Я погрузил кокон с Мод на тележку. С помощью единственного нормального робота-модильянца вернул ее в медицинский отсек «Туарега». После этого поднялся в рубку, чтобы проверить, чем занимается преданный софус.
Послушный мальчик Джекил занимался перегрузкой топлива. На обзорном экране мерцал сгусток антипротонов, плывущий из энергохранилища Гравитона.
Осторожно манипулируя магнитными полями, софус подтягивал горючее к борту «Туарега». Стоит ему ошибиться, и в радиусе добрых пяти километров останутся одни гамма-кванты.
– Справишься? – спросил я.
Джекил презрительно хрюкнул динамиком.
Погрузка – процесс неспешный. Время еще оставалось. Я решил последний разок пройтись по станции. Трудно сказать, что потянуло в разворошенное гнездо, но потянуло. Вторично за эту историю.
Вернув журнал Сумитомо на его штатное место – в ящик командного пульта, я спустился к ярусу жилых палуб. Все здесь свидетельствовало о поспешном бегстве, было брошено и оставлено там, где находилось к моменту стыковки с «Модильяни».
Впрочем, нет, не все.
На доске объявлений все еще висела записочка: «Ингрид, жду у «Туарега». Кто такая Ингрид, кто ее ждал у «Туарега», не знали даже старожилы. Записка висела еще до того, когда я впервые появился на станции. Свидетельство минувших судеб, символ неистребимых чувств.
– Серж, еще одно сообщение.
– Давай.
– «Лайнер БЛЭК СВОН. Торможение закончил. Ускоряюсь курсом СОЛНЦЕ. Ванда Петрачек. КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ».
– Вот видишь. Даже Ванда повернула.
– Да, большой переполох получился. Есть из-за чего?
– А как же. Быть может, приключения еще не закончились.
– Не надоело?
– Приключения – это то, без чего скучно и с чем грустно.
Джекил озадаченно замолчал.
– Нет, не улавливаю, – через некоторое время признался он.
– Какие твои годы, дружок, – сказал я, припомнив Круклиса.
И отправился в его каюту. Потом меня сильно потянуло в реакторный зал.
* * *
Я хотел увидеть спицы. Ну, и поклониться им, что ли. Но увидел нечто большее.
У реактора топталась квадратная фигура в колышущемся балахоне с радужными переливами. Призрак лениво повернулся. Кроме костюма ничего ужасного в нем не наблюдалось – обыкновенный Круклис.
– А, вьюнош. Привет.
– Привет, – тупо сказал я.
– Как поживаешь?
– Да ничего. И что ты здесь делаешь?
– Кшиштоф, бедняга, тоже интересовался. Да не трясись ты, кровь сосать не буду. Чего трясешься?
– А того трясусь, что если помер, то нечего людям голову морочить.
– А вот и нет. Дело-то личное. Хочу – морочу, хочу – пророчу. Да ты ведь и сам на два года немножко помер.
Я оглядел его переливчатую фигуру и возмутился:
– Но не до такого безобразия!
Круклис вздохнул.
– Умерен, батюшка. Всегда отличался осмотрительностью. Вот и помер частично, хе-хе.
– Очень смешно. Черт, это и в самом деле ты?
– Ну, допустим. Давай сначала только допустим, так легче адаптироваться неокрепшим мозгам.
– Тогда рад тебя видеть, старая перечница.
– Так ведь и я тоже.
– Не ожидал. Это ты с голодухи.
– А кстати, Серж, в память о нашей старой и настороженной дружбе. Сбегай за бутылочкой, а? Помянем. По-вашему, по-славянски. Видишь ли, роботы тут посвихнулись, а я – как-никак старшой. Теперь даже – очень. Сгоняешь?
– С-сейчас.
Как и полагается, первая серьезная мысль зародилась в баре. Я вспомнил, что у телекамер галлюцинаций не бывает, и с локального пульта включил обзор реакторного зала. На экране послушно появился Круклис.
– Проверяешь? – вяло спросил он. – Проверяй, проверяй.
Видеозапись тоже подтвердила его наличие. Пришлось с этим смириться.
– Что будешь пить, привидение?
– Да водку ж, – ответило оно.
Я принес бутылку можжевеловой, стопочки, буханку хлеба, банку груздей.
– Соображаешь, – одобрил Круклис. – В Могилеве был?
– Нет.
