Круклис посмотрел на себя в зеркало.
– Точно теперь не установишь. Да и какая разница? Если я и копия себя, то очень удачная. Мне нравится.
Я сделал пару глотков, подождал минуту, но поскольку он погрузился в многозначительное молчание, пожал плечами и вернулся к своим расчетам.
* * *
Чтобы запустить фотонный двигатель «Туарега», в межзвездной среде требовалось набрать минимум двести километров в секунду. Мы шли пока со скоростью в девятнадцать. Я прикидывал, нельзя ли использовать то, что вдоль всей орбиты Феликситура протянулось облако серных паров, плотность которых раз в пятьдесят превышала среднюю плотность галактического газа.
Теоретически в таком супе реакция аннигиляции встречных ионов с антипротонами наших запасов должна дать ощутимую тягу на гораздо меньшей скорости. Единственное условие состояло в том, что курс звездолета должен пролегать в плоскости планетной орбиты. То есть первоначально не будет направлен в сторону Солнца. Следовательно, потом предстоял поворот, и от этого терялось некоторое время. Зато более ранний переход на мощное аннигиляционное топливо означал значительный выигрыш в том же времени.
Разумеется, месяц-другой в нашем положении принципиальной роли не играл, но… хотелось морского ветра. Еще хотелось побыстрее передать Мод в нужные руки.
– И что ты собираешься делать с Мод? – вдруг спросил Круклис.
Он допил чай и закурил длинную сигару. Видимо, награждал себя за долгое воздержание у Кроноса.
– Как – что? Лечить, – рассеянно отозвался я.
Круклис закрыл глаза и процитировал:
– Боль в голове и тьму в глазах, Жар в теле, ломоту в костях, Все куштха исцелит. Всесильный, мудрый дар богов…
– Откуда это? – все так же рассеянно поинтересовался я.
– Не помнишь?
– Что-то древнее.
– Весьма. Чай понравился? Он из Индии.
– Да, спасибо.
– А от чего ты собрался лечить Мод?
– Не знаю.
– Может быть, лечить и не надо?
Тут он меня озадачил.
– То есть?
– Я говорю не про ее нынешнее состояние, конечно, – поспешил разъяснить Круклис.
– А про что?
– Была ведь причина, которая привела ее к нынешнему состоянию.
Я почувствовал глухую тревогу. Тронул он все-таки больную тему. Я надеялся, что этого не произойдет.
– Вот ты о чем… Да, Мод хотела отправиться за тобой.
– А ты ей не позволил.
– Hominis est errare, знаешь ли.
– Верно, человеку свойственно ошибаться. Только кто ошибся? Ты, я или Мод?
– Утверждать не берусь.
– Предоставишь все специалистам?
– Нет. Предоставлю все ей самой. Пусть решает. Но сначала она должна получить такую возможность. Будучи в здравом рассудке.
– Справедливо, – согласился Круклис. – Если считать, что тогда, на Горавитоне, Мод была не в здравом рассудке.
– А в чем, собственно, дело? – напрягаясь, спросил я.
Круклис поднял обе бледно-розовые ладони вверх, словно демонстрируя, что безоружен. Так я ему и поверил…
– Да нет никакого дела. Извини. Хотел знать твои планы.
– Вот, – сказал я. – Теперь знаешь. А твои планы узнать можно?
Круклис усмехнулся.
– Это становится любимой темой. Эх ты, гоминида…
В чем-то я остался подростком. Терпеть не могу высокомерной снисходительности. Считал и считаю, что боги тоже должны быть интеллигентными. Хорошие манеры никому не вредили. Ни на том, ни на этом свете.
– Тому есть причины, герр фон Циммерман. Я не хочу да и не смогу заставить тебя что-то сделать, но вот думать буду то, что захочу.
– Что ж, позиция достойная. Но с моей стороны попросту нечестно рассказывать тебе все.
– Секреты?
– Вынужденные. Серж, дорогой, да живи ты без всего этого! Живи, пока можно, пока не надоело. Много мудрости – много печали, знаешь ли. Давно сказано.
– Давно. Но не слишком ли ты меня оберегаешь?
– Не слишком. То, что я знаю, тебя иссушит. Преждевременно. И не надо видеть во мне троянского коня. Те, кто старше нас, в такой кавалерии просто не нуждаются. При их возможностях коварство не имеет смысла, настолько их возможности велики.
