них — Катя или Саша — засмеется, скажет, что все происходящее — не более, чем глупая шутка…
Но они молчали.
Сама не зная, каким чудом, я все же сделала последний шаг до стола и с шумом опустила на него торт. Так сильно, резко, что верхушка, на изготовление которой я потратила несколько часов, опасно накренилась, грозясь обвалиться.
Но какое это имело значение, когда грозилась рухнуть вся моя жизнь? Такой, какой я её знала… до этого момента.
— Мамочка… мне страшно…
Лиза потянула меня за ткань платья и её огромные, напуганные, ничего не понимающие глаза в один миг привели меня в чувство.
Я окинула взглядом стол, во главе которого стояла. Все смотрели на меня с жадным интересом, выжидая, что я стану делать, как буду реагировать…
Кто-то даже снимал на телефон.
Мелькнула горькая, ироничная мысль: совсем недавно я полагала, что собираю на праздник друзей, а оказалась, похоже, среди самого настоящего террариума.
Впрочем, это не имело сейчас никакого значения. Ничто не имело значения — кроме моих детей.
— Мама! — прозвенел в стоящей вокруг тишине мой голос. — Уведи, пожалуйста, Лизу и Антона в дом.
Мама испуганно подскочила с места и я заметила, как дрожат её ноги, как сотрясается в нервной лихорадке все тело, но все же она шла… шла мне на помощь.
Провожая взглядом маму и детей, краем глаза я увидела лицо стоявшей неподалёку Кати. Довольное. Нет, не так. Торжествующее. Как у человека, который давно ждал этого момента.
И одно только то, как она на меня смотрела, уже делало очевидным все. И все же я повернулась к мужу, побелевшему до состояния свежевыпавшего снега, и пугающе спокойным голосом поинтересовалась:
— Это правда?
Он смотрел на меня испуганно. Так, словно от ужаса его парализовало и он был неспособен произнести даже слово. Зато Катя не упустила возможности снова высказаться.
— Ну конечно правда, Настюш! Кто же шутит такими вещами?
— Я не с тобой разговариваю!
Я произнесла эту фразу громко и отчётливо и в каждом звуке при этом звенела сталь.
— Саша, это правда? — повторила свой вопрос.
Он нервно, судорожно вобрал в лёгкие воздуха и выдохнул в ответ лишь какой-то жалкий лепет…
— Я не знаю…
Мне захотелось расхохотаться — громко, истерически, но вместо этого я только язвительно парировала:
— А кто знает? Дед Мороз? Ну давай ему напишем! Господи, Саша, ответь на простой вопрос — ты с ней спал?!
Он выглядел сейчас, как затравленный зверь. Глаза бегали из стороны в сторону, а его упрямое молчание подводило меня все больше к опасной черте…
— Отвечай. Чего тебе стесняться людей, которые тебя так любят?
— Насть, давай не здесь, — наконец взял он себя в руки и в голосе его прорезались приказные нотки.
— Нет, здесь, — отрезала ледяным тоном. — Сейчас же.
— Я сказал…
— Вспомнил, как пользоваться языком? Так ответь на вопрос!
Мы сверлили друг друга взглядами и уступать я вовсе не собиралась. Как-то исправлять ситуацию, пытаться её замять, было уже поздно. И достаточно я наслушалась за сегодня уничижительных реплик, чтобы ещё и теперь скрыться с поля боя, в которое превратился праздничный стол, униженной и жалкой.
— Не сомневайся, Настюш, он со мной спал, — снова влезла в разговор подруга. — Да ещё как! В моей квартире стекла дрожали от того, как он…
— Тебе пора, — прервала я её интимные излияния. — Где выход — ты знаешь.
— Ты что, меня выгоняешь???
Катя была настолько изумлена моим поступком, будто это не она при трех десятках гостей только что объявила, что беременна от моего мужа.
— Поздравляю, ты все поняла верно. Уходи вместе со своим подарочком или я тебя выволоку, клянусь.
Она кинула быстрый взгляд на Сашу, словно ждала от него какой-то поддержки, но тот, похоже, даже за себя самого постоять был не в силах.
Оскорблённая и разозленная тем, как все обернулось, она зло затопала прочь, а я снова посмотрела на мужа…
— Я последний раз спрашиваю, Боровицкий. Ты действительно с ней спал?
И снова в ответ — лишь хмурый взгляд и глухое молчание.
— Что ж… ладно, — проговорила, ощущая, как силы меня покидают. — Тогда скажу я. Я как раз не успела произнести тост!
Схватив со стола бокал шампанского, я ядовито отчеканила:
— Выпьем же за моего мужа! За прекрасного, замечательного и самого лучшего, как описали его дорогие гости, вот только забыли добавить — мерзавца!
Развернувшись к нему, я резко выплеснула содержимое бокала ему в лицо.
— С днем рождения, любимый! И на вот, закуси!
Взяв кусок торта прямо голой рукой, я залепила этим куском мужу следом за шампанским прямиком в лицо.
А после этого хлопнула в ладоши — так громко, как только это было возможно — и, рискуя сорвать голос, объявила:
— Шоу окончено! Прошу всех выметаться!
Не дожидаясь дальнейшего развития событий, я зашагала прочь — в глубину сада, подальше от всех этих взглядов, от всех тех, кто наслаждался чужим горем…
А позади меня, судя по звукам, рушился мир. Поднялся шум, раздались крики, послышался звон разбивающейся посуды…
Мне было уже плевать, что там вообще происходит.
Я сама была абсолютно и непоправимо разбита.
Глава 4
Хотелось рыдать, но я не могла.
Горло свело спазмом — мучительным, болезненным. Я чувствовала отчаянную потребность вытолкнуть наружу эту боль, разлившуюся по всему телу — вырыдать её, выплеснуть, выкричать, но слез не было. Ничего не было, кроме этой нервно сокращающейся мышцы слева, в груди, которая грозила надорваться в любой момент.
Я глухо выругалась, в очередной раз увязнув каблуком во все ещё влажной после дождя, прошедшего накануне, земле. Вырядилась, дура, как никогда в жизни, чтобы порадовать мужа. Чтобы в кои-то веки не казаться бледной жалкой молью на фоне эффектной подруги. И все это ради того, чтобы узнать, что они за моей спиной прекрасно радовали друг друга!
Интересно, как долго? Судя по животу, Катя была на месяце втором или третьем. Значит, как минимум несколько месяцев муж и подруга меня бессовестно предавали. А что, если это длилось вообще несколько лет, а я, слепая, доверчивая идиотка ничего даже не подозревала?..
От этой мысли замутило. Но по факту разве имело значение, сколько это длилось, если это все равно было? Причём не просто секс, а ещё и беременность…
Раздосадованная, разбитая этими мыслями и неудобной обувью, я стянула с себя туфли и застонала от облегчения, когда ноги коснулись влажной травы. К черту все! Надо мной сегодня уже вдоволь все посмеялись, и