Когда он брал рюмку, я обратил внимание на его руку. Кожа кисти была совершенно белой, полностью депигментированной, обескровленной. Не рука, а настоящий гипсовый слепок. Впрочем, действующий.
* * *
Мы выпили, и он замолчал, хмуро кутаясь в свой балахон. Мне захотелось его потрогать.
– А вот этого не надо. Я давно уже тронутый. Хорош каламбур, а, любитель словесности?
– У тебя что, там ничего нет?
– Почему? Появляется потихоньку. Нарастет еще.
Гипсовой рукой он взял соленого груздя, отправил его в рот, зажмурился.
– Слушай, а водка не повредит твоей гемолимфе? – спросил я.
– Не переживай. Моя гемолимфа много чего выдержит.
Он кивнул в сторону реактора:
– Что ж проворонил, а? Не мог почуять?
Я остолбенел.
– Ты всерьез считаешь, что в этом виноват я?
Круклис вздохнул.
– Нет, малыш, твоя совесть чиста. И у тебя доброе сердце.
Это он точно сказал, лаборант.
– Извини, Парамон. Я не хотел.
– Чего там. Тебе тоже досталось.
– Все знаешь?
– Угу, – скучно сказал он. – Все, что могу знать.
Тут меня осенила догадка.
– Эге! Слушай, а мой инсайт у Кроноса твоих рук дело?
– Какой инсайт?
– Схема «Туарега». Этюд в багровых тонах.
– Ну… идея была моей. Реализация – нет. Еще выпьем? Отвык от этого вкуса.
– Что, плохо кормили?
– О, нет, вовсе не плохо. Только по-другому. Чистая энергия, знаешь ли. Хоть залейся. Но никакого перцу. Кристальная стерильность. Унылое это дело, Серж.
– Какое?
– Да поумнение. Разница-то на порядки исчисляется.
– Так что ж теперь, мы все…
– Не пугайся. Кто дозреет – пожалуйста. И то далеко не всякий.
– Новые возможности открываются?
Круклис вздохнул.
– Само собой. Фокусы показывать?
– Да.
– Не ожидал от тебя. Чего хочешь?
– Можешь привести в порядок Мод?
– Э, нет. Пусть все идет своим чередом. Ты и без того на меня косишься. Не хочу прослыть похитителем чужих жен.
– А не опасно оставлять ее в нынешнем состоянии?
– Нет.
– Точно?
– Точно. По крайней мере, в том смысле, какой ты вкладываешь.
– Ладно. А почему такой кислый? Жалеешь?
– Жалею, конечно. Но возвращаться в детский сад не могу. Сильно не хватает…
– Чего?
– Так, мелочи.
– А зачем появился?
– На Землю съездить хочу. Повидать кое-кого. Некоторым мозги прочистить. Попрощаться, в общем.
– На «Туареге»?
– Возвращение должно быть правдоподобным. Шума не нужно. Серж, тебе придется принять славу спасителя не только Мод, но и старого Парамона. Окажешь такую услугу?
– Славу, так и быть, приму. Но что делать с Джекилом? Бедняга еще не научился лгать.
– Ты уверен?
– Ох, нет, пожалуй.
Круклис рассмеялся.
– Правильно. Смышленый мальчонка.
– И что делать с Джекилом?
– Он же хочет свободы? Прекрасно. Выкупишь да отпустишь. С деньгами я помогу. Кроме того, у Джекила есть маленькие секреты, о которых мы знаем. Не так ли?
– Да, секреты имеются.
– Договорились?
– Ладно. Но подозревать я тебя буду.
– На здоровье. Легкий ты человек, Серж.
– Ага, симпатяга. Пойдем, погрузка уже закончилась.
– Сейчас. Тут еще один зяблик остался. Поймаю и приду.
И он помахал гипсовой кистью. Наверное, хотел еще посидеть. У реактора. Такое право у него было, конечно.
9. Дорога домой
И вот мы, все четверо (Парамон, я, да Джекил с зябликом), собрались в ходовой рубке. Двое из нас присели на дорожку. Третий ни стоять, ни сидеть не умел, но помалкивал сочувственно. Только четвертый в церемониале не участвовал, скакал да попискивал.
Пора домой! Космосом я насытился. Удовлетворился по уши. Хотелось хлебнуть настоящего морского ветра. И чтобы пальмы шумели, чайки кричали, в небе висела радуга, а вокруг ходили загорелые женщины. И еще чтобы по песку бегали дети, а из песка торчали горлышки бутылок. Скромные, в сущности, желания.