на широкую полосу черного неба и словно подмигивающие звезды. Я почти сразу нахожу Большую Медведицу, ярко сияющую на фоне ясного небосвода. В моем сознании происходит щелчок, как будто что-то пытается вырваться наружу. Моя рука инстинктивно тянется к карману.
Горсть песка, чтобы помочь мне вспомнить.
Я трясу головой, пытаясь отбросить эту мысль. Но она застряла.
– Есть кое-что, о чем я не сказала тебе вчера в парке. – Я поворачиваюсь и смотрю на него. Пульс отдает в ушах. Я понимаю, что как только произнесу это вслух, то не смогу взять свои слова обратно. Как будто если я только об этом заикнусь, то мир расколется и правда хлынет наружу, и я никогда не смогу вернуть все на свои места.
Я делаю глубокий вдох.
– Вчера, когда я проснулась, то нашла в кармане джинсов песок и кусочки растений. Их было слишком много, чтобы быть случайностью, и у меня продолжаются эти… вспышки. – Я сглатываю и отпиваю колы, чтобы «протолкнуть» ком в горле.
– Вспышки? – спрашивает он.
Я пытаюсь прочесть выражение лица Марко, но мне не удается. Поэтому я продолжаю говорить.
– Думаю, что, возможно, я специально насыпала песок в карман. Чтобы заставить себя что-то вспомнить.
– Что именно ты помнишь?
Он непроизвольно проводит большим пальцем по губе, наблюдая за мной.
– Не так много. То есть все как-то отрывисто и не совсем ясно. Но у меня постоянно вспышками возникают воспоминания о том, как я нахожусь в пустыне, падаю вперед, только будто делаю это специально: я чувствую, что за этим падением стоит какое-то намерение, если это имеет какой-то смысл. А потом я хватаю в кулак песок как раз перед тем, как приказать себе помнить. Я думаю, это Эхо.
Я смотрю на Марко, и вдруг моя нижняя губа начинает дрожать. Я вытираю глаза тыльной стороной ладони, смущаясь, но не в силах остановить себя. Его лицо, луна и ночное небо сливаются в размытое пятно света и тьмы.
– Что там произошло, Марко? Мне нужно знать. Мне нужно, чтобы ты мне все рассказал.
На мгновение мне кажется, что он мне ничего не скажет. Но потом он делает глубокий вдох, и слова вырываются наружу, каждое последующее врезается в сознание сильнее предыдущего.
Грохочет музыка. Из толпы доносится смех. Люди плещутся в озере. Над нами сверкает Большая Медведица, звезды колесят по небу, наблюдая за происходящим своими мудрыми глазами.
В какой-то момент Марко берет мою руку в свою, и я крепко сжимаю ее, ни секунды не задумываясь, когда он переплетает свои пальцы между моими. Когда он рассказывает мне, как охранник ударил меня по ноге, место под коленом в доказательство болезненно пульсирует. Хотя мне и не нужны были еще какие-то доказательства: отсутствие мистера Льюиса сегодня днем, папа, проведший день в постели, даже то, что Виви хоть раз вела себя как нормальный человек – теперь это все приобрело смысл. И в глубине души я знаю, что все, что говорит Марко, правда. Я чувствую, как пазл складывается, как будто все его детали ждали, когда я сложу их вместе.
– Ты была похожа на пустую куклу после того, как это случилось. Как будто это была ты, но совершенно пустая. Даже когда они вели тебя к грузовику моего дяди, хоть твои глаза и были открыты, но я не думаю, что ты что-то видела. У тебя был совершенно пустой взгляд, когда они тебя тащили. Это то, что происходит с людьми после того, как они выходят из вашего дома?
– Нет, совсем нет. Люди выглядят… легкими. Счастливыми даже. Как будто бремя, которое они несли, было глыбой, и, избавившись от этого, они наконец обрели свободу. Должно быть, это совсем другое, когда воспоминания забирают силой, а не отдают добровольно.
– Я должен был сделать что-то, чтобы остановить их. Я должен был… – Марко замолкает, отводя взгляд.
– Да ладно тебе. Что ты мог сделать? У тех людей было оружие.
Марко вздыхает.
– Что, по-твоему, они там прячут такого важного? – спрашиваю я.
– Я не знаю, но думаю, что мы должны попытаться это выяснить. Что бы это ни было, вряд ли это что-то хорошее.
Я киваю и отворачиваюсь от него.
– Мой отец – хороший человек. Я не знаю, почему и как он впутался во все это, но этому должно быть рациональное объяснение. – Я не уверена, говорю ли я это Марко, себе или нам обоим, но мне приходится приложить немало усилий, чтобы мой голос не дрожал.
А потом я закрываю глаза и вижу лицо мамы из папиных воспоминаний, образ, окрашенный красным от чувства вины. Это все не имеет никакого смысла.
Когда я снова открываю глаза, Марко смотрит на меня. Пристально. Как будто он собирается что-то сказать, но внезапно музыка становится громче, и он резко отстраняется.
Басы бьют так громко, что колонки дребезжат. Все больше людей начинают танцевать у кромки воды, перекрикивая друг друга. Еще несколько человек прыгнули в озеро прямо в одежде. Мануэла все еще на берегу, ее руки обвились вокруг шеи Ника Брюэра, они смеются, передавая фляжку туда-сюда. Они поднимают руки, чтобы спрятаться от брызг.
– Извини, я отойду на секунду.
Марко вынимает свою руку из моей, прежде чем я успеваю ответить, и спрыгивает с капота. Я думаю, что он собирается оттащить Мануэлу от Ника, но вместо этого он идет к зеленому фургону и забирается внутрь. Громкость музыки снижается до невнятного гула.