платок, который повязывала во время утренней дойки и снимала только после вечерней, и потерла пальцем разболевшийся висок.
– Эй, ты живой? – громко спросила Марина, решив, что это какой-то загулявший гость со вчерашней свадьбы.
Она сделала несколько шагов в сторону лежавшего и вздрогнула. Это был Серикбай. За ночь он стал похож на вырезанную из дерева куклу. Не решившись подойти, Марина потыкала в него палкой: деревянный Серикбай не шевельнулся. Огляделась и, легонько постучав по бокам теленка, погнала его к Милке и Краснухе. Как назло, дорогой ей не встретился никто из молодых, кто мог бы быстро донести до Аманбеке печальные новости. Отогнав коров в стадо, она снова прошла через детскую площадку и, убедившись, что Серик на месте, свернула к дому Аманбеке.
Аманбеке сидела за сепаратором и смотрела в одну точку. Вид у нее был такой, будто она уже знает о смерти брата и скорбит по нему.
– Серикбай… он… – начала Марина, но тут же замолкла, пытаясь отдышаться.
– Его нет здесь, – отчеканила Аманбеке, не поднимая глаз на гостью.
– Я знаю, он недалеко от детской площадки лежит. Мертвый.
Аманбеке нахмурила брови и посмотрела в глаза Марине.
– Ты так пошутить решила с утра?
Марина ничего не ответила, только помотала головой. Аманбеке неожиданно резко поднялась с места, чуть не опрокинув сепаратор, и скрылась в доме. Через минуту оттуда выскочил Тулин и, не поздоровавшись, рванул за ворота.
Марина заглянула в бидон под сепаратором и вскинула брови. Все соседи удивлялись, что из молока полудохлой коровы у Аманбеке получаются такие густые сливки. По краю бидона разгуливала, словно тоже прицениваясь, уже подмочившая лапки в молоке жирная муха. Марина огляделась, не смотрит ли кто за ней, щелбаном отправила насекомое в белый мушиный рай и, потянув дверь, вошла в дом.
Айнагуль сидела рядом с ребенком и, держа на коленях кастрюлю, взбивала масло. Аманбеке нарезала круги вокруг невестки. Завидев Марину, она схватилась за сердце и плюхнулась в подушки на пол.
– Нет, ну как он мог! Именно сейчас!
– Наверное, он не специально, – ласково произнесла Марина.
Аманбеке смерила ее презрительным взглядом.
– А ты и рада! Прилетела, как стервятник. Ждешь, когда и меня головой на запад уложат?
– Ойбай, совсем понесло! – вскинула руки Марина и уронила их обратно на живот. – Если бы я была такой плохой, как ты говоришь, наверное, вчера бы потребовала, чтобы ты долг вернула.
– Да вернем мы тебе твои деньги, не переживай, – отрезала Аманбеке. – Благо место на кладбище куплено, да и склеп построен.
– Когда успели? – удивилась Марина.
Она считала, что в поселке только богатые заранее скупают места на кладбище, а уж склепы возводят и подавно после похорон.
– Так он Маратика все мечтал выкопать с русского кладбища и захоронить на правильном мусульманском. Потому и место купил заранее для двоих. А склеп… Да у Тулина кирпича на мясокомбинате завались. Старый хозблок недавно снесли.
– Так это и дом можно построить из кирпича?
– Ох ты и прошаренная, Маринка! Всюду свою выгоду ищешь, – впервые со вчерашнего дня улыбнулась Аманбеке. – Это же с бойни кирпич, оно тебе надо, жить с такой аурой?
– Ну, братца твоего это не смутило, – сказала Марина и тут же пожалела, подумав, что Серикбая, который похоронил наследника, меньше всего волновала аура скотозабойника.
– Да и ты сравнила, склеп и дом. Под твои запросы целый мясокомбинат разобрать пришлось бы по кирпичику.
Женщины заулыбались, и на миг показалось, что ничего страшного не произошло.
