готова к этому.
Я не смогла.
Но Винсент видит меня не так, как я вижу себя.
Он смотрит на меня так, словно я сильная, а не просто жертва.
Ривер и Лэндон одержимы заботой обо мне, которую я обожаю.
Но то, что Винсент откровенничает со мной о том, почему я должна сделать заявление и что это может сделать для Эйприл, заставляет что-то во мне переключиться.
Чувство вины пронзает меня изнутри, когда я прошу Лэндона оставить нас наедине, но он просто улыбается и целует меня в лоб, говоря, что недалеко уйдет.
— Напиши мне, если я тебе понадоблюсь, — говорит он. — Я могу ненадолго съездить в участок.
Я слегка улыбаюсь ему и жду, пока закроется входная дверь, прежде чем снова обращаю свое внимание на Винсента.
Выражение его лица нейтральное, но я улавливаю комок у него в горле, когда он сглатывает.
Он… выбит из колеи. Даже когда его насыщенный, теплый аромат окутывает меня, как тяжелое одеяло, я чувствую в нем тревогу.
— Почему ты так нервничаешь? — Я спрашиваю его мягко. — Ты не был таким, когда Лэндон был здесь.
Его ярко-голубые глаза удивленно моргают.
— Нервничаю? — медленно произносит он низким и нежным голосом. — Ты за такого меня принимаешь?
Власть, которой он обладает, просто сидя в кресле напротив меня, невероятна.
Тяга к нему была, когда мы впервые встретились, но была омрачена его ужасным отношением.
Я так долго держала это в голове, что я ему не нравлюсь, и мы по-настоящему не разговаривали с тех пор, как он признался в больнице.
Я киваю, встревоженная и сомневающаяся в себе.
Возможно, нервничать — не совсем подходящее слово, когда я смотрю на его острый подбородок и решительные черты лица.
— Ты хочешь правду? — спрашивает он. — Ты хочешь знать, что я чувствую прямо сейчас?
Волнение клокочет у меня в груди. — Да, — говорю я искренне.
— Я чувствую, что в одной секунде от того, чтобы потерять любой шанс с тобой, — признается он, и мой рот слегка приоткрывается. — И что я не могу оправиться от того, как обошелся с тобой в кафе. Что я не сделал ничего, кроме того, что напугал тебя и причинил боль.
Я ошеломлена. Тень пробегает по его красивым чертам, когда он продолжает, нахмурив брови. — Мне кажется, что с тех пор, как мы встретились, я был плохим парнем в твоей истории, и то, что я только что сделал, только укрепило твое представление обо мне.
Он прочищает горло и барабанит пальцами по бедрам. — Нервничаю — неподходящее слово. Меня, блядь, пытали.
Ох.
Значит, мы определенно не на одной волне.
Мой разум все еще вял из-за эмоционального удара сегодняшнего дня, но я собираю свои силы и решаю быть уязвимой с Винсентом.
— Ты тот самый плохой парень, который присматривал за моим домом, пока меня не было? — Я спрашиваю его, кривя губы. — Тот самый плохой парень, который не только навещал мою подругу, но и единственного человека в мире, которого я считаю своим родителем? Я не думаю, что плохие парни так поступают.
Он пожимает плечами. — Это был абсолютный минимум, — возражает он, не в силах принять комплимент.
Невозможный, упрямый человек.
Я продолжаю. — А как насчет того, чтобы навестить меня в больнице? Укрыть меня одеялами и осыпать подарками? Это тоже абсолютный минимум? — Я скрещиваю руки на груди и приподнимаю бровь.
Он усмехается, и я ухмыляюсь. — Именно, — говорю я. — Наше первое взаимодействие было… не очень хорошим, — говорю я. — Я отдаю тебе должное.
Но он хмурится и качает головой. — Я был холоден с тобой. Я был мудаком, — бормочет он.
— Да, ты был таким, — соглашаюсь я. — И, может быть, иногда ты все еще будешь холодным и мудаком. Только не для меня. Хотя, может быть, для Ривера.
Он фыркает. — Да, но Ривер этого заслуживает. — Легкая улыбка тронула уголок его губ, и я улыбаюсь в ответ.
— Но, Винсент, — я даже не осознаю, что подвинулась к краю дивана, поближе к креслу, — мы едва ли поговорили пару раз наедине. Вот почему я хотела поговорить с тобой наедине.
Его запах придает мне смелости. Темный шоколад и коньяк кружатся вокруг меня, и мое влагалище трепещет.
Еще одно напоминание о том, что у меня скоро начнется течка, и что аромат Винсента только ускоряет ее приближение.
Но я отталкиваю свою нуждающуюся Омегу в сторону, зная, что мне нужно сказать ему, что у меня на уме.
— Я думаю… — Я начинаю ерзать на диване, не в силах поддерживать зрительный контакт с ним. — … Я думаю, мы оба несем на себе много вины, — тихо заканчиваю я, внезапно проявляя гораздо больший интерес к своим рукам, чем к его лицу. — Я кое-что узнала о тебе от Ривера и Лэндона, но я также вижу это в твоих глазах.
В комнате воцаряется тишина, и я продолжаю сосредотачиваться на своих руках, которые начинают дрожать.
Это могло быть неправильным высказыванием. Это могло заставить его закрыться или просто полностью отвернуться.
Проходит еще один такт. Затем…
— Ты права.
Я поднимаю глаза.
Его глаза светятся уязвимостью, когда он кивает. — Это то, что есть у нас обоих, — говорит он. — Хотел бы я забрать твое. Потому что, если это хоть немного похоже на мое, это съедает меня изнутри. — Его слова отрывисты и резки.
Я выдыхаю. — Я чувствую, что это никогда не прекратится, — говорю я дрожащим голосом. — Нет, пока… — У меня перехватывает горло.
— Нет, пока ты не найдешь Эйприл, — заканчивает он за меня низким голосом.
Слезы наворачиваются на мои глаза при упоминании ее имени. — Да, — шепчу я. Я сжимаю руки в кулаки, желая, чтобы они перестали трястись.
Он замечает. — Твое чувство вины не заставило тебя отказаться от своей жизни, — говорит он. — Ты не пряталась ото всех и не бросала работу. Ты продолжала жить, несмотря на это. Это редкое и достойное восхищения качество.
По моей щеке скатывается слеза, и я вижу, как он останавливает себя, чтобы не встать со стула.
Я чувствую, как отчаянно он хочет придвинуться ко мне поближе. Как сильно он сдерживается ради меня, хотя его запах такой густой, что это все, что я могу ощутить.
— Спасибо тебе, — шепчу я, вытирая слезу.
Он качает головой. — Это правда, — торжественно говорит он. — Я вижу силу, которой хотел бы обладать, мужество, которого у меня нет, и все это в потрясающей женщине, сидящей напротив меня.
Его слова — бальзам для моей души, и мои щеки краснеют от похвалы.
— Как ты думаешь, однажды ты сможешь простить себя? — Я задыхаюсь. Я не осмеливаюсь спрашивать о деталях того, что его поглощает, но я надеюсь, что если он сможет простить