испустил дух и умер в Древнем Риме. Этот последний вздох содержал несколько секстиллионов молекул, которые в течение многих лет после его смерти разлетелись по всей планете. И теперь с каждым вдохом мы вдыхаем примерно одну молекулу из последнего дыхания Цезаря. В это трудно поверить, но это чистая правда. И не только молекулы Цезаря, мы вдыхаем молекулы последних выдохов всех существ, которые когда-либо жили на планете. Любимая певица? Вы вдыхаете ее дыхание. Дыхание заклятого врага. Бронтозавры, птицы додо и калифорнийские медведи – их дыхание вы тоже вдыхаете.
Я набрала полную грудь воздуха с частичками Талли и всех остальных, кто жил на белом свете – наверное, Талли больше, чем всех остальных, потому что она находилась прямо здесь, в этой комнате. Здесь она спала. Я задержала дыхание на несколько секунд, не желая выдыхать и отпускать ее. В пучке света, пробивавшемся из окна, кружились пылинки. В детстве, задолго до уроков физики, Талли рассказала мне про молекулы. «Все предметы во вселенной состоят из молекул, – сказала она. – И невооруженным глазом их не видно». Несколько дней спустя мы сидели в «берлоге». Шторы были задернуты, но через щели пробивались ленточки света, а в них проглядывались освещенные пылинки. «Талли! – закричала я. – Я вижу молекулы невооруженным глазом! Я ВИЖУ МОЛЕКУЛЫ НЕВООРУЖЕННЫМ ГЛАЗОМ!» – «Ах, Слоник», – вздохнула сестра. «Что?» – спросила я. «Ничего».
Она не стала меня разубеждать, и теперь я думала: сколько еще всего я себе насочиняла, а Талли просто не стала развеивать эти иллюзии?
21
ПОКА Я ГУЛЯЛА С АДАМОМ, соседка тети Элизы привезла ей покупки из магазина, и теперь на кухне было полно продуктов. Я вызвалась приготовить нам ужин. Не то чтобы я была королевой стряпни, но готовить какие-то простые вещи, например спагетти или курицу, умела. Тетя Элиза сидела на стуле у кухонного островка и показывала мне, где что находится – фольга для запекания, столовые приборы, тарелки. Тарелки были разрисованы мелкими бабочками, как обои в ванной и татуировка у Талли на бедре.
– Вы знали, что у Талли была татуировка в виде бабочки? – спросила я.
– Нет.
– Я увидела ее впервые в ту последнюю ночь в больнице, когда мы… когда мы с ней прощались. Тетя Элиза закрыла глаза и не открывала их чуть дольше, чем если бы просто моргала, а затем кивнула.
– Талли была помешана на эффекте бабочки. Знаете, что это такое?
Тетя Элиза снова кивнула.
– Я решила, что она поэтому ее набила. Но, возможно, это из-за ваших бабочек.
– Когда мы с Даной были маленькими, мама рассказала нам историю о детях холокоста. Его жертвами стали какие-то наши родственники. Моя бабушка – твоя прабабушка – спаслась.
– Знаю. Талли много об этом рассказывала. В детстве она часто писала на подошвах имя Гитлера, чтобы попирать его ногами при ходьбе. Когда чернила стирались, она делала новую надпись и повторяла так снова и снова.
– Моя мама очень бы гордилась таким мятежом, – сказала тетя Элиза. – Она бы рассказала всем своим подругам, сколько пыла в ее внучке, и, может быть, даже сама написала бы имя Гитлера на подошвах своих мокасин. Она всегда носила мокасины фирмы «Миннетонка», потому что они были очень удобные. – Тетя помолчала. – Давно я не вспоминала про те мокасины.
Я провела пальцем по контуру одной из бабочек на тетиной тарелке.
– Так что за историю вам рассказала ваша мама?
– А, точно. Она слышала, что когда война закончилась и американцы пришли освобождать концлагеря, то на стенах бараков увидели нацарапанных бабочек. Думаю, карандашей у детей не было, так что они выцарапывали их палочками или даже собственными ногтями.
У меня по коже пошли мурашки, как будто я слышала, как дети выцарапывают ногтями бабочек на стенах бараков.
– Детей уже не было, и некого было спросить, как они рисовали бабочек, – сказала тетя Элиза. – Кто-то погиб в газовой камере, кого-то расстреляли, кто-то умер от голода. Американцы показали рисунки психологу, и она сказала, что, по всей видимости, дети знали, что они в ловушке и скоро умрут. Они утешали себя мыслями, что после смерти превратятся в бабочек, легких и свободных. Конечно, никто не знает наверняка, зачем они их рисовали, но после этого рассказа Дана стала коллекционировать бабочек.
– Стой! – воскликнула я. – Мама коллекционировала бабочек?
В первую секунду это показалось мне откровением, но как только я произнесла эти слова, то поняла, что здесь нет ничего удивительного. Я выросла в доме, переполненном предметами в виде бабочек. Они всегда были с нами, а когда все время живешь в окружении чего-то, не всегда понимаешь его значение – в форме бабочки была подставка, которую мы ставили на стол под горячее из духовки, держатели для книг на полках в гостиной, выключатель в ванной и многое другое. Почему я про них не вспомнила, когда увидела татуировку Талли? Возможно, потому что настолько к ним привыкла. Или потому что Талли никогда ими особенно не интересовалась. О них мы никогда не говорили так, как об эффекте бабочки.
– Вы рассказывали Талли историю о бабочках холокоста, когда она сюда приезжала?
– Кажется, нет.
– Но она наверняка ее знала, – предположила я. – Видимо, мама ей рассказала. Когда она умерла, Талли было уже семь лет – не очень много, но не так уж и мало для подобного разговора. Наверняка поэтому она и сделала такую татуировку. Иначе она бы никогда не стала этого делать.
– Люди постоянно нас удивляют, – заметила тетя Элиза. – Однажды я встречалась с парнем – таких чопорных людей я никогда не встречала.
– Если не считать моего папу, – вставила я.
– Рядом с ним твой папа – просто хиппи, так что представь мой шок, когда парень снял рубашку, а у него на всю грудь татуировка тигра.
– Да, но Талли была принципиально против, – сказала я. – Много лет назад Дин упрашивал ее сделать татуировку. Она отказалась, потому что во время холокоста евреям набивали татуировки насильно. Но у нее на бедре была бабочка, и это абсолютно логично.
– Почему?
– Каждый раз, когда у меня что-нибудь случалось, Талли всегда напоминала, что другим приходилось намного хуже. Иногда это страшно раздражало, потому что мне было ужасно грустно, и я просто хотела, чтобы она поняла, как мне плохо. Но она, как обычно, была права. Только представьте, как бы обрадовались дети с бабочками, окажись они на моем месте или на месте Талли. Какая ирония, что в итоге она умерла таким образом, ведь ее жизнь не