Новая черта в голосе Эксла — неожиданная у демонического рок-н-ролльщика нежность — появилась примерно в тот период, когда Эксл начал серьезно встречаться с Эрин Эверли. Когда красивая миниатюрная Эрин начинала двигаться под музыку, от нее невозможно было оторвать взгляд. Она происходила из рок-н-ролльной семьи. Ее дед Айк Эверли, звезда кантри из Кентукки регулярно появлялся в радиопередаче «Grand Ole Оргу». Ее отец, Дон Эверли, был одним из Everly Brothers, божественного дуэта раннего рок-н-ролла. (После туров Everly Brothers по Англии в конце 1950-х и начале 1960-х феерическая игра Дона Эверли на ритм-гитаре вдохновила многих гитарных героев будущего британского нашествия. Кит Ричардс скопировал у него технику ветряной мельницы, вращая рукой по кругу и цепляя струны. Вскоре это движение присвоил себе Пит Тауншенд из The Who, который сделал на этой технике карьеру.)
Эксл Роуз и Эрин Эверли познакомились в начале года в нью-йоркском клубе, где Эрин работала моделью. Летом они начали встречаться. Девушка переехала в Лос-Анджелес, чтобы быть с возлюбленным, а затем они поселились вместе в ее квартире. Эрин продолжала работать моделью, чтобы платить за жилье. Отношения длились четыре беспокойных года и находили отражение почти во всех песнях Guns N' Roses того периода.
Никто не думал, что их связь затянется надолго: частенько Эксл и Эрин дрались на людях. Эрин была уроженкой Беверли-Хиллз, дочерью актрисы Винишии Стивенсон, а сам Эксл описывал себя как «деревенскую задницу» из ниоткуда. Эрин была умна и хорошо воспитана, а Эксл наполовину остался дикарем, только что сбежавшим из резервации. У нее был отличный дом, а он слонялся между чужими квартирами и тусовками. Она была почти нормальной, а он страдал явным психозом. И все-таки те, кто близко знал эту пару, считали их отношения глубокими и крепкими. «Она была славной девочкой, — говорил друг пары. — Такая милая, полная противоположность Эксла. Когда они ладили, у них все шло очень хорошо. Когда нет — начинался сущий кошмар. Просто не верилось, что они в итоге смогут ужиться».
Лето 1986-го. Вечер. «The Rainbow Ваr and Grill». Звучит хитовый альбом Metallica «Master of Puppets». Эксл, потягивая чай со льдом, дает интервью Джори Фарру из «Дэйли пресс», который спрашивает его о выступлениях в шотландском килте и кожаных стрингах. Не слишком ли это… по-гейски?
«Я ношу то, что мне хочется, — отвечает Эксл, — и не желаю вникать в подспудные причины, а то ведь можно и напугаться. Да, я люблю делать пышные прически и краситься. Но когда я только приехал, я думал, что сценические костюмы и макияж — лишь фальшивый имидж, которым прикрываются геи. Я был наивным».
Guns в последнее время получили несколько плохих отзывов. «Они пишут, что я слишком патетично пою, то есть переигрываю. Или говорят, что я пресыщенный позер. Это полная хрень! Все, кто со мной знаком, знают: все, что я делаю, — по-настоящему. Все, что делает группа, — по-настоящему». Эксл добавляет, что в любом случае ненавидит критиков, и его не волнует, что они там пишут. (Вот уж неправда.)
О группе: «Наша любимая музыка — хард-рок. С примесью блюза. Раньше мы называли себя хеви-метал/панк-группой, но смешение стилей не вчера родилось… Дух блюза, блюзовые риффы, блюзовое мироощущение — все это мы пытаемся вернуть в музыку».
Имея в кармане немного денег, Эксл тем летом еще чаще попадал в передряги. По большей части у него случались проблемы с агрессивными торговцами (в основном иранскими иммигрантами), которые не желали его видеть в своих магазинах. Однажды Эксл с братом пошли в магазин оружия, чтобы купить электрошокер, потому что: «Мы выступали в „Whisky" [где у Guns недавно были проблемы], и ситуация вышла из-под контроля, так что я подумал: надо бы купить электрошокеры. Тогда не придется ломать челюсти, мы просто ткнем обидчиков шокером, а кто-нибудь их вынесет».
Итак, Эксл с братом зашли в магазин, и Эксл попросил продавца: «Извините, сэр, будьте любезны, не могли бы вы показать электрошокер?»
Продавец средних лет оглядел Эксла: длинные рыжие волосы под шелковой банданой, зеркальные авиаторские очки, кожаная куртка, помятые вещи. Он фыркнул: «Сынок, не надо мне тут этого дерьма. Давай проваливай отсюда ко всем чертям».
