ковырялся в ухе.
Аманбеке сверкнула потемневшими от злобы глазами и замотала головой. В конверте, кроме одной, как будто случайно затесавшейся купюры, лежали документы, квитанции и чеки.
– Нисколько! – взглянула на сына. – Не хочешь одеться?
– Да сейчас у дяди что-нибудь найду чистое. – Тулин почесал второе ухо и ушел в спальню.
Аманбеке запихнула все обратно и взялась за шкаф. Серикбай избавился от вещей Наины и детей, и теперь внутри висели телогрейка, в которой брат уходил в рейс, дубленка и кожаная куртка землистого цвета. Обшарила карманы – снова только мелочь.
Внизу стояли коробки из-под обуви, в одной хранились елочные игрушки, вторая служила аптечкой. Она пролистала дембельский альбом Серикбая, который пропах лекарствами, но и там заначки не было. Только молодое лицо брата ухмылялось, будто злорадствуя над ее бедами, с картонных страниц альбома.
В спальне на удивление было полно вещей Маратика. Она сама помнила некоторые костюмчики, которые дарила ему на вырост. Аманбеке распотрошила постель Серикбая и в освободившийся пододеяльник стала закидывать вещи и игрушки для внука. Подумала, что сейчас правдивые песенки Маратика были бы очень кстати – рассказал бы, где деньги спрятаны.
– Ну что, мать? – спросил Тулин мокрым ртом.
– Ничего, – пожала плечами Аманбеке.
– Пойдешь мыться?
– Да не до этого сейчас, давай найдем заначку сначала. – Аманбеке снова зыркнула на кровать. – Пока найдем в этой пылюке, снова придется мыться.
Тулин уселся на кровать и покачался на панцирной сетке. Комната заполнилась противным скрипом.
– И чего он не выбросил эту рухлядь? – Тулин встал с кровати и принялся откручивать пыльные никелированные шары с изголовья.
Аманбеке засветилась от гордости. Каждый раз, когда сын казался ей беспросветным тупицей, Тулин вытворял что-нибудь эдакое, что заставляло ее передумать. Вот и сейчас, пока коцаный шар вращался в его лапах, Аманбеке довольно охала. Сама бы она не подумала заглянуть туда. Одна только мысль о возможной находке привела Аманбеке почти в блаженное состояние.
– Не пойму, что это. – Тулин нахмурился, разворачивая бумажку. – «Святый ангеле хранителю моих чад Маратика и Катюши, покрый их твоим покровом…» Хрень какая-то.
Тулин отбросил записку и принялся откручивать второй шар. Аманбеке заходила по комнате, жестикулируя:
– Да что за проклятие! Весь поселок неделю жрал за наш счет! Буренку порезали, чтобы эти крохоборы брюхо набили.
Аманбеке присела на металлическую сетку кровати и ощутила черную беспросветную тоску.
– «Робби хаб ли мил-лядунка зуррийатан тойибатан иннака сами'уд-ду'а». – Тулин протянул матери листок. – Как будто твой почерк, мам.
– Это дуа на мальчика, я давала, когда Наина Улбосын родила. – Аманбеке бросила листок на пол и пошаркала на кухню.
Тулин наспех вкрутил шары обратно и догнал мать.
– Не волнуйся, мать. Я весь дом переверну, но найду заначку. – Тулин заметил помокревшие глаза матери. – Ты чего?
– А то, что про Улбосын мы забыли.
– А что с ней? – удивился Тулин, будто вспоминая, кто такая Улбосын.
– Она же наследница. Квартира по закону ее. – Аманбеке села на табурет и осмотрелась.
На запущенной кухне царил бардак. Самодельная столешница гарнитура, обклеенная плиткой, пошла трещинами. Угол, в котором раньше висело кашпо с цветами, теперь занимал маленький телевизор, покрытый толстым слоем пыли. Стол в тон столешнице небесно-голубого цвета теперь был почти серый в коричневых чайных кругах. Газовая плита усыпана подсохшими остатками еды.
