Потому что Кейдж и правда так думает.
Дэвид никогда не был таким.
Сейчас ужасное время думать о нем, но в моей голове всплывает воспоминание о том дне, когда мы с Дэвидом отправились в ювелирный магазин выбирать обручальные кольца.
Я знала, что он собирается сделать мне предложение. С ним никогда не было никаких сюрпризов. Каждое его движение было методичным, спланированным заранее, точно занесенным в электронную таблицу Excel. Он никогда не шел на ненужный риск. Дэвид никогда не принимал поспешных решений. Он никогда не позволял себе отдаться во власть эмоций, даже когда мы занимались любовью.
Это, впрочем, тоже планировалось заранее.
Даже секс не происходил спонтанно.
Внутри него как будто был некий неприкосновенный запас, до которого я не могла дотянуться, как бы ни старалась. Нечто из разряда недосягаемого, о которое я спотыкалась в неожиданные моменты, например, в то рождественское утро, когда поинтересовалась, какое у него самое любимое воспоминание из детства об этом времени года, и выражение его лица неожиданно стало пустым.
Дэвид так и не ответил на этот вопрос. Он просто сменил тему.
Я больше никогда не поднимала эту тему.
Теперь, стоя здесь, в объятиях Кейджа, и видя в его взгляде невысказанные потребность и преданность, я понимаю, что мы с Дэвидом, возможно, не были такой хорошей парой, как я думала.
Однажды я пообещала прожить жизнь с человеком, который выделил мне деньги на обручальное кольцо из своего бюджета. Это был крайне маленький бюджет, надо сказать. После чего придирался к каждому из выбранных мной вариантов, пока, наконец, просто не предположил, что было бы действительно разумнее потратить деньги на полетевший карбюратор, который требовал замены в нашей машине.
Я клялась в верности человеку, который дотошно складывал свое белье, прежде чем отправить его в корзину для грязного белья.
Мужчине, который предпочитал заниматься любовью в носках, потому что у него мерзли ноги.
Мужчине, который всегда отводил взгляд перед тем, как я его целовала.
— Кейдж?
— Да?
— Ты складываешь грязную одежду, прежде чем отправить ее в корзину для грязного белья?
Он хмурит брови.
— Конечно, нет. Кто, черт возьми, так делает?
— У тебя всегда мерзнут ноги?
— Нет. У меня подскакивает температура на пару градусов. О чем ты вообще говоришь?
Я уже знаю, что Кейдж не отводит взгляда, прежде чем поцеловать меня. Он смотрит мне прямо в глаза, как будто не хочет отводить взгляд.
Как будто Кейдж ничего не хочет пропустить.
— Я говорю о принятии глупого решения. Последний вопрос.
— Какой?
— После того, как ты оставил меня в той комнате в ресторане, я слышала еще несколько выстрелов. Это был ты?
Кейдж отвечает без колебаний.
— Ага. Там было двое парней с пушками. Они нацелились на Ставроса и Слоан. Я убил их.
О, вот и мост. Высокий, неустойчивый веревочный мост, перекинутый через ревущий поток бурной реки далеко-далеко внизу. Я очень надеюсь, что ты выдержишь мой вес, когда я выйду на тебя.
Я шепчу:
— Хорошо. Спасибо за честность. А теперь ты должен отнести меня в спальню сейчас же.
Не говоря больше ни слова, Кейдж поднимает меня на руки.
17
Нат
Я понимала, что Кейдж уже на пределе, но я не была готова к его натиску, когда он повалил меня на кровать.
Все, что Кейдж сдерживал до сих пор, вырвалось наружу.
Будто он решил взять реванш.
Стоя на коленях на матрасе, возвышаясь надо мной, Кейдж разрывает лиф моего платья. Звук рвущейся ткани почти такой же громкий, как и мое неровное дыхание. Затем он стаскивает с себя рубашку через голову, с рычанием падает на меня сверху, стягивает мой лифчик куда-то в район подбородка и вцепляется в один из моих затвердевших сосков.
Кейдж жадно всасывает сосок в рот.
Когда я вскрикиваю, он на секунду прерывает свое жадное посасывание, чтобы прорычать:
— Для нежностей будет время в следующий раз. А пока что я намерен оставить на тебе свои отметины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кейдж впивается зубами в нежную плоть под моим соском.
