Читать интересную книгу История новоевропейской философии - Вадим Васильев

Выжить, т. е. достичь главных целей человеческого существования, лучше объединившись между собой. И Гоббс эту теорию подхватывает и активно развивает её. Он является одним из первых творцов концепции общественного договора, которая потом была растиражирована, особенно в XVIII веке, и во Франции, в частности, пользовалась грандиозным успехом.

Что такое общественный договор? Это не какое‑то реальное историческое событие. Тут Гоббс проводит скорее логическую реконструкцию. Суть в том, что люди договариваются отчуждать от себя часть своих свобод, отчуждать в пользу государства. Государство олицетворяется монархом. Цель такого отчуждения: человек поступается своими свободами, правами ради тех же самых ценностей. Ради сохранения его свободы, права и, прежде всего — жизни. Вот жизнь — главная ценность, согласно гоббсовским конструкциям. Дело в том, что эгоистическое поведение — вовсе не самое эффективное в целях самосохранения. Но люди не могут просто так собраться вместе и решить: давайте будем вести себя хорошо, учитывать интересы друг друга. (вместе — победим, что называется). Все дело в том, что, разойдясь по углам, люди забывают, как правило, об этом, о чём договорились и опять начинают играть каждый за себя. Поэтому одного вот такого договора недостаточно, и под общественным договором Гоббс понимает совершенно другое: общественный договор — это акт, конституирующий государство. Государство предполагает власть и верхушку, так сказать, этой власти — некий Центр власти. Центров не должно быть много — полагает Гоббс, потому, что. Иными словами, теория разделения властей, которая в то время не то, что зарождалась, она уже существовала. Само это разделение властей уже существовало во многих странах, в той же Британии. Но теоретически оно до сих пор не было четко оформлено, и было по настоящему лишь оформлено Локком, потом Кантом, т. е. доведено до теперешнего состояния: В демократическом государстве должно быть разделение исполнительной, законодательной и судебной властей.

Гоббс считает, что это неизбежно приводит к дестабилизации. Центр власти должен быть один, поэтому идеальное государство для него, конечно же, монархия. Именно поэтому после революции он вынужден был бежать. Слишком рьяным сторонником монархизма он был, чтобы демократическая Англия могла терпеть такого влиятельного человека. Англия, ведь тоже, как вы помните, в своей истории так сказать, имела несколько счастливых республиканских лет, а потом всё вернулось на круги своя.

Но. итак, плохо разделение властей. Какую же роль выполняет государство? Цель и задача правителя — сохранять и блюсти интересы граждан. Никаких других целей нет.

Несмотря на то, что Гоббс обычно называется как представитель этатизма, т. е. теории, концепции, а точнее типа социальных концепций, подчёркивающих роль сильного государства, его ни в коем случае нельзя смешивать с такими государственниками, как, скажем, Аристотель или Платон. Я хотел бы подчеркнуть серьёзное различие между ними. Скажем, Аристотель рисует гораздо более мягкий образ государства. И, тем не менее, его понимание сущности государства в корне отличается от гоббсовова именно акцентировкой фундаментальных черт государства в жизни человека. Итак вот поясню сейчас, в чём разница. Грубо говоря, всё концепции о происхождении и сущности государства можно разделить на две больших группы или класса. Если упрощать, то можно сказать, что представители одной группы считают, что государство первее человека. И, соответственно, интересы государства выше интересов конкретных граждан. Сторонники этой теории смотрят на государство как словно на надиндивидуальное живое существо. Скажем, у Платона, государство устроено также, как индивид. Вот, у индивида есть три части души: разумная, волевая и чувственная, и у государства есть три социальные прослойки, точно соответствующие: философы, войны и ремесленники. И создаётся впечатление, что это такой особый индивид, стоящий над всеми, индивидами второго порядка, паразитирующий даже. Ну, не паразитирующий, а наоборот — живущий в них, но обладающий неким самостоятельным статусом.

— Ну, мы еще несколько лет назад в этой парадигме были; погибнуть за интересы государства — это первейший долг и обязанность человека, зато государство спасется, вернее даже не государство, а его интересы.

Верно. Абсолютно верно. Это, кстати, связано с тем, что у марксизма, который был доминантной философией, в то время, гегелевские корни, а большего, более такого яркого представителя этой концепции, чем Гегель трудно даже себе вообразить. Для него это именно так. Даже Платон и Аристотель меркнут в этом плане по отношению с его взглядами, потому, что он считал, что государство это не просто индивид, да еще и божественное начало, божественный индивид. Не зря же он говорит, что государство это шествие Бога в мире. Но об этом я в свое время расскажу, когда дойдет до Гегеля очередь.

