предела – не предполагал, не предвидел, не планировал оказаться в таком безвыходном, по сути, положении до конца жизни.
– Дон Севильяк рычал зверем… Хиркус бесился из-за потери зрителей… – перечисляла Шилема. – А эти, – подразумевала она женщин, – узнав, что случилось, рвали на себе волосы… А Арно…Мы думали, что он готовится к самоубийству…Притворялся, как оказалось!
Шилема всхлипнула, подняла к небу озарённое красным светом костра похудевшее лицо и так застыла, оцепенела.
Иван сидел с полузакрытыми глазами, мысленно представляя переполох, учинённый вначале с его уходом якобы навсегда, сделав своё дело, а потом с растворением во времени мивакуков вместе с островом и людьми. Впрочем, особого сопереживания к ним, попавшим в такое положение, он почему-то не ощущал.
«Что произошло, то произошло, – тешил он себя мыслью. – Прошло уже полтора года… – вяло констатировал он. – Полтора года… Много… Но тогда… Эти полтора года надо было чем-то заполнить?»
Он собрался спросить Шилему, каким образом они тут выжили, чем занимались всё это время? Но временница неожиданно громко сказала:
– Потом появились скамулы!.. Эти безмозглые твари со своей улыбочкой идиотов!..
– Что? – вздрогнул Иван, за время молчания Шилемы погружающийся в грёзу. – Кто?
– Скамулы… А может быть, кокинеры… Так они себя называют по-разному… Или это название им придумали колонисты.
Иван тряхнул головой.
– Ничего не понимаю!
– Заговаривается, – обронил Джордан, потянулся за хворостиной и подбросил её в костёр, оживляя его.
Глаза Шилемы вспыхнули, неправильный овал её лица передёрнулся от гнева.
– Ты!.. Поживёшь здесь… тоже скоро будешь заговариваться, – процедила она сквозь стиснутые зубы, – когда узнаешь скамулов и королеву мира Ирму с её тремя сыновьями и дочерью.
«Она и в правду заговаривается, – обеспокоился Иван. – Королева мира… с тремя сыновьями… Ирма? Но это имя человека! С таким именем среди них никого не было».
– Вот что, Шилема. Ты рассказывай и… поясняй, о чём говоришь, – попросил он.
– Да уж, – поддакнул Джордан, – и поясняй!
Игра в жмурки
Два странных, гривастых существа внезапно столкнулись с Арно, когда тот, подрагивая от свежего утреннего ветра, отлучился по нужде подальше от импровизированного лагеря.
В лагере они прожили уже почти неделю, построив, не бог весть какие, шалаши вокруг общего кострища. Отхожие места ещё не установились. Хиркус каждый день увещевал ходоков и женщин, но пока что добился лишь разделения сторон от их временных построек. Женщины облюбовали небольшой ложок за привольно разросшимся кустом, похожим на бузину, а мужчинам приходилось углубляться далеко в лес. На их стороне росли редко стоящие деревья, голые от комля.
Первое, о чём подумал Арно, видя перед собой незнакомцев, что перед ним заросшие от безвылазного сидения в лесу разбойники, коих он насмотрелся, погружаясь в прошлое Европы.
Но тут же он понял, что ошибся. Да и откуда здесь им было взяться?
И перед ним были явно не люди. Вместо носов – небольшие вздёрнутые хоботки с дрожащими пятачками. Полуоткрытые рты выгнуты полумесяцем, брюшком вниз, за безгубыми кожистыми образованьями, прикрывающими зев, – редкие острые зубы.
Одно из странных созданий отступило назад, открыло рот и сказало:
– Такие же люди, как…
Последнего слова Арно не понял, но достаточно было первых, чтобы внутренне сжаться от предчувствия чего-то глобального, невероятного и, кто знает… страшного. Страшного не потому, что могло ему чем-то угрожать, а самим фактом: членораздельной человеческой речи и сравнения с людьми.
Именно: с людьми!
– В-вы кто? – проглотил он, наконец, ком, подкативший к горлу, и выдавил из себя хриплый, дрогнувшим от усилий голосом, сакраментальный вопрос.