Аманбеке замерла, вспоминая, какой порядок и уют царили при Наине.
Представила брата, как он сидит на грязной кухне и тоже вспоминает о жене, злится и бьет со всей силы по плитке, и та не выдерживает – трескается.
– Катька, что ли? Да пошла она козе в трещину, ничего она не получит, – горячо возмутился Тулин, будто только сейчас сообразив, о ком речь. – За столько лет ни разу не приехала, не позвонила. Да она отца родного не приехала хоронить!
Аманбеке хотела было возразить, что, мол, она и не знала о смерти отца, но Тулин так складно и уверенно говорил, что ей и не особо хотелось защищать ее. Правильно он все говорит, ничего она не получит!
Мать с сыном взялись за кухонный шкаф. На столе расстелили газеты и теперь вываливали туда содержимое стеклянных и жестяных банок, изредка чихая от залежалой крупы, специй или пыли. Осмотрели все ящики, кастрюли и даже морозилку. Аманбеке подумала, что теперь в этом бардаке совсем нет шансов что-то найти. Тулин будто прочитал ее мысли.
– Завтра Айнагуль сюда пришлем, выдраит все. Может, и найдем чего.
– Если она первая не найдет и не даст деру от тебя, – усмехнулась Аманбеке.
– Да куда ей бежать? И к кому? С ребенком. – Тулин задумался. – Может, она уже и от меня беременна. Кому она нужна с двумя детьми? А у меня квартира, и даже с детской комнатой.
Тулин небрежно ополоснул руки в раковине, зато с усилием принялся вытирать их полотенцем, оставляя на старой махре грязные разводы. Полотенце не выдержало экзекуции и расползлось в сухих руках Тулина. Глупое его лицо озарилось удовлетворением, какое бывает после успешно завершенного труда.
Аманбеке впилась ногтями в ладошки. Гнев Аманбеке заполнил комнату, он поднимался снизу, будто с засаленного, годами не чищенного паласа, сочился из телевизора с серым налетом, из чайника с подгорелым черным дном, с желтых разводов на потолке.
– А знаешь что? – прошипела Аманбеке сквозь зубы. – Давай позвоним этой Катьке прямо сейчас.
– Давай, а что говорить будем?
– Неси сотовый и мою сумку, – скомандовала Аманбеке и, стряхнув с табурета мусор лоскутком полотенца, уселась и глубоко задышала.
Пока Тулин ходил в прихожую, Аманбеке, как в перемотке, прогоняла события, которые застала в этой квартире. Свадьбу брата, рождение Улбосын, рождение Маратика, его похороны, побег Наины, побег Катьки. Они все ушли. Только она всегда была рядом. Она – настоящая хозяйка.
– А что скажем? – добродушно спросил Тулин, протягивая матери кожаную сумочку.
Аманбеке молча расстегнула золотистую молнию и вытащила блокнот, исписанный мелким почерком. Пролистала несколько страниц и, выхватив у сына массивную трубку, поспешно набрала номер. Гудки сменились потрескиванием. Тулин уселся матери в ноги и стал слушать.
– Алло, Улбосын! – крикнула Аманбеке в трубку, будто ее было плохо слышно. – Катька, ты, что ли?
– Кто это? – донеслось из динамика.
– Апашка твоя. Аманбеке. Ты куда пропала? – Аманбеке притихла, но что говорила Катя – не слушала. – А разве так можно делать? Ты бросила отца, он, между прочим, не молодой человек был. А я? Я тебе что, чужая? Мы тебя с отцом вырастили. Не мамка твоя кукушка, а мы. А ты бросила стариков и живешь там в своей Москве, бед не знаешь. Отец так и умер с мыслью, что ты его бросила.
Голос Кати продирался по проводам, но Аманбеке его тут же заглушила мрачным, не терпящим возражения «Не перебивай старших!».
– Мы с Тулином похоронили отца твоего. Мой сын все приданое и все деньги, что ему на свадьбу подарили, – все потратил до копеечки. Скот зарезали, чтобы неделю всех кормить. А ты ведь и про свадьбу