Слоан встречается со мной взглядом, затем наклоняет голову влево и поднимает два пальца, показывая, со сколькими вооружёнными людьми мы имеем дело и где они находятся.
У неё-то уж точно есть яйца, у этой девчонки.
Неудивительно, что они с Натали дружат.
Я киваю, давая ей понять, что понимаю. Затем разворачиваюсь и иду в другую сторону по коридору.
Напротив туалетов есть выход наружу. Он ведёт во внутренний дворик, который сейчас оказывается пустынным, если не считать россыпи сухих листьев на тонком слое снега. Бегом пересекаю внутренний дворик по направлению в другую часть ресторана, вхожу через другую заднюю дверь на кухню и подношу палец к губам, приказывая помалкивать трём испуганным сотрудникам, сгрудившимся под столом из нержавеющей стали.
Одна из девушек сжимает в руках свой крестик. Все они молча смотрят на меня широко раскрытыми, полными ужаса глазами.
Проходя мимо них, я направляюсь к вращающимся дверям кухни. Они такие, у которых круглые стеклянные окна на уровне глаз, чтобы официанты могли видеть, куда идти с нагруженными подносами с едой. Прислоняюсь плечом к стене и смотрю, что происходит в столовой.
Двое ирландцев присели на корточки прямо за дверями.
Они скрыты от столовой низкой стеной, которая проходит по периметру ресторана, верхняя часть которой украшена десятками искусственных папоротников. Сжимая оружие, они ведут напряжённые дискуссии о том, что делать дальше, бесконечно споря друг с другом на своём шипящем гэльском наречии.
Некоторое время я занимался изучением их языка, так что я без труда понимаю, что они солдаты. Не очень высокого ранга. Не привыкшие отдавать приказы.
Им нужен кто-то, кто сделает это за них, поэтому я следую внутреннему зову.
Я толкаю двери, направляю пистолет на ближайшего ко мне парня и резко говорю:
— Эй.
Тот резко оборачивается, злобно плюясь и размахивая пистолетом, направляя его в мою сторону.
Моя пуля оказывается у него прямо промеж глаз.
Я жду долю секунды, пока его товарищ повернётся ко мне лицом, а затем стреляю ему в грудь.
Никогда не стреляю человеку в спину. Это неспортивно.
Затем я бегу, пересекая ресторан, к Слоан и Ставросу, когда отдалённый звук воя сирен становится ближе. Когда я подхожу к ним, они уже на ногах.
— Ты в порядке?
Слоан кивает. Она где-то потеряла свои красные туфли, но, не считая этого, у неё даже причёска не растрепалась...
— Где Нат?
— В безопасности. — Я поворачиваюсь к Ставросу и командую по-русски: — Уведи её отсюда. Все немы как рыбы. Ты не видел меня здесь сегодня вечером. Понял?
Он кивает один раз.
— Я свяжусь с тобой, чтобы обсудить, что, черт возьми, здесь произошло и как ты загладишь свою вину передо мной. А теперь идите.
Ставрос тащит Слоан за руку, направляясь к выходу.
Я бегу обратно в комнату отдыха для сотрудников и нахожу Натали, которая расхаживает там, заламывая руки. Как только я вхожу в комнату, и Натали видит меня, она выпаливает:
— О, слава богу!
Она радуется, что я не умер.
Я бы подумал, что чувство, распирающее в этот момент мою грудь, было счастьем, но мне-то знать лучше. Я перестал испытывать эту особую эмоцию много лет назад.
— Поторопись. Нам нужно идти.
Я беру её за руку и вывожу из комнаты. Натали следует за мной без возражений, хватая меня за руку и подстраиваясь под мой шаг. Мы выбираемся через чёрный ход и добираемся до внедорожника как раз в тот момент, когда три полицейские машины показываются на холме, а затем быстро мчатся по дороге к ресторану.
Если нам повезёт, полицейские не увидят, как мы уходим.
Если нам повезёт ещё больше, в ресторане не будет камер видеонаблюдения внутри.
И если все звезды сойдутся в нужной точке и боги улыбнутся нам, ни один из свидетелей не сможет дать полиции точное описание кого-либо из нас.
