сердце, и на ее лице проступил ужас, которого Айнагуль не заметила утром, когда пришла Марина с плохими новостями.
– Сходи к соседям за подмогой. Я поем быстро, а как Буренка вернется с пастбища, разделаю ее. Двух мужиков мне хватит.
Аманбеке промокнула платком повлажневшие глаза и исчезла за воротами.
Айнагуль на цыпочках отошла от окна, взглянула на спящего Асхатика, позавидовав его крепкому сну, и прошла на кухню ровно в тот момент, когда туда шумно ввалился Тулин. Увидев жену, он хищно улыбнулся, вывалив язык с отпечатками зубов. Край его был похож на шапку патиссона. Айнагуль бросилась кормить мужа вчерашними мясными остатками.
Ел он молча и жадно. Как пес. Словно в любой момент тарелку могли отобрать. Закончив, ковырнул ногтем между зубами и, облизав пальцы, смачно рыгнул.
– Что стоишь над душой? – зыркнул он на Айнагуль. – Посидела бы, поговорила с мужем.
Айнагуль отступила в дальний угол кухни, где на стене темнело жирное пятно, натертое Тулином.
– Асхатик может проснуться, я слежу, – пробормотала она.
– Хороши, конечно, твои родители, ничего не скажешь. – Тулин подпер кулаком массивную челюсть. – Но ничего, у тебя теперь муж есть. Уж кто-кто, а я решу вопрос. Дядя, видишь, какой подарок сделал нам на свадьбу? Самый лучший!
– Какой? – Айнагуль нахмурилась, вспоминая, как Булат записывал подарки в тетрадку.
– Да то, что помер! – усмехнулся муж. – Вот бы и твои родители последовали его примеру.
Айнагуль прикрыла рот рукой, запечатывая слова ужаса и гнева.
– Да шучу я, чего ты изображаешь тут из себя? Не нужны нам подачки. Корову повалим, дядьку похороним да поедем на квартиру, там деньги в каждую щель затолканы. Хоть подтирайся!
– Может, тогда и не надо резать Буренку?
– Надо. Пока негде мяса взять. А как заживем, так и получше этой дохлятины купим. Да и зачем нам в квартире корова? Где ее там держать, в туалете, что ль? А мясо я и с работы таскать могу. Молоко на рынке будем покупать.
Тулин задумался, полуприкрыв глаза: видимо, мысленно он уже разгуливал по рынку с пачкой дядиных денег в кармане.
– Самое лучшее, – хвастливо добавил Тулин, подтвердив догадки жены.
Затем он медленно встал и грузной горой пошел на Айнагуль. Она часто заморгала, но с места не сдвинулась. Ей показалось, что он снова вцепится в ее шею. Удивилась, что ничего не чувствует. «Никакой он мне не муж, чужой человек».
Как раз в этот момент открылись ворота и показалась Буренка. Острый хребет и брюхо, как пегий барабан. За ней трусил теленок, вполне справный и упитанный, в папу быка. Затем во двор, вытирая концом платка глаза, вошла Аманбеке в компании незнакомых мужиков.
Мужики остались топтаться под окнами. Аманбеке тяжело прошагала в кухню.
– Ну что, женщины, кто из вас поможет мне резать Буренку? – бодро спросил Тулин.
– Внук скоро проснется, – спешно ответила заплаканная Аманбеке.
– А я не умею, крови боюсь, – умоляюще произнесла Айнагуль.
Тулин схватил грубой рукой жену за плечо и поволок в заднюю часть двора.
Буренка как будто чувствовала неладное и стояла истуканом. Телок потянулся было к вымени, но корова коротко лягнула его и снова застыла.
Айнагуль поежилась. Ее родители не держали скотину, но у них была отапливаемая и хорошо освещенная сарайка, впрочем, так ее называла только бабушка. Это был склад, где Айнагуль могла разглядывать кукол, которые еще не поступили в продажу, а иногда даже играть с ними. Коровник в доме Аманбеке, покосившийся от старости, вызывал отвращение и страх.
