Ты так же, как и он, странствуешь далеко от родной земли…
– Но Одиссей покинул нимфу, – вспомнил он. – Оставив ее в печали.
– И ты меня покинешь, – сказала она неожиданно. – У тебя есть своя Пенелопа39. У каждого Одиссея должна быть Пенелопа, но должна быть и Калипсо. Вечно печальная Калипсо.
– Я не хочу, чтобы ты грустила, – возразил ей Исмен.
– Такова судьба всех дочерей атлантов.
– Поверь, я искренне сожалею, что все так произошло: ты попала в плен, умерла твоя мать…
– Не стоит. Прошлое не вернуть. Что случилось, то случилось по велению Ахуры Мазды. Думаешь, жизнь моя могла быть лучше? Меня хотели отдать в жены Мазею, сатрапу Киликии. Он старше меня на сорок лет. А нынче, ты же знаешь, Дарий хотел откупиться от Александра землями вплоть до Вавилона, и меня обещал в придачу к выкупу.
– Да, слышал, – согласился Исмен. – Если бы я мог как-нибудь облегчить твою судьбу, я бы…
– Верю, – мягкие маленькие пальчики коснулись его губ, заставляя замолчать, – не надо связывать себя тяжелыми клятвами. Пусть останется все так, как должно быть. Ахура Мазда мудрее нас, он знает наши пути. Доверимся ему.
Исмен задремал. Он слышал, как стремительными шажками подошла Томирис.
– Спит? – шепотом спросила она.
– Да. Уснул, – ответила Статира.
– А почему он лежит на твоих коленях? – в голосе послышались сердитые нотки.
– Он такой красивый, – вместо ответа, виновато прошептала Статира. – Когда он так лежал в шатре Барсины раненый, я иногда долго смотрела в его лицо. Знаю каждую родинку… А можно я его поцелую?
– Нет! – твердо сказала Томирис. – Прошу тебя, Статира, не кради его сердце. Ты сделаешь себя несчастной, его… и меня, – еще тише добавила она.
Исмен почувствовал, как осторожно приподняли его голову и положили на свернутый в скатку плащ.
– Я же только один раз легко коснусь его губ, – просила Статира.
– Не делай этого, – запрещала Томирис.
– А ты сама крадешь сердца, и – ничего, – укорила Статира подругу.
– Неправда! – возмутилась Томирис.
– Правда, – удивительно мягко Статира перевела разговор в шутливый тон. – Я не могу украсть сердце Исмена. Его уже украла ты. Пока ты ходила за фруктами, я заглянула в твою походную сумку.
– И что ты там нашла?
– Сердце Исмена, сердце Софита, сердце красавчика Агенора и еще много сердец несчастных юношей…
– Ох, Статира, – погрозила ей Томирис. – А у самой-то в шкатулке для рукоделия, что под пряжей хранится?
Они засмеялись.
Уже ночью сквозь сон Исмен почувствовал, как кто-то заботливо укрыл его плащем. Теплые губы коснулись щеки. Пахнуло лавандовым маслом.
Три дня пролетело в беззаботной неге. Уархаг делал на раны Исмена примочки их морской воды с какими-то маслами и отварами. Воспаление быстро спало. Проснувшись утром, Исмен с Томирис катались верхом вдоль полосы прибоя. Затем купали коней и плавали в теплом море. Уархаг готовил завтрак. Поев, слушали, как Сатира играла на многострунной арфе, а Дрипетида пела. После обеда ходили гулять до поселка рыбаков. Вернувшись обратно с закатом, заставали уставшего Софита. Тот рассказывал о закладке нового порта. Все садились за ужин. В сумерках вели беседы иногда веселые, иногда грустные. Засыпали под плачущую свирель Уархага и поскуливание Репейника. Девушки отдыхали ночью в шатре. Исмен и Софит спали прямо под открытым небом, возле тлеющего костра. Уархаг, вообще непонятно, когда спал. Он до поздней звезды играл на свирели или напевал песенки горных пастухов, а утром встречал всех за работой: готовил ужин, кормил коней или мастерил что-нибудь.
Утром четвертого дня прискакали Фидар и Колобуд. Все в пыли, уставшие. Колобуд тут же растянулся на земле и захрапел. У Фидара еще хватило сил выпить слабого вина и поесть сыра.
– Газа пала? – спросил с надеждой Исмен.
– Нет, – качнул головой Фидар. – Набатеи дерутся отчаянно. Александр дал три дня отдыха всем.
– Как он сам? – забеспокоился Исмен.
– Ранен.
– Так чего ты молчишь! – вскочил Исмен. – Сильно ранен?
– Сильно. Стрела с катапульты пробила щит и панцирь, плечо ему разворотила.
Исмен кинулся к коням.
Всадник влетел в лагерь. У шатра Александра на страже стояли агреане.
Парменион выглянул, заслышав стук копыт.
– Пусти меня к гегемону, – крикнул Исмен, спрыгивая на ходу.
– Остынь. Чего ты так перепугался?
– Что с гегемоном? Почему ты спокоен? – закричал на него Исмен.
– Жив он. Ищи его в шатре Барсины.
Соматофилаки, стоявшие на страже у шатра Барсины, узнали его. Один из них нырнул под полог.
– Впустите его, – услышал он Александра. Голос бодрый, живой. От сердца отлегло. Значит, с ним все в порядке.
Гегемон полусидел, полулежал в куче подушек, обнаженный по пояс. Левое плечо от локтя до самой шеи стягивала повязка с проступившими на ней бурыми пятнами крови. Он широко улыбнулся и поманил здоровой рукой Исмена.
– Видишь, полез без тебя на приступ – и что получилось. Ты примчался, услыхав о моем ранении?
– Но почему ты здесь, в шатре Барсины? Почему рядом нет Филиппа?
– Самый лучший лекарь – это сама Барсина. Вспомни, как быстро она подняла тебя на ноги. А еще я здесь скрываюсь от нудных нравоучений Прамениона и от горестных восклицаний Гефестиона. Не волнуйся. Денька через три поправлюсь и возьму этот проклятый город. Ты можешь отправляться обратно на побережье. Отдохни.
– Нет, гегемон, – твердо сказал Исмен. – Теперь я тебя не покину.
– Тогда распорядись, чтобы мне принесли слабого вина, а я поведаю тебе, как проходила осада.
Исмен выбежал из шатра искать виночерпия, тут же наткнулся на Пармениона.
– Каково состояние здоровье нашего полководца? – надменно спросил старый полководец.
– Боги оберегают его, – с облегчением выдохнул Исмен.
– А ты не очень учтив со старшими, – недовольно заметил старик. – Накричал на меня…
– Прости, я сильно испугался за гегемона, – склонил голову Исмен, – но тут же взгляд его вспыхнул негодованием. – Почему его не прикрыли? Где были телохранители? А если бы… – Он даже подумать боялся, не то, что произнести вслух. – Кто бы тогда возглавил армию? Что было бы с нами со всеми? Мы на краю земли, а за нашей спиной еще не покоренная Персия…
Парменион пожал плечами и пошел прочь. Ему нечего было ответить. Действительно, а кто бы смог возглавить армию и продолжить победоносный поход? Он, Кратер, Птолемей, Черный Клит? Никто из них не способен действовать так смело и решительно, как Александр. Никого так не любят боги, как Александра. Никому так не преданы воины, как Александру.
Барсина сидела на ковре и занималась вышивкой. Александр здоровой рукой обнимал малолетнего сына Дария, который дремал у него на груди и рассказывал Исмену об осаде Газы.
Работа закипела. Очень скоро