напряжённо. — А знаешь, что бывает, если добавить крови? Нет? Дальше тонкой алхимии не заходила?
Эйден сжал кулак, разминая, размалывая в руке лишайник. Шагнув вперёд, в этот кулак кашлянул, дунул, распыляя частицы Мёртвой бороды в сторону девушки. Пыльные хлопья взвились искрами, тлея и облетая её со всех сторон, не прикасаясь, не оседая рядом. Мэйбл, совершенно неподвижная, повела глазами по сторонам. Убедившись, что ничего её не коснулось, взмахнула рукой, суля хлёсткую пощёчину. Алхимик не дал себя ударить, подставил предплечье. Девушка только ушиблась.
— Засранец.
— Больно? Или страшно, обидно, досадно? Я умею слушать, рассказывай, раз уж пришли. Давай туда, удобный закуток, почти не продувает.
Они устроились меж скал так, что ветер свистел где-то выше, над головами, совершенно не мешая и не задевая. Эйден привычно собрал хворост из редкого кустарника, сложил небольшой костерок. Запалил, как умел, не глядя на Мэйбл. Ей понравилось. Ещё бы, настоящая магия.
— Я расскажу, что хочу, — начала девушка, — а потом ты. Не вот эту свою обычную пьяную браваду, такого наслушалась, а по-честному, искренне, как на духу. Меня хотели выдать замуж, насильно и тайно, как не положено. Я взбрыкнула, отбилась, вырвалась. Бежала долго, бежала далеко, а дорога, как и сам наверно знаешь, бывает тяжёлой. По пути и разобралась, как именно стоит себя вести. Чтобы выжить, и даже чтобы жить. Люди, а именно — мужчины, опасны и дики, нужно соблюдать осторожность, предвидеть разное, готовиться к возможному. Немного алхимии я узнала ещё в детстве, потом пробовала, перебирала, запоминала. Выучилась читать и стало проще. Завелись деньги — и стало совсем легко. Сюда я уже не бежала, а, можно сказать, держала путь. Путешествовала, да. Интересные места, красивые города, особенно Маньяри, местные любят женщин… любят даже деликатнее и честнее, чем в прочих местах. Очень неплохая земля. Или была такой, до этой заварухи на Валу. Тебе интересна моя защита? Артефакт, который не покажу. И ты прав, сама я не заходила дальше тонкой алхимии, ты же, как минимум, знаток высшей. И артефактику знаешь. Что ещё? Призыв?
— Ну кто же делится сокровенным так скоро? — Эйден улыбался, водя рукой над огнём. — Но ты уже погружена в тему глубже, чем я ожидал. Как считаешь, это врождённое пренебрежение к женщинам?
— Это страх и трепет, мой израненный птенчик. — Алхимик хрюкнул, но возражать не стал. — Я пока вычисляю, боишься ли ты меня, или всех похожих. Ведь светлых простеньких девочек, с дойками до пупа, ты трахал даже при мне. Не помнишь? Да, соображал тогда слабо. Но и будучи пьяным вдрызг — отвернулся, уклонился, исчез. Ну просто как я от замужества.
— Твой артефакт, если это он, защищает от магических техник. От каких — вопрос. Но точно не от хорошего тумака. А мужчины, опасные и дикие, куда чаще опасны тумаками.
— От подобных угроз у меня есть это. — Мэйбл сверкнула тонким стилетом, с клинком в добрых десять дюймов.
— Пика страшная, почти рапира. Носить такую скрытно непросто, но лучше всё же носи. Скрытно. Показав — утратишь половину шанса. — Он поднял крохотную тлеющую веточку, покрутил в пальцах, раздумывая. И отправил коротким щелчком в носок сапога Мэйбл. — Извини. Это не хамство, не только оно. Пытливый ум толкает на всякое. От простого огня и возможной его опасности ты, выходит, не защищена. Расскажу немного, как и ты, так после и продолжим. По очереди. Лишайник Мёртвая борода, как мы оба знаем, способен убить касанием. Пусть не сразу, не всякого, но травит поразительно. Однако, что кровь, даже и не только человеческая, способна его яд разрушить — ты раньше не знала. Теперь вот знаешь.
— Не понимаю. Кровь и разносит любой яд по телу, бежит по жилам и доносит отраву, куда следует. Да и вообще — откуда она, кровь? Не вижу ран. Или даже пузырьков в рукаве.
— Интересно, правда? — Эйдену льстил момент. Он вспоминал всё услышанное и прочтённое за последние пару лет. — Яды разные, действуют на разные части разных тел. Древовидная бругма́нсия, так называемое трубное дерево, бьёт в голову. Вызывает нездоровое возбуждение, страх, галлюцинации, судороги, потерю зрения и смерть. Меланорская цербе́ра, пылящая рядом или сожжённая на костре, поражает лёгкие, вызывая удушье, рвоту и смерть. Крапивное дерево бьёт по коже, по ощущениям — стреляя, будто молнией. Интересно, кому за жизнь повезло обжечься и так, и эдак, чтобы сравнить и записать для потомков? Одни яды губительны в ране, мгновенно убивая при уколе, но разрушаются во чреве, так, что можно хоть напиться досыта. Мёртвая борода убивает касанием. В крови — становится безвредной. Почему — кто ж её знает, вот так вот создали боги.
— Так и где же она, кровь?
— Раны есть. Просто не так заметны. — Алхимик развернул кверху ладонь, которую держал почти в пламени. Тонкая нить шрама была едва заметна. — Печати крови. Нечто особенное. Подарок друга. Я, конечно, знал, что лишайник не причинит тебе вреда. Ведь нейтрализовал его кровью, да после ещё и спалил. Оставшийся пепел был просто символом, изображением магии.
— А спалил также, как разжёг костёр?
Эйден перестал вглядываться в переплетение тлеющих ветвей, в робкие языки пламени. Поднял глаза выше, потом ещё выше, так как пуговицы были застёгнуты. Они разговорились. Ветер шумел где-то высоко, не мешая огню и людям.
Глава 2
Мокрая серая крыса выглянула из кучи битых ящиков, поводя чувствительным носом и прислушиваясь. Она не искала тишины, так как тишины никогда и не знала. Родившись около полугода назад, крыса постоянно слышала стук топоров, лязг железа, чавканье грязи и ругань солдатни. Сейчас, выбираясь из своего укрытия среди подгнивших досок, грызун привычно искал, чего бы погрызть. Короткие лапки семенили по слякоти траншеи, только обмелевшей после вчерашнего ливня. Острая мордочка чуть клонилась влево, неловкие движения говорили о набирающем силу воспалении, что, впрочем, не было чем-то особенным, ведь в мире вообще водилось не так уж много здоровых крыс. Вскоре на пути ей встретился хороший, жирный таракан. Приятно прохрустев им — животное привстало, вытянулось, жадно втягивая воздух и оглядываясь в поисках источника столь манящего запаха. Искомое обнаружилось в трёх шагах, из стены траншеи торчала бледно-синюшная нога в обрывках сырых портянок. Вероятно — ливень размыл склон импровизированной, не вполне уместной здесь могилки, и часть земли сползла с насыпи, суля крысе просто