Тулин и двое помощников, которых привела Аманбеке, стреножили корову и рывком повалили на землю. Раздался страшный глухой звук. Буренка по-прежнему не шевелилась, будто загипнотизированная. В еще живых, но уже будто мертвых коровьих глазах Айнагуль увидела свое отражение. Она вдруг почувствовала себя такой же коровой, свидетелем собственной медленной казни.
Тулин всем телом навалился на костлявую тушу Буренки. «Совсем как на меня прошлой ночью», – подумала Айнагуль.
Напарники, один с ножом, другой с оцинкованным ведром, одобрительно ему кивнули. Когда он оскалил щербатый рот и что есть силы потянул Буренку за рога, Айнагуль зажмурилась. Услышала, как кровь зазвенела в ведре, и потеряла сознание.
Дастархан после похорон Серикбая ломился от угощений ничуть не меньше, чем на свадьбе Тулина. Аманбеке следила, кто из гостей льет слезы, а кто для вида расчесывает глаза. Последних она обдавала презрительной усмешкой, втайне надеясь, что гости сочтут это за оскорбление и уйдут. Но все списывали угрюмые взгляды хозяйки дома на неокупившуюся свадьбу, никто не уходил без положенного обеда и трех пиалушек чая. Куырдак с картофелем, залитым сливочным маслом, светился золотом. Пирожки и баурсаки, сухофрукты, конфеты и печенье появлялись на столе как будто сами собой.
Родственники и дальнобойщики – напарники Серикбая всё приходили и приходили. В конце концов они заполонили собой весь дом. Чтобы всех усадить на полу, Аманбеке даже достала красивое вышитое покрывало – подарок матери. Она усмехнулась: в детстве Серикбай принимал золотые полумесяцы за следы от стаканов.
Так жизнь и оборвалась на дне стакана, мрачно подумала Аманбеке и представила тело брата, укутанное в саван и оставленное в склепе. Женщины по обычаю не поехали на кладбище, но Тулин сказал, что все мужчины удивились, какой большой и даже красивый получился склеп из ворованного кирпича. Там же он договорился, что утащит и продаст еще партию.
«Может, и выкрутимся, – думала Аманбеке. – Может, и не все так плохо. Наверняка в квартире припрятаны деньги. Только корову жалко».
– Аже, аже! – В комнату с криком влетели запыхавшиеся Рстушка и Жанока.
– Ну, чего вам? – устало спросила Аманбеке, мысленно подсчитывая свадебные и похоронные долги.
– Какая Айнагуль хорошая! Смотри, что она нам дала! – Младшая девчонка поднесла к лицу Аманбеке ладошку, та не глядя кивнула.
– Хорошая, хорошая, – согласилась Аманбеке. – Не то что вы, мухи.
Девчонки возбужденно хихикнули. Им было все равно, где носиться, на свадьбе или похоронах. Аманбеке шуганула сестер и посмотрела на сноху, как ей самой казалось, с добром.
Та будто и не спала после свадьбы: драила посуду, свою и набранную по знакомым, выбивала корпе, пекла традиционные семь лепешек для соседей и разделывала вместе с Тулином корову. Разве что перепачканные в крови халат и платок не успела постирать, бросила, поди, куда-нибудь в угол.
Как все-таки жалко Буренку!
Аманбеке снова прослезилась. Сидевшая рядом Марина сочувственно погладила ее по спине.
Прошло семь дней с похорон. Аманбеке, взяв с собой сына, приехала навестить могилу брата.
Тулин снова взял у Булата так и не починенный «жигуль». Пока они пробирались по валкой дороге сквозь клубы рыжей пыли, машина словно покрылась неотмываемой ржавчиной. Найти место упокоения Серикбая было несложно. Прямоугольный грубый склеп возвышался над соседними захоронениями как минимум на метр.
В мавзолее стояла сладковатая трупная вонь. Аманбеке стянула платок с головы и прикрыла им нос. Ей казалось, что вонь идет не от тела