Во-первых, даже если это не было намеренно, почему папа подумал о маме, когда я спросила его, что он хочет забыть?
Во-вторых, – и это самое непонятное, – почему одно из его воспоминаний о маме стало красным от чувства вины? Невозможно просто так объяснить это чувство. Оно было настоящим. Я чувствовал его, острое, как нож. Возможно, в первый раз я могла бы его проигнорировать, потому что никогда раньше не забирала воспоминания и не знала, чего ожидать. Но дважды?
– Скажи Виви, чтобы она дала мне минут пятнадцать, прежде чем прислать следующего посетителя, хорошо? Ой, и попросите ее подойти сюда и забрать эти коробки. – Он показывает на энциклопедии и еще одну коробку с сосудами, наполненными воспоминаниями. Воспоминания кружатся в водовороте внутри стекла. Темная сердцевина мерцающего тумана словно пульсирует. Их почти дюжина – должно быть, у женщины из Оклахомы было много воспоминаний, которые она хотела выплеснуть.
Я смотрю прямо в глаза отца, желая, чтобы он сказал хоть слово о том, что я сейчас видела. Это могло бы многое объяснить. Но этого не происходит. Только мешки под глазами, выдающие усталость, и расстроенный взгляд, словно извиняющийся за то, что ему в очередной раз не удалось научить меня забирать воспоминания.
– Конечно, я скажу Виви, – отвечаю я.
Затем папа смотрит на меня так, будто понятия не имеет, о чем я говорю, его рот открывается непроизнесенной буквой «О». Но так же быстро его глаза расширяются, а на лице расплывается широкая улыбка. Он хлопает в ладоши и бежит к своему столу, хватая мамину фотографию.
– Я только что вспомнил, что я сказал твоей маме, чтобы рассмешить ее в тот день! – Он переводит взгляд с меня на фотографию, широко улыбаясь. – Какая любимая буква пирата?
– Любимая буква пирата? – Вопрос настолько абсурден, что я даже рассмеялась. – Эм, «Р»?
– Нет, – говорит он пиратским голосом, прищурив один глаз и согнув правую руку в форме крюка. – Это «sea». – Он сгибается пополам, шлепает себя по колену и смеется до слез. – Понятно? «Sea» как море, «С» как буква? От этой шутки мама всегда хохотала. Не могу поверить, что я ее забыл![10]
Он выглядит таким счастливым и таким грустным одновременно. Он любил маму. Он любит меня. Я чувствую это сердцем, и я ощутила это в его воспоминаниях, золотых и теплых, как солнечный свет.
Должно быть разумное объяснение тому, что я только что увидела.
– Как насчет того, чтобы попросить Виви подождать полчаса, прежде чем присылать к тебе следующего человека? – спрашиваю я его, но не успеваю закончить фразу, как он уже возвращается за свой стол, улыбаясь, смотрит на фотографию мамы, словно вспоминая тот день заново.
Я на цыпочках выхожу из комнаты, оставляя его наедине с его воспоминаниями и любовью, которую я так ясно вижу в его глазах. Любовь, которую я чувствовала.
Да. Всему этому есть объяснение, я уверена в этом.
Мне просто нужно понять какое.
12
Уже далеко за десять, когда я наконец слышу раскатистый храп, доносящийся из папиной спальни. У меня свело шею от того, что я долго простояла, прижавшись ухом к двери. Я стою здесь уже целую вечность в ожидании, когда папа наконец-то отключится. Такими темпами, надеюсь, Марко еще не устал меня ждать и не ушел.
Рядом с входной дверью зловеще светится красная лампочка сигнализации.
Любой грабитель, который сможет написать букву L в обратную сторону, его вычислит.
Ну что ж, терять нечего.
Цифры расположены в блоке «три на три». Виви нажимала на четыре цифры, что значит, нижняя часть буквы L должна быть шириной только в две цифры. Тогда остается два варианта: семь, восемь, пять, два, когда самая длинная часть буквы L проходит по центру; или восемь, девять, шесть, три, когда самая длинная часть проходит по крайнему правому столбцу.
Сначала я пробую вариант с крайним правым столбцом. Лампочка моргает один раз, но остается красной. Точно так же, как и при всех моих неудачных попытках сегодня утром. Я тяжело вздыхаю.
Пожалуйста, не ошибись, Марко.
Мои пальцы дрожат, когда я набираю последнюю комбинацию. Индикаторы на клавиатуре дважды мигают, затем гаснут. Красный свет исчезает.
Сигнализация отключена.
Я проверяю комнату папы в последний раз, чтобы убедиться, что он спит.
Затем я выскальзываю через парадную дверь прямиком в летнюю ночь.
Мой велосипед прислонен к боковой стенке дощатой уборной, где я его и оставила. Если папа так переживает из-за воров и взломов, почему не сказал мне его пристегнуть на цепь? Он не дорогой, но стоит больше, чем большинство хлама, который мы храним в доме.
Я качу велосипед вдоль дальнего края подъездной дорожки, где темно и нет гравия, о который могут скрипеть шины. Как только я оказываюсь на другой стороне поворота, вне поля зрения, я запрыгиваю на велосипед и направляюсь в город.
Обычно это занимает минут двадцать или около того, но я кручу педали быстрее, чем обычно; каждая потраченная секунда приближает Марко к тому, чтобы сдаться и поехать домой. Он сказал, что будет ждать столько, сколько сможет, но уже почти 22:30. Каковы шансы, что он еще там?
Я