Эксл вспоминал: «Мой брат говорит: „Поймите, он недавно подписал контракт, он может купить хоть десять таких". А продавец ему: „Мне плевать. Тебе я их продам, а ему — нет"». Братья покинули магазин, злые от унижения. «Такое часто со мной происходило, — позже рассказывал Эксл. — Я просто не врубаюсь: ладно бы, если я нарушаю закон, но зачем грубить, когда я веду себя нормально?»
В другой раз Эксл и Слэш зашли в продовольственный магазин и повздорили с продавцом, грубым смуглым иранцем, напоминавшим специалиста по пыткам из секретной полиции последнего шаха. Когда Эксл выказал ему недовольство, здоровый иранец схватил разделочный нож и выскочил из-за кассы.
«Он гнался за нами по улице с мясницким ножом, потому что ему не понравилось, как мы одеты, — рассказывал Эксл. — Напугал меня до усрачки». Эксл терпеть не мог чувство страха — оно выводило его из себя. Он схватил оранжевую крышку пластикового мусорного контейнера и двинулся навстречу иранцу с этим щитом, матерясь что есть духу. «Я не собирался отступать», — говорил Эксл. Крича что-то на фарси, иранец ретировался обратно в магазин и запер двери.
Спустя пару дней попытка Эксла воспользоваться туалетом на заправке на углу Ла-Брея и Ромейн закончилась тем, что Эксл угрожал иранскому менеджеру взорвать колонку. Полиция появилась почти сразу, но Эксл совершил стратегическое отступление. Эти и другие случаи притеснений со стороны людей, которых Эксл не считал американцами, вскоре вылились в новую песню, которую Эксл сочинил в квартире Веста Аркина. Эксл бренчал на гитаре Веста и смотрел по «НВО» выступление комика Сэма Кинисона, пытаясь придумать песню, которая по злобной ярости напоминала бы монологи Кинисона.
Сэм Кинисон был близок Экслу по духу. Кинисон начинал проповедником-пятидесятником, а затем переключился на сатиру. Его репризы включали множество смелых шуточек, подчеркиваемых его фирменным звериным рыком. Рок-звезды тех лет любили его. Кинисон был одержим СПИДом и обвинял гомосексуалистов в том, что они испортили всем секс. (Эта точка зрения была также распространена среди молодых рок-звезд. Они первыми в шоу-бизнесе начали опасаться обильного случайного секса, который был одной из черт профессии. Слэш, уже переболевший различными венерическими заболеваниями, очень боялся подцепить СПИД.)
Эксл с приятелями обсуждали случай, когда два черных громилы ограбили Веста Аркина на 98 центов прошлым Рождеством, и когда Эксла избили сутенеры на автобусной остановке в центре Лос-Анджелеса.
Эксл рассказывал: «Я начал писать о том, что хочу ненадолго уехать из Лос-Анджелеса. Я бывал в центре, на автобусной станции. Там ошивается много черных, торгующих наркотой и крадеными драгоценностями, причем большая часть наркотиков паленая. К подросткам, которые сходят с автобуса, еще не понимая, где оказались, пристают грабители. Так и я приехал в город, чувак».
На гитаре Аркина было всего две струны, но тогда Эксл написал первые строчки новой песни. «Ниггеры и полиция, — начал он, — убирайтесь с дороги». Кто-то засмеялся над этим, но Вест подбодрил Эксла. «Иммигранты и пидоры, — начинался второй куплет, — зачем они нужны. / Они приезжают в нашу страну / И разносят поганую заразу».
Вот так жарким пыльным летом 1986-го родилась «One in a Million». Эксл Роуз мог наслаждаться славой, о которой мечтал с детства, но внутри Билла Бейли зиял черный колодец негодования, который два года спустя, когда Guns выпустили песню, разжег национальный конфликт.
Остальные участники группы тоже не были добряками. В интервью «Лос-Анджелес уикли» Слэш говорил: «Дети просто хотят быть свободными. Они хотят гулять и веселиться.
Они не желают, чтобы им указывали, как поступать. И один из выходов — это рок-н-ролльные группы и вообще весь рок-н-ролльный образ жизни. Единственное место, куда могут пойти подростки, — это клуб. Там они слушают музыку и забывают про дерьмовых учителей, долбаных родителей и все те авторитеты, которые твердят им, что они должны делать. На концерт ходят для того, чтобы забыть все это. Всех своих врагов, всех копов и учителей, все это дерьмо. Все они набрасываются на детей, и это выматывает. А потом они набрасываются на тех, кто влияет на детей, — например, на рок-группы».
Эксл согласился, что жизнь трудна: «В жизни — моей, по крайней мере, — больше вещей, которые раздражают, чем тех, которые приносят радость, настоящую искреннюю радость, когда ты переполнен счастьем. Можно завести подружку или жену, но за всю жизнь можно по пальцам пересчитать моменты, настолько прекрасные, чтобы их помнить — всегда. Сложно писать о таких мгновениях. Они так коротки».