– Да он и говорит, как…
– Э-э! Ко мне! – закричал Арно и замахал руками, призывая оставшихся в лагере ходоков к себе.
Он так необычно надрывал в крике горло и жестикулировал, что Хиркус и дон Севильяк, подхватив автоматы, побежали к нему.
Женщины, всполошённые шумом и странным, не свойственным Арно поведением, выскочили из шалашей и выстроились в ряд. Они не дерзнули ступить на «мужскую» сторону, но что на ней происходит, их волновало. Они перекликались, гадали и всматривались в редколесье.
Пока ходоки добежали к Арно, говорящие создания исчезли, словно растворились на фоне куста.
Арно долго и сбивчиво объяснял друзьям, что он видел и слышал, а слушатели смотрели на него, как на безумного.
– Да будет тебе! – пророкотал дон Севильяк, сдерживая рвущийся наружу смех. – Мало ли, что может померещиться? Я вот однажды…
– Иди ты! Знаешь куда? – обозлился Арно. – Они не люди, а говорили…
– На каком языке? – поинтересовался Хиркус.
– На… французском… Нет, на английском. А слово «люди» – на французском. Да, точно так.
Хиркус покачал головой, а дон Севильяк пробормотал:
– Французский знаю, а английский… Я Англию не любил. Там как что, так в драку.
Они постояли, потоптались.
– Может быть, поищем их? – предложил дон Севильяк.
– Лучше позвать, – сказал Хиркус. – Если они и вправду понимают нашу речь, то отзовутся. Может быть.
– И позовём. Эй, вы! Кто там?! Мы хотим с вами поговорить! – зычным голосом оповестил округу дон Севильяк.
Ему отозвался переполошённый грай птиц, да возмущённо взревело в отдалении какое-то крупное животное. Однако на сам призыв никто не отозвался.
Возвращались в лагерь молча. Арно куксился. Его не поняли, ему не поверили. И сам он теперь с сомнением относился к своим видениям. К тому же, он не сделал того, ради чего забрёл подальше в лес. Мучился, но не воспользовался возможностью, когда они были вдалеке от глазастых, всё видящих и замечающих женщин.
Они встречали мужчин вопросами, но они остались почти безответными. Арно замкнулся, а дон Севильяк и Хиркус только поводили головой. Зная Арно, как вполне здорового психически, лишённого предрассудков человека, они считали, что тот не был подвержен галлюцинациям и фантазиям, но и поверить в его рассказ никак не могли.
Хиркус лишь Шилеме сказал несколько слов.
– КЕРГИШЕТ? – встрепенулась она.
Актёр нервно пожал плечами.
– Он тебе сниться, что ли?
– А тебе нет? Так здесь и будем сидеть? Вам с ними, – Шилема презрительно кивнула в сторону женщин, обступивших двух других ходоков, – пока хорошо. Но они вам скоро надоедят. Тогда что?
– Ты же сама говорила, надо ждать. Так чего злишься? Жди! И уймись! Живи этим днём! И не скучай!
Хиркус выговаривал Шилеме накипевшее, но многое из того относил и на себя.
Вот осели они тут, даже тропинки вокруг появились, вытоптанные их ногами. Позавчера, даже весело и беззаботно отпраздновали охотничью удачу дона Севильяка. Ели мяса до отвала с какими-то растениями, добытыми в округе Сесикой, знающей в них толк. Принесла целую охапку. Сытые и раскрепощённые женщины удовлетворяли прихоти мужчин до рассвета.
Но что дальше? Ведь всё у них здесь временное, ненадёжное и тревожное. А тут ещё Арно подбросил эту встречу говорящих не людей…
Тот день тянулся, будто попал в вязкую массу. Казалось, каждая минута длиться вечность. Никто не отлучался из лагеря. Настораживались при каждом звуке, доносящимся из зарослей, в светотенях которых ожидающим людям могло померещиться чёрте что.
– Вон, вон!.. Смотрите! – вдруг начинала волноваться кто-нибудь из женщин и