Читать интересную книгу Каждый сам себе дурак - Кирилл Туровский

Потом по телеку показали еще иудеев, прыгающих по Палестине, и племена африканские в Сомали, как они там тоже за свободу и независимость друг другу по полной программе втюхивают. Теракт с еще одним огоньком и крушение поезда. А затем черная траурная рамка пошла, и ведущий — уже парень, а не та герла — скорбным печальным голосом, но растерянно, сообщил: коллегу у них на телевидении жизни лишили. Журналиста, то бишь. Но известного своей честностью, независимостью и принципиальностью. «Тоже ничего, — пришел я в окончательно благостное состояние духа. — Такая у них судьба у самых честных, чем больше честности, тем быстрее копытки отбрасываешь». Премию назначили за раскрытие, ну как всегда, в общем. Обидно, конечно, — если рядового гражданина жизни лишают, им плевать, а если честного журналиста — скулеж до звездочек. Впрочем, в жизни бывает, видимо, только «плохо» и «очень плохо». И единственное, о чем стоит просить, тупо уставившись на бездонное небо в надежде засечь какого-нибудь самого продвинутого бога, так это о том, чтобы не стало еще хуже.

Но, конечно, новости очень нужны. Хотя бы затем, чтоб живым себя ощущать и знать, как много плохого и очень плохого помимо твоих проблем. А потому спать спокойно и спокойно личинок откладывать. И на работенке с улыбкой унижаться.

И вспомнил я про Латина недавнего. Распереживался так за него, расстроился. Ну из-за того, что уехал он, как и куда. Но уж, надеюсь, Латин никогда не доберется до Буэнос-Айреса или Рио-де-Жанейро. Это по-любэ моя тема.

Выходить из дома было нереально — меня все еще колотило после посещения милого шопа. Пригорюнился я и снова призадумался на тему шокового столкновения «Я» и шести миллиардов бесспорных «чужих». Но как же, черт побери, все-таки добраться до Южной Америки, а?

Не к чему размышлять о странах, городах, исчезнувших людях. Бесполезно. Лучше выпрыгнуть из подъезда, плюхнуться в кар и бесцельно мотаться по Городу, зашиться и думать, думать, думать. На одну лишь тему — почему же все именно так получилось. Тогда все начинает плавать, и тачку ведешь на рефлексах. Да мне, дураку, и не привыкать.

Что-то. Оно расширяется и крепнет. Оно хочет выйти из меня наружу и трясется. Что-то пронизывает все вокруг и разрывает информационным шквалом на части. Что-то повсюду и нигде. Что-то не хочет есть, пить, спать. Ему не нужно потеть или кашлять. Что-то, это квинтэссенция времени, снаряд пространства. Я и сам не знаю, где я, что-то тащит меня неизвестно куда. Но ведь реально-то этого что-то нет. И тогда можно впечататься на тачке в столб или дерево, хуже не будет. А может, ехать к океану? Ведь, как говорят, только океанские ракушки хранят музыку и радугу. Я поеду и спрячусь в них. И будут только музыка и радуга. Можно оторвать руки или проткнуть печень, или положить свинец под язык. Все погасло, весна не придет. Можно слиться с тачкой, с асфальтом, с чем угодно. Мелькают дорожные знаки и огни светофоров. Темнеет. Должно быть, особи уже засыплют. Завтра они почистят свои клыки и побредут на восьмичасовое состязание. Когда один из них, отработанный, валится без сил, они собираются стаями и начинают вопить. Кладут особь в коробку и зарывают. Да какое мне дело? Уж лучше заткнуться.

Короче, остановил кар у тротуара. Прикуриватель не работал. Ну, конечно. Пришлось выйти на улицу и стрельнуть лайт у первого проходящего мимо. Прикурить-то он дал, а потом отодвинулся резко, дернулся натужно и прибавил шажку. Обиделся я ужасно, скис окончательно. Снова двойка. «Тогда пусть они пеняют на себя, — решил я в своей обиде. — Больше никогда ничего не буду у них спрашивать».

Сидел в каре, курил. Вроде еще думал о чем-то. И развезло меня. Вот стрит, огоньки, дома. В домах свет горит, там люди прячутся. Ночь на город давит упорно. Усталые люди парами прогуливаются, тачки взад-вперед безо всякого дела ездят, асфальт блестит. Скоро, уже очень скоро на деревьях залицезреются зеленые листочки. Тогда станет еще хуже. Хотя, понятно, лучше не знать, что ждет тебя впереди. Это не так пугает.

Все вокруг как рыбы в затхлом прудике. Плавают в ной тине, едят водоросли и личинки откладывают. Некоторые неразумные взлетают над прудиком и видят, что вот оно небо, солнце и яркие звезды. Ныряют обратно,

остальные сбегаются, и неразумные говорят этому судачью: «Что видели! Ух, что видели!». А другие не верят им и на всякий случай убивают. Бесполезно высовывать бошки. Бесполезно искать облака. Лучше прятаться в водорослях, никогда не выпрыгивать и не пытаться выбраться из болота.

