и уже бегом бежал домой, взлетал на пятый этаж…
– Как тут моя Жёна-женушка поживает? Скучала?
– Скучала, посмотри в окно, видишь на том месте, где ты появляешься, дыра в асфальте?
– Нет, не вижу, откуда ей там взяться?
– Так это же я ее глазами протерла, дожидаясь свою Дюшку, мягкую подушку… Бывало, что и ужинать приступали к утру только.
Оленька, затаив дыхание, слушала проникновенный рассказ, но в глазах стояли слезы, ведь она вспомнила свою историю. «Ван Лиён, драгоценный супруг мой», где ты, единственный, в каких мирах воюешь, помнишь ли ты еще свою «Оленьку?».
Они сидели друг против друга, и молчали, каждая о своей звезде, которая мгновением осветила ночное небо, и исчезла, оставив лишь воспоминание.
– А как же он попал в Казахстан? – нарушила Оленька уже довольно долго длившееся молчание.
– Знаете, Оленька в какое время мы жили? По «блату» можно было все достать, и квартиру отдельную, и все в квартиру. Мне Эдик рассказывал, что однажды помогал разгружать машину для знакомого генерала, так чего там только не было, начиная от французских духов и чешской обуви и до холодильников-телевизоров, и все в каких-то диких количествах. Но свекор мой, отец Эдички, был человек старой закалки, коммунист с большой буквы, – « Я с работы и гвоздя не вынес!» вот так говорил он и гордился этим безмерно, поэтому и мы должны были зарабатывать своим трудом. Единственное чем он нам помог, это устроил Эдика на Байконур, там как раз строили шахты для ракет, платили очень прилично.
Вот и все. Я долго не могла простить свекру, но с годами смирилась, ну, в самом-то деле, не хотел, же он такой участи единственному сыну. Что там произошло, как говориться, тайна покрытая мраком. Говорили, что наступил на распределительный щиток, ложь, ложь, не верю, Эдичка был высококлассным специалистом…
Уж не помню, сколько времени прошло, да только я с работы, прямиком к Эдичке, на кладбище, и так день за днем, день за днем, разговаривали, мы, беседовали, там, – почти на шепот перешла Евгения Александровна, её голова опускалась все ниже, ниже…
– Задремала, – подумала Оленька, – такое бывает у старушек, она-то знала…
Неожиданно, тишину безмятежно дремлющего дома, заполонил восторженный крик Чан Ми:
– Аааааааааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
– Омма!!!! Омо-мо!!!! Эноци̒,*дэба̒к*, омма!!!! Дэба̒к!!!! Боу-кьёо15!!!
– Что, война?!?! – встрепенулась Евгения Александровна, – Где горит!?! Что случилось?
Оленька укоризненно посмотрела на Чан Ми, – дочурик, ну зачем же так шуметь? Всю Москву переполошила.
– Все в порядке, ничего не горит, ей просто-напросто очень понравилась ванная комната.
– Сорри, бабулечка, не бойся, я больше не буду, – Чан Ми бросилась в объятия ничего не понимающей старушке, и тут же побежала обратно.
– Чан Ми! Ничего там не трогай! – прокричала в след Оленька.
– Хорошо, я знаю, мама! – ответила проказница откуда-то издалека.
– Это ли не счастье, иметь такой «колокольчик» в доме, вздохнула бабушка, потирая грудь в районе сердца.
– Вам нехорошо? Может капельки?
– Да, ничего, со мной такое бывает, уже отпустило, не беспокойтесь, что поделаешь, возраст…
– А ваш прадедушка…
– Ах, да. И вот, однажды, как мне рассказывала мама, начали рассекречивать архивы КГБ, оказалось, что прадед наш, Василий Степанович, в разведке служил, за высокие заслуги перед Отечеством награжден был неоднократно, ей передали все награды, и все что к ним причитается. А этим домом он владел, единолично в котором мы с вами так уютно сидим, заулыбалась Евгения Александровна. Уж я не помню всех деталей, но мама устроила небольшой «эль шкандаль» среди родственников, она боялась за мое психическое здоровье. Свекру моему пришлось-таки побегать по инстанциям, в итоге, переписали этот дом на меня, к Эдичке теперь добираться приходилось очень долго, с пересадками, да и дом требовал много внимания, огородик, опять же. Розы выращивать стала. Вы уж «деточек» моих не забывайте поливать, они вас отблагодарят красотой и ароматом.
Они опять помолчали недолго.
– Я очень рада, Оленька, что именно вы приобрели этот дом.
– А прадед ваш, с семьей в этом доме проживал?
– По документам он был холост, бездетный. А с прабабкой моей, Ириной, такая история приключилась. Ей едва исполнилось лет пятнадцать, как к ним в деревню, на постой определили паренька, гармонист, весельчак и балагур Васька. Девчата незамужние его на «части рвали», а он к прабабке моей присмотрелся, красавица была, глаза в пол-лица, высокая, кожа чистая, кровь с молоком. А Вася ее, как появился ниоткуда, так и исчез однажды, слова на прощанье не сказал. Поговаривали, беглый он, скрывался. А месяца через три, у них во дворе курица петухом запела. «Ой, не к добру, это, ой, не к добру», зашептали соседи, а еще через три месяца, когда у Ирины живот «на нос» полез, все стало на свои места.
Да, велика Россия, да глаз у нее еще больше, лет через десять, увидели деревенские Василия, аккурат, когда он в дом этот входил.
Собралась Иринушка с дочкой Женечкой, пред светлы, очи, так сказать, обрадовать папеньку. Да встретили их неласково: «Был, таперича нету, и незнамо, кады будуть». Бабушка Женя, меня, кстати, в честь ее назвали, еще раз приезжала, одна, уже без мамы, когда ей лет двадцать было. Видела его мельком, вот, только, оробела, не подошла.
– Почему!?!?
– Ну, как вам сказать…
– Скажите, как есть…– с трудом выдавила из себя Оленька, опустив глаза.
– Она в раздумьях стояла перед крыльцом купеческого дома, разглядывая две резные колонны, что подпирали кружевной козырек над входом, и прокручивала возможные варианты разговора с отцом: « Я ваша дочь» – «Подите вон, я вас знать не знаю» и все в таком духе, как вдруг, она увидела девушку. Сказать что она была красива, это ничего не сказать. Она была ослепительно молода. Несмотря на довольно таки жаркую погоду, это был июль месяц, от нее прямо-таки веяло свежестью и прохладой. Казалось, она излучала какой-то невидимый свет, что заставлял прохожих оборачиваться и улыбаться. Но как она была одета, это поразило мою бабушку больше всего. Нет, она не была в бальном платье, и на голове у нее не сверкала корона, но вы же понимаете, Оленька, женщины всегда это чувствуют… Это действительно была принцесса из сказки, сотканная из воздуха и света, несмотря на обычное ситцевое платье в голубых незабудках, юбка-колокол, но как оно на ней сидело! Бабушка потерла кулачком глаза, ей показалось, что на девушке хрустальные туфельки и она слышит нежный перелив колокольчиков мягко ударяющихся по мостовой. Рядом вышагивала бабища, рыжая, огромная, она так и зыркала по сторонам. Естественно это была охрана. Но, самое страшное, оказалось не в красоте этой девушки, и не в ее нарядах. Она увидела отца, когда он открывал дверь, впуская ее в свой дом. С таким восхищением и такой любовью он смотрел на нее, что бабушка поняла – нет