норов – уничтожу всех. Прикажу в плен не брать! – жестко закончил Александр и, усмехнувшись, добавил: – Мазак без лакедемонян, что собака без зубов, только гавкать сможет, а то и заскулит.
* * *
Наконец пустыня оборвалась, уступая место бескрайним зеленым равнинам. Воздух становился влажным. Ветер принес вонь с болот. Море показалось по правую руку. Широкая река неспешно несла мутные воды, и эта грязно-желтая муть смешивалась с изумрудными волнами. На границы пустыни и зеленеющих полей возвышалась одинокая крепость.
– Что за цитадель? – спросил Александр.
– Ворота Севера, – ответил проводник.
– А там что за дома, чуть севернее?
– Город Пелусия. Дальше начинаются владения Амона, благодатная Черная Земля.
– Будем ждать Мазака здесь, – решил Александр. Окинул равнину. – Удобное место для битвы.
Взгляд его зацепился за одиноко стоявший каменный прямоугольный столб, испещренный иероглифами.
– Что это за знак?
– Обелиск в честь павших сынов Айгюптоса, – с благоговением объяснил проводник. – На этом месте двести лет назад проходило кровопролитное сражение с армией Камбиса.
Александр сошел с коня, приблизился к обелиску, внимательно осмотрел камень. Попросил проводника разъяснить надписи на нем. Выслушав, решил:
– Пусть жрецы из Пелусии проведут службу, а я почту память борцов за свободу Айгюптоса и совершу жертвоприношение.
* * *
Разведчики доложили: сатрап Мазак не выступит с войском из Мемфиса. Он срочно собирает силы для обороны города. Но среди воинов – повальное бегство.
– Трус! – с презрением бросил Александр. – Надо было здесь меня встречать и сразиться, как подобает настоящему воину. А лакедемоняне с ним?
Ему ответили, что видели их корабли, уже выходящие в море.
Александр с частью войск на кораблях отправился вверх по Хапи. Остальная армия следовала берегом. Весть об избавлении страны от ненавистной власти Персии разлетелась по всему Айгюптосу. На торговых площадях с уважением рассказывали, как грозный завоеватель сам, лично совершил обряд поклоненья в память защитников, павших в борьбе за свободу Обеих Земель. Устроил спортивные состязания в их честь.
Македонян встречали хлебом и цветами. К кораблям то и дело приставали лодки. Воинов угощали вином, горячими лепешками, свежими фруктами. Чуть ли не в каждом городке старейшины просили Александра сойти на берег и совершить службу в честь местных богов. При этом устраивали праздники с обильным застольем.
Гегемон не спешил. Задерживался в селениях, беседовал со жрецами и старейшинами, выказывая уважение им и их Богам. Причем, беседовал с ними наравных. Вскоре долетели вести о брожении в Мемфисе. Местные жители нападают на персидских воинов. Гарнизон Мазака тает с каждым днем, что кусок соли, брошенный в воду.
– Как бы дело не дошло до преждевременного восстания, – поделился своими опасениями с командирами Александр.
– Пусть бунтуют, – обрадовался Гефестион. – Не придется разбираться с сатрапом.
– А если в ходе восстания появится какой-нибудь местный гегемон? – не согласился Александр. – Мазак удерет из Мемфиса до моего прихода, а победу над персами припишут этому местному герою. Он возомнит из себя нового правителя, и тогда с ним придется вести сложные переговоры.
– Или убить его, – предложил Неарх.
– Тогда мы будем стоять вровень с персами, – не согласился Александр. – Такие же захватчики. Ничем не лучше. А нам надо играть роль благородных освободителей до конца, – подвел он итог.
Пришлось остаток пути плыть без остановок.
Набережная белого города или, как его еще называли, Весов Обеих Земель, пестрела людьми в праздничных нарядах. Тысячи жителей спешили встретить освободителя Айгюптоса. В руках цветы, пальмовые ветви. Разрезая толпу, к пристани степенно двигалась длинная процессия жрецов. Впереди шли «Посвященные в тайны мироздания». В руках высокие посохи, на верхушках которых сверкали золотые статуэтки богов. Через левое плечо перекинуты шкуры леопардов. Пояса из кожи змей. Следом шествовали колонной младшие жрецы. Над головами колыхались длинные шесты с золотыми перьями Маат44.
Корабль стукнулся бортом о камни набережной. Александр появился на носу в желтой хламиде, с золотым венком на голове. Протянул к набережной руки с открытыми ладонями, как здесь приветствуют солнце, показывая тем самым: он пришел с миром, он – свой, он с народом Айгюптоса… И народ в ответ взорвался радостными возгласами. Казалось, даже небеса и земля вздрогнули. Стая белых голубей взвилась в воздух. К лапкам были привязаны небольшие плетеные корзинки, из которых сыпались разноцветные лепестки цветов.
Лишь один человек понуро стоял на набережной у самых сходен и не разделял всеобщего ликования. Мрачный, бородатый в темной персидской одежде, в красном башлыке, укрывавшем его голову. В руках он держал серебряный поднос. На подносе стояла деревянная шкатулка и небольшой золотой кувшинчик. Крышечка на шкатулке была открыта. Внутри жмень бурой земли.
– Кто он? – спросил гегемон у Уна.
– Сатрап Мазак. Пришел передать тебе власть, войско и казну.
– Хорошо. Я приму завтра все у него.
– Надо бы сделать сегодня, – настаивал Уна. – Ему нельзя до вечера оставаться в Мемфисе. Его убьют. Народ забьет камнями или разорвет на части.
– Что у тебя? – спросил Александр, указывая на поднос.
Мазак опустился на колени.
– Я передаю тебе землю и воду, – ответил глухо сатрап, протягивая поднос.
– Птолемей, – позвал Александр. – Принимай страну.
В Мемфисе состоялся грандиозный праздник. Александра в золоченых носилках, увешенного гирляндами цветов, пронесли по городу к храму Птаха, где состоялась торжественная служба с обильными жертвоприношениями. Гегемон собственноручно надел на шею новоявленному быку Апису массивную серебряную цепь с золотым крестом – анхом45. После, под ликование толпы, гегемон заложил камень в фундамент нового храма. Потом он обошел вокруг полуразрушенного святилища Аписа и на четырех угловых колоннах повязал гирлянды из цветов, тем самым приняв покровительство над домом божества.
На площади перед храмовым комплексом бога Птаха – некуда ступить. Такого грандиозного празднества давно не помнили горожане. Воины и местные мужчины вместе пили вино, пели песни, состязались в борьбе.
Колобуд показывал удаль в кулачном бою. Никто не мог выбить его из круга, очерченного на земле. Уже левый глаз заплыл, с носа на светлую бороду стекали две красные струйки, но противники один за другим падали от его ударов. Фидар, обнаженный по пояс, лоснящийся от пота, боролся с силачами, подстать себе. Двоих уложил на спину, третьему чуть не свернул шею… Исмен резвился со сверстниками в силовую игру кожаным мячиком, набитым шерстью. До того увлекся, что не замечал содранных локтей и сбитых колен. Даже Уархаг затесался среди музыкантов, хвастаясь умением извлекать из местных свирелей чудесные мелодии. Одна Томирис неуютно себя чувствовала на мужском празднике. Женщин сюда не приглашали. Она, насупившись, следила за игрой Исмена.
– Тебе скучно? – внезапно рядом появился Уна. – Даже у нас сестры и жены не