2

Совет. Вот что мне было нужно.

И причем совет заинтересованного в моей судьбинушке человека.

Случай был исключительный и жизненно важный — оставаться в Западном Городе было абсолютно невозможно, к тому же меня всегда тянуло попутешествовать. Конечно, с большей радостью я поехал бы в Южную Америку, но, во-первых, у меня было не так уж много ласковых баксяток, а во-вторых, все мои друзья, у кого тоже теперь было не все в порядке, собирались в Северный Город и меня туда науськивали. Кричали, мол: «Север! Северный Город! Вот там хорошо живется!». Слабо я им верил. Я думал, что там так же отстойно и параллельно, как и здесь, как и в любом российском городе. Ведь это явно не Южная Америка… К любому городу привыкнешь за три месяца и опять дальше куда-нибудь ехать понадобится. Все города одинаковы. В принципе для того, чтобы все понять, не нужно далеко ехать. Везде есть честные, порядочные люди. Даже в Антарктиде. Пожалуй, если бы где-нибудь их не было… вот куда бы я поехал…

А пока за заинтересованным советом надобно было переместиться. К кому? К девкам, понятное дело. У меня было две девки в Западном Городе, Альфа и Бета. Это я, конечно, их так только про себя называл. В миру они под другими наймами колготились. Я, понятно, поразмышлял, к кому ехать сначала, к Альфе или Бете. А после минутного замешательства решил.

Своном, поехал к Бете. За советом.

Бета была не хуже, не лучше остальных молоденьких тинс, только жила одна, а поэтому я к ней частенько заезжал. К Альфе я заезжал пореже, потому как предки уж очень тщательно бедолажку на пятилетний срок в универ тот знаменитый на юрфак грузанули, и моя рожа, отвлекающая Альфу от получения едикэйшена, им отнюдь не импонировала.

А вот у Беты тесная дружба с учебой, как, впрочем, и с головой, явно не сложилась. Но несмотря на эти немаловажные обстоятельства, она изредка ляпала довольно дельные советы. Но только редко. Очень редко. Как и все девушки, Бетка жила в конкретной рациональной действительности. Это ее и сгубило. В конце концов.

Приехал. Позвонил. Открывает.

— Привет, — говорю я как можно радостнее. — Можно, надеюсь? К ВАМ? — это уже с сарказмом спрашиваю. Типа того откажет, не обижусь, вернее, обижусь, но типа готов к такому раскладу.

А она так живенько подбежала дверь открывать, что я сразу прокнокал — не меня милая ждет, не меня.

— А, это всего лишь ты… Ну, заходи… — вот как меня встретила эта потенциальная «заинтересованная советчица».

Ладно, зашел. Чего уж теперь выкобениваться?

Хотя и поругаться, как я резонно предположил, тоже было реально развлекательно. А вообще обиделся я, едешь, торопишься, думаешь, совет тебе сейчас дадут дельный типа. Ведь жизненка решается. Как жить, где жить? Как делать, что делать? Несешься, а затем тебя так вежливо встречают, что в шемент сечешь любые расклады. Конечно, бессмысленно слушать людей. Им нет до меня никакого дела.

Уселся, насупился. В квартире тепло.

— Чай будешь? — вяло спрашивает она.

— Да, конечно, спасибо.

Добрый я, вежливый, потому как мне советов надо. Хотя когда ты распахиваешь пасть, все уже знают, что ты скажешь.

Люди говорят одни и те же слова, им не нужно выдумывать другую лексику, им достаточно нескольких десятков привычных фраз и выражений, чтобы донести до вас свою тупость. Да и зачем, в сущности, больше? Главное, особо не высовываться. Того, кто пытается говорить больше, затыкают или в лучшем случае с ним не разговаривают. Никогда не следует умничать, другие могут решить, что вы слишком много на себя берете.

Бета спрашивает меня о делах. Нормально, хотя плохо, хотя скорей совсем-совсем плохо. И она жалуется на свои жизненные проблемы: кончилась тушь, два дня не ела своих любимых кексов, диетических, разумеется, от обычных толстеют, ей нужны некоторые новые шмотки, и вообще такой ужас, она, видите ли, очень давно уже не была в ночничке, было бы неплохо, если б ей удалась туда заглянуть, сначала в какой-нибудь ресторанчик, а затем, естественно, в ночной клуб, там в «Универсале» сегодня «Мельница», прозрачно намекает она. Да, вздыхаю, по всему катит, монетки ей опять надобны, как, впрочем, и всем, в кого ни кинь, вокруг.

— Я же давал тебе двести евро на прошлой неделе, — с укоризной говорю. Мягко, конечно, чтоб не дергалась.