейчас покажу, только руки сполосну…
– Не спеши, успеется. Ну, что, накрываем на стол?
– Да, конечно, – Наташа смахнула слезинку, выпрямила плечи и, пытаясь шутить, сказала: Вперед! В бой!
Белоснежная скатерть была хрусткой на ощупь. Ароматные мясные блюда, приготовлены Алевтиной Марковной, щекотали ноздри, обильные закуски из Москвы, радовали глаз. Икра красная, икра чёрная, лосось розовый, оливки зеленые. Салат из спаржевой фасоли по-корейски, играл всеми красками, и был подвинут ближе к Чан Ми.
Хозяин восседал во главе стола, радостно поглядывая на присутствующих, и одновременно уговаривал Алешеньку, что ерзал у него на коленях, пытаясь схватить наполненный бокал вина.
– Низзяааа, сыночек, низзяаа, это кака…
Все женская половина умильно смотрела на внушительного вида Игоря, который сюсюкал с сынишкой.
– Предлагаю тост! – произнесла Наталья Ивановна, оторвавшись, наконец, от созерцания этой прекрасной картины, сына и мужа. – Давайте выпьем за маму, за ее чудесные ручки, что приготовили нам такой ужин, за ее неожиданный приезд, и, вообще, как сказал Муса Джалиль
« Мы будем вечно прославлять, ту женщину, чье имя – мать».
Опрокинув бокальчик, Алевтина поспешила завладеть вниманием аудитории, – Игоряша, обнови! – последовал приказ, – ответный тост!
Только Чан Ми хрустела салатом, остальные, с уважением внимали «оратору».
– Дорогая, дорогая моя цитатница-невестушка! Спасибо за прекрасные слова! Я, правда, не понимаю, зачем ты приплела сюда этого китайца…
– Мама, ну, ты же знаешь, Муса Джалиль татарин, вступился