Айнагуль сумрачно сдвинула брови, замерла над кастрюлей с желтоватой массой: значит, симпатичный горбоносый дядька, который еще вчера снимал с нее ритуальный белый платок, теперь мертв. Розовощекий Асхатик перевернулся, сел в подушках, скуксился и захныкал. Будто чужой рукой Айнагуль намазала хлеб то ли еще сметаной, то ли маслом, сверху густо посыпала сахаром и дала сыну. Асхатик моментально измазался. Аманбеке и Марина снова заулыбались, на этот раз малышу.
– Какой красивый сынок у тебя, Айнагуль! – сказала Марина и по пути к двери вежливо добавила: – В родителей пошел. Ладно, забегайте, если что. Буду дома.
Айнагуль поймала взгляд Марины в засиженном мухами зеркале и благодарно кивнула. Затем всмотрелась в свое отражение. Ей казалось, что за эту ночь, когда умер Серикбай, а она сама стала женой Тулина, что-то должно было измениться в ее лице. Но ни морщин, ни седых волос не появилось. Белое лицо, как и раньше, светилось здоровьем.
Вдруг навалились тягостные воспоминания прошлой ночи. Вот она полощет в тазу гору жирной скользкой посуды, которая все равно остается сальной и липнет к рукам.
Вот Тулин впивается ей в шею долгим поцелуем, как вампир. И вот он уже сверху, тяжелый, сопящий. В нос забивается запах волосатых подмышек. Когда все закончилось, Айнагуль тоже почувствовала себя грязной посудиной. Теперь ей тоже не отмыться. Может быть, это даже свойство вещей и людей этого дома. Но Айнагуль не собиралась сдаваться, она перелезла через тушу законного теперь мужа, который всхрапывал и присвистывал, будто громадный толстый младенец, и пошла мыться сама и заканчивать с посудой.
Айнагуль вытерла Асхатику мордочку и ручки, прижала к себе притихшего малыша и запела песенку из своего детства:
Мой аул уехал вдаль –
Увела судьба лихая наш народ
От родных степей…
На душе моей печаль:
От родителей уже который год –
Никаких вестей…
Заснувшего сына Айнагуль уложила на корпе и сама прилегла рядом, подстраиваясь под его дыхание. Очнулась от криков Аманбеке, тихонько, стараясь не задеть сына, встала и подошла к окну.
Тулин ловил неуклюжими лапами виляющую струю из чайника. Аманбеке поливала ему, иногда сплескивая себе на ноги.
– Да я откуда знаю причины? – огрызался Тулин. – Лежал мертвый. Без признаков жизни, так, кажется, доктор из труповозки диктовал студентишке. Видела бы ты лицо этого ботана, зеленое, как у трупа.
Тулин хихикнул.
– И что, они его не забрали? – Аманбеке про студента было совсем неинтересно.
– Не забрали, справку только дали о смерти и сказали везти на вскрытие и потом уже в морг, пичкать формалином, вазелином или чем там фаршируют трупаков?
– Ойбай! – содрогнулась Аманбеке. – Еще чего не хватало!
– Я то же самое, мать, сказал. – Тулин потряс руками, разбрызгивая капли. – Поэтому мы его с Булатом в квартиру увезли, он сейчас поехал за гассалом, чтобы труп обмыть, а я тебе вот рассказать.
– А как они в квартиру попадут?
– А я им ключи оставил.
– Ойбай! – Аманбеке криво поставила чайник на чурбачок и встала руки в боки.
– А ты думаешь, кто-то украдет его тело?
– Тело нет, а вот заначку его вполне, – отрезала Аманбеке.
– Ладно, я поем и сам поеду.
– Потом поешь.
– Да щас, я с утра голодный. Жрать охота.
– А мясо ты притащишь с работы на похороны? – спросила Аманбеке чуть потише, и Айнагуль почти высунулась из распахнутой створки, чтобы подслушивать дальше.
– Да я на свадьбу сколько натаскал, на меня уже косятся. Свою резать будем.
– Как свою?! – Аманбеке схватилась за