Я издаю стон, извиваясь под ним. Мне больно, но и одновременно невероятно приятно. Ударные волны удовольствия прокатываются по моему телу от жалящих укусов Кейджа.
Он делает то же самое с другой грудью, кусая ее так, словно хочет сожрать меня целиком.
Затем Кейдж подается немного назад, переворачивает меня на живот, расстегивает лифчик ловким движением пальцев и стягивает платье с моих бедер и ног. Трусики подвергаются аналогично грубому обращению.
Кейдж бросает сорванную одежду на пол. Когда я смотрю на него через плечо, Кейдж смотрит на мое обнаженное тело диким животным взглядом, его ноздри при этом раздуваются, а татуированная грудь вздымается, челюсть, как и кулаки, сильно сжата.
Меня прошибает мелкая дрожь.
Это ощущение не похоже ни на что, что я когда-либо чувствовала. Отчасти ужас, отчасти желание, а отчасти чистый адреналин, вызывает мурашки на руках и ногах, заставляя мое дикое сердце сбиваться с ритма.
Вид его желания заставляет меня чувствовать себя сверхчеловеком. Как будто я способна на все. Как будто все мои атомы вибрируют с опасно высокой скоростью, угрожая расколоть меня на части.
Как будто я могу начать левитировать прямо с этой кровати и поджечь весь дом.
Глядя в темные глаза Кейджа, пылающие желанием, я понимаю, что впервые в жизни не боюсь быть собой. Впервые я не боюсь осуждения. Впервые я не забочусь о том, что мне следует сделать то, что считается безопасным, умным или тем, что я должна сделать, потому что «должна».
Впервые я почувствовала себя по-настоящему свободной.
— Тогда сделай это. Пометь меня всю. Отдайся мне целиком. И не смей сдерживаться, — прошептала я.
Проходит какая-то доля секунды, пока Кейдж в сомнении облизывает губы. Он ненадолго прикрывает глаза.
Затем он хватает меня за лодыжки, подтаскивает к краю кровати, наклоняется и впивается большим, ненасытным ртом в мою задницу.
Он впивается в нее зубами, издавая животный рык.
Это первобытный звук победы. Он словно лев, ликующий об очередной убитой им жертве.
Его зубы неожиданно сменяет рука. Раскрытая ладонь Кейджа впечатывается в то место, где только что был его рот, жгучим шлепком, который заставляет меня подпрыгнуть и вскрикнуть от шока.
Кейдж начинает говорить со мной по-русски.
Грубые, гортанные слова на русском языке вылетают сквозь стиснутые зубы.
Это звучит чертовски сексуально, что я едва сдерживаюсь, чтобы не кончить.
Кейдж переворачивает меня на спину, стягивает с меня лифчик, отбрасывает его в сторону и глубоко целует меня, кусая мои губы. Кейдж тяжело дышит, его руки дрожат. Я знаю, что он балансирует на тонкой грани самоконтроля, едва сдерживаясь, потому что боится, что если он полностью отпустит себя, как я того потребовала от него, то причинит мне боль.
От того, что этот огромный, опасный мужчина может быть таким милым и нежным, у меня на глаза наворачиваются слезы.
Я обхватываю Кейджа ногами за талию и отвечаю на его поцелуй чуть жестче, притягивая мужчину к себе, потянув за волосы.
Он прикусывает мочку моего уха. Мою шею. Мое плечо. Я смеюсь, задыхаясь, чувствуя, что схожу с ума.
Кейдж целует и покусывает мою кожу. Хотелось бы сказать, что он «ласкает», но прикосновения его рук жестче. Жаднее. Он захватывает большую часть территории моей плоти везде, где только может дотянуться, хватая мои груди и бедра, его губы прослеживают траекторию движения ненасытных рук.
Когда Кейдж кусает меня за внутреннюю часть бедра, я издаю стон.
Он замирает. Растерянно спрашивает:
— Не слишком?
— Боже, нет. Не останавливайся.
Кейдж разворачивается лицом к другому бедру и впивается зубами в нежную плоть и там. Выгибаю спину ему навстречу, страстно желая прикосновений его требовательных сексуальных губ в других местах.