Так вот. Сторонники второй теории считают, что индивиды первее государства, а государство должно лишь обслуживать их интересы, каким бы сильным оно ни было. Именно такой позиции Гоббс придерживается. Спиноза, Локк, Кант и многие другие видные крупные философы. Просто Гоббс считает, что чтобы эффективно охранять индивида, государство должно быть сильным. Только и всего.

У Гоббса, в социальной философии, есть один такой опасный, для его теории, пункт. Связан он с проблемой злоупотребления правителя. Давайте о ней задумаемся. И с этой проблемой неизбежно сталкивается любой сторонник этатизма. Ну, хорошо. Да! Оно должно выполнять свои функции по охране граждан. Ну, а если правитель не бескорыстный попался? Что делать, если он начинает плевать, так сказать, на интересы граждан и блюсти только свои собственные интересы? Это же исключить нельзя такую возможность, что так произойдёт. Что должно делать подданные в этой ситуации? На первый взгляд, ответ понятен. Ну, они должны свергнуть этого нечестного правителя. Но всё дело в том, и для Гоббса, здесь, очень большая проблема существует, что свержение правителя оказывается для него синонимом вообще разрушения государства. Свергая правителя, люди выступают, нарушают вот этот общественный договор. И впадают опять вот в это изначальное естественное состояние войны всех против всех. И это отождествление правителя с государством очень трудно избежать. Сам он не уйдёт, никаких демократических институтов смены власти Гоббс не признаёт. А ведь это бы, пожалуй, был бы единственный выход. Просто, надо ввести выборность.

— А конституционная монархия? Какой‑то баланс чтобы был.

Да, но здесь, он считает, как я уже говорил, что это приводит к дезорганизации государственных функций — разделение властей. И с ним тоже можно согласиться, но, видимо надо выбирать, как говорил Цицерон: из зол — меньшее. И демократия действительно является, скорее всего, меньшим из зол. Ну, а Гоббс тут дрейфовал от одной позиции к другой: то он говорил, что это совершенно невозможно, то вообще замалчивал эту проблему, а то начинал оговаривать, признавать возможность свержения все‑таки власти, где проявились такие злоупотребления.

Ну что еще сказать о Гоббсе? Вот мы быстро прошлись по его основным наукам Гоббса, но хочу отметить, что Гоббс не просто их полагает друг за другом эти науки. Он считает, что, в принципе, они образуют некую пирамиду: каждая последующая, более высокая наука, стоит на фундаменте предыдущей. Поэтому, вообще говоря, настоящим политологом может стать лишь человек, прекрасно разбирающийся в логике, физике и в антропологии. И настоящую‑то политологию можно построить, выстраивая непрерывную цепь знания. Сначала разобраться с законами языка, так сказать, логики. Потом, с микромиром. Потом перейти к человеку. И вот так последовательно наращивать, наращивать конкретность нашего знания. И вот тогда, мы чётко сможем разобраться в том, что и как, следует приписывать людям в качестве закона. Но реально это недостижимо, уверен он. И, поэтому, эти науки разорваны, но это не благополучное состояние, которое, может быть, когда‑то и будет устранено.

Вот таков Гоббс. Влияние его было весьма ограниченным. И, прежде всего, распространялось в социально — философской плоскости, безусловно. Как метафизик, Гоббс не оказал никакого серьёзного влияния на последующую философию. И его, ещё раз подчеркну, нельзя причислять ни к одной из разновидностей картезианства

Бенедикт Спиноза

Ну, а мы идём дальше. И следующий наш герой — Бенедикт Спиноза (1632–1677).

Вот уж метафизик из метафизиков. Один из действительно крупнейших метафизиков. Даже слишком, пожалуй, такой он крупный, какой‑то такой крупный, тяжёлый метафизик. Можно ввести это понятие. Есть тяжёлый рок и лёгкая музыка. Так вот есть «тяжёлая» метафизика, «просто метафизика» и «лёгкая метафизика». Или классическая, если хотите, метафизика, (классическая музыка). Ну вот, Декарт, скажем, безусловно, относится к «классической» метафизике. И вообще… кстати, это понятие, естественно, не мной придумано, — различение «глубокой» и «лёгкой» философии было предложено Юмом… и оно вообще, надо сказать, исключительно удачное, в эвристическом, не в абсолютном, а вот в эвристическом плане различения. Действительно, на протяжении всей истории мы встречаемся с этими двумя типами философов. Юм, кстати, чётко определил, как их различать. Вот я скажу, сейчас, забегая вперёд (о Юме мы тоже будем говорить), но сейчас скажу пару слов.