– В самом деле?
– А подумай сам. От Кроноса они меня спасли так же легко, как мы спасаем мотылька от пламени свечи. Вспомни наши инсайты. Это ведь кое-что значит, не так ли?
Я был вынужден кивнуть.
– Да и тебе есть за что сказать спасибо тем, кто старше нас. Пусть ты еще и не вполне понимаешь, за что, но ведь чувствуешь, не так ли?
– Есть такое.
Мне показалось, что говорил он искренно. Проверить я не мог, оставалось поверить. В то, что не везу лошадь.
* * *
Фотонный двигатель начал «забирать» тягу на скорости пятьдесят семь с половиной километров в секунду. Правда, сначала довольно слабо. Но час за часом ионизирующие лучи находили все новую пишу. В прожорливую воронку двигательной системы попадало все больше материи. Встречные частицы аннигилировали с антипротонами. За кормовыми отражателями разгоралось зарево, ускорение росло.
К моменту выхода из серного облака корабль пролетал уже больше трехсот километров в секунду – вполне достаточно, чтобы устойчиво набирать ход и в разреженной межзвездной среде, стартовые расчеты были верными.
После новой серии вычислений я провел коррекцию траектории. «Туарег» покинул орбиту Феликситура, мы легли, наконец, на генеральный курс, сэкономив время с энергией, и… больше делать было нечего.
Перед пастью массозаборника встали сорок восемь геолет пути. При релятивистской скорости для нас они неизбежно сожмутся в тридцать девять, но и этого хватало с избытком. Всплыл тоскливый вопрос досуга. Каюты на «Туареге» маленькие, бассейн крошечный, возможности для серьезной научной работы нет. От подробных рассказов о своих приключениях Круклис продолжал уклоняться. По этой причине долгие беседы двух мужей у камина казались маловероятными. Играть с учеником сверхцивилизации в какие-либо игры бессмысленно – постоянно выигрывает, чародей, даже в кости. Джекил, и тот от него пострадал. Всеми же прочими развлечениями я уже был сыт. Оставалось одно: отправиться в спячку.
Круклис решил последовать моему примеру.
– Тебе-то спать зачем? – спросил я.
– Спать мне нужно затем, чтобы не будить подозрений. А то прилетим на Землю, и тут выяснится, что странная гоминида Круклис без малого полвека промучился бессонницей. Кстати, не такой уж я и монстр. Тоже скучаю без общества.
– Мгм. И ничто человеческое тебе не чуждо?
– Нет, кое-что чуждо. Глупость, например.
– Сарказму не поубавилось.
– Но тебе я рад, Сержик.
– Да-а… Если так, жуткое это местечко – Кронос.
– Нет, не жуткое. Одинокое. Я думал, что меньше нуждаюсь в человечестве.
– Наверное, это пройдет?
– Вот тогда, Серж, и наступит жуть. Представь себе, что может чувствовать питекантроп в нашей компании. То же самое – и я. В той компании.
– Разница так велика?
– Огромна.
– Оставайся жить с человечеством. Кто тебя неволит?
– Уже не могу. Этого и боялась Лаура…
Тут он запнулся.
– Ладно, пора впадать в спячку. Я тебе надоел?
– Отчего, Парамон? Мальчонка ты тоже смышленый. Тут еще Сумитомо…
– Что – Сумитомо?
– Да он за тебя ходатайствовал. Боялся, что обижу.
Круклис рассмеялся.
– Да? Весьма трогательно с его стороны.
– Тоже приятная гоминида?
– Весьма и весьма.
– Хочешь можжевеловой?
– На посошок?
– На посошок.
– А давай.
– Наливаю, чудовище.
Круклис ушел улыбаясь. Вероятно, ни о чем не волновался. Меня же кое-что беспокоило. В частности, то, довезет ли нас Джекил туда, куда пообещал. Тоже ведь мальчонка не промах. А я отношусь к очень недоверчивым простакам. Поэтому перед залеганием в анабиоз произнес помилованному софусу замечательную речь о перспективах братского союза людей и роботов. После того как каждый отработает свою барщину. Как те, так и другие, отметил я, подслащая пилюлю.