Однако у меня плохое предчувствие по поводу того, что одна перепуганная сотрудница в этот момент на кухне сжимает своё ожерелье с крестом.
Полагаю, что мой образ уже выжжен глубоко в её душе.
16
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нат
Kейдж хранит молчание, пока ведет машину. Его руки твердо лежат на руле. Он расслаблен и спокоен.
Очевидно, что я здесь единственная, кто тихо начинает сходить с ума.
Слова вырываются у меня с придыханием:
— Что произошло? Почему началась стрельба?
— Пока не знаю. Но выясню.
— Что насчет Слоан?
— Она в порядке. Она со Ставросом, и он защитит ее ценой собственной жизни.
Кейдж издает мрачный смешок.
— Что смешного?
Он переводит на меня взгляд.
— Ставросу прекрасно известно, что если он не защитит ее, а на теле Слоан появится хотя бы царапина, то он и все, кто ему дорог, поплатятся за это.
— Что значит... что ты их убьешь.
— Ага. Изощренно неприятным образом.
Хотелось бы мне унять сердцебиение. Крайне трудно сосредоточиться, пока пытаешься предотвратить подступающий инфаркт.
Кейдж изучает мое лицо, затем снова смотрит на дорогу.
— Делай медленные, глубокие вдохи.
— Это еще зачем?
— У тебя гипервентиляция.
Он прав: так и есть. В данный момент я больше напоминаю мопса с внезапным приступом астмы. Откидываюсь на спинку сиденья, закрываю глаза и пытаюсь успокоиться.
Но ничего не получается.
— Копы...
— Если они свяжутся с тобой, не разговаривай с ними. По закону ты не обязана разговаривать с ними, чем бы они ни угрожали. У тебя есть законное право хранить молчание, даже если тебя взяли под стражу или посадили в тюрьму.
Я впадаю в панику. У меня срывается голос.
— Взяли под стражу? Упекли в тюрьму?
— Это был всего лишь пример. Они тебя не арестуют. Ты ни в чем не виновата. Просто предупреждаю, что, если они свяжутся с тобой... в чем я сильно сомневаюсь, хотя... просто не отвечай на их вопросы. Они не вправе заставить тебя против твоей воли.
Из моего рта вырывается еще больше хрипов.
Кейдж понижает голос.
— Особенно, не упоминай обо мне.
Его замечание ставит меня в тупик, после чего я выхожу из себя.
— Хочешь сказать, что думаешь, будто я сдам тебя копам с потрохами?
— Нет. Просто говорю, что, если властям станет известно, что ты как-то связана со мной, ты для них станешь весьма привлекательной особой. Они возьмут тебя под круглосуточный надзор. Понатыкают прослушку у тебя в доме. Все твои телефонные звонки будут записываться. Они будут просматривать твою почту, копаться в твоем мусоре и интересоваться историей поиска в твоем браузере. Твоя жизнь никогда не будет прежней.
Я смотрю на точеный профиль Кейджа, разинув рот, пока машина на полной скорости мчится, прорезая ткань ночи.
Кейдж тихо говорит:
— Как ты думаешь, почему меня не было все эти месяцы?
— Но ты же вернулся.
— Все потому, что я крайне эгоистичный придурок.
— Так какими ты представлял наши с тобой отношения? Что мы будем скрываться под покровом ночи? Будем притворяться, что знать друг друга не знаем, но все равно натыкаемся друг на друга как бы невзначай?
— В двух словах... да.
Вот теперь меня накрывает настоящая злость. Жар на моих щеках способен обогреть весь салон машины. Я требую от него ответа:
— Полагаешь, я заслуживаю такого отношения? Типа это какой-то недоделанный статус девушки по вызову для быстрого перепиха?
— Нет, — произносит он твердо. — И, если у тебя есть хоть капля здравого смысла, тебе стоит прямо сейчас послать меня к чертям собачьим, и никогда больше не видеться со мной.
Я в ярости смотрю на него.
— Должна.
– Ага. Обязана.
Проклятье. Невозможно спорить с тем, кто во всем соглашается с тобой.
Не сбавляя скорости, Кейдж поворачивает за угол. Машина сворачивает, шины визжат. Я ни на секунду не отвожу взгляда от его лица.
— Ладно, и что нам теперь делать?
— По-моему, все очевидно.