Брови оборотней приподнимаются в едином порыве удивления.
— Я хотела сказать, королева всего лишь поделилась воспоминаниями о своем замужестве, — исправилась я торопливо.
— А жреца зачем привела? — спросил Мартен требовательно.
— Для чего еще приводят жрецов, неважно, каких богов? — я обняла мужчину, прижалась на мгновение к нему в попытке успокоить, погасить его подозрительность. — Для бесед о богах и предназначении, не более.
Через плечо Мартена вижу — Эллина тоже нахмурилась — и бросаю на нее умоляющий взгляд, надеясь, что лисица не выдаст меня, не озвучит своих догадок, если таковые возникли.
— Ты все свои дела уладила?
— Да.
— Оденься потеплее, но с собой ничего не бери.
Я кивнула, разжала руки, и Мартен отошел к ближайшему столику, повернулся спиной к нам, хоть в том и нет нужды: я не переодевалась ко сну, оставшись в дневном платье, чем, полагаю, еще сильнее удивила и компаньонок, и служанок. Но мне уже все равно, кто что подумает и сколько подозрений это вызовет. Все, что казалось важным несколько дней назад, сегодня и впрямь потеряло всякий смысл.
Эллина помогла мне одеться для выхода, поправила отороченный мехом капюшон накидки. Подала было перчатки, но Мартен обернулся, останавливая лисицу жестом, и протянул мне маленькую коричневую флягу.
— Предлагаешь выпить на посошок? — удивилась Эллина.
— Почти. Но не тебе, Лин. Лайали, веришь?
— Всегда, — я взяла флягу, сделала глоток.
Сладкое вино, но в него что-то добавлено, чувствовался горьковатый привкус.
— И ты даже не спросишь, что там? — похоже, лисица поняла назначение напитка. — А если бы туда был подмешан яд?
— Я бы никогда не причинил и не причиню вреда своей паре, — с оттенком недовольства возразил Мартен.
— Значит, я бы приняла яд, — еще несколько глотков, и голова начала послушно кружиться, тело стало неожиданно легким, воздушным, очертания спальни поплыли.
— Все-все, достаточно, — мужчина забрал флягу, закрыл и спрятал во внутренний карман куртки. — Тебе надо лишь немного поспать, а когда ты проснешься, все это останется позади.
— Да вы действительно парочка безумцев, — покачала головой Эллина и надела на меня перчатки. Не уверена, что сейчас я смогла бы справиться сама, собственная рука двоилась.
— Эллина, а что будет с тобой? — ощущение легкости в теле неожиданно уступило тяжелой, неповоротливой волне сонливости, сковывающей по рукам и ногам.
— Не волнуйся, я о себе позабочусь, — Эллина улыбнулась лукаво. — Недаром из всех оборотней лисы и коты считаются самыми хитрыми и изворотливыми, ни один волк или медведь с нами не сравнится. Ну да скоро ты и сама можешь в этом убедиться, — лисица обняла меня осторожно, едва касаясь, словно я хрупкая статуэтка из иолийского бирюзового фарфора. — Даст то праматерь, свидимся еще, Лайали. Если не в этой жизни, так в следующей.
Лисица отступает, и я зачем-то, как в детстве, машу ей рукой. Отяжелевшие веки опускаются сами, кажется, я падаю в пропасть без дна, лечу в черной, беспросветной пустоте и неизвестности. И последним ощущением из внешнего мира щеки касается легкий, слабый ветерок…
* * *
Я хочу, чтобы мне приснилось море или снова тот красивый портовый город, но отчего-то вижу Герарда. Он сидит в кресле перед горящим очагом, в роскошно обставленных покоях, в одеждах афаллийского придворного, но, вопреки принятой моде, черный костюм его прост, скромен. Хмурое лицо обрамляет борода, невидящий взгляд устремлен на танцующие язычки пламени, в руках полный наполовину кубок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я же сказал, не сегодня, — произносит вдруг, не оборачиваясь.
— Почему?
Я узнаю девичий голос, хотя и не вижу еще его обладательницу.
Изабелла.
— Потому что я не в настроении.
— Всеблагая Гаала! Один вечно занят, другой не в настроении, а мне что прикажете делать?
— Займись чем-нибудь полезным: помоги бедным, вышивай, пиши стихи или чем там еще положено развлекаться принцессам. А лучше отвлеки своего муженька и займись с ним тем, ради чего вас поженили. Твой свекор до сих пор занимает трон в основном именно потому, что вы никак не выполните своего главного обязательства перед королевством. Почти два года этого ждем мы, Их величества и вся страна, а ты только и делаешь, что днями и ночами напролет веселишься с придворными, порочишь свое имя да бегаешь ко мне, пока мой брат пытается научиться быть королем. Дирг побери, он хоть чем-то полезным занимается, в отличие от тебя, Иззи. А со мной все равно ничего не выйдет, сама знаешь.
— И как, по-твоему, я должна отвлечь Александра? — я слышу вызов в вопросе.
— Тебе должно быть виднее, какие из ваших женских уловок скорее на него подействуют. И заодно не забывай следить, чтобы он со своим отцом не затеяли какого-нибудь бесполезного и бессмысленного, однако неприятного заговора против нас, после раскрытия которого придется устраивать очередную показательную казнь. А теперь оставь меня.
— Поедешь к своей шлюхе? — вызов сменяется презрительной насмешкой. — Все надеешься, что эта шианская потаскушка заменит ее?
Герард поднимается стремительно, поворачивается лицом к собеседнице — в серо-голубых глазах бушует метель, черты искажены яростью, желанием убить, — и массивный кубок летит в Изабеллу. Он не метит в девушку и потому кубок лишь ударяется о стену, содержимое расплывается темной уродливой кляксой по гобелену, но Изабелла с вскриком отскакивает, смотрит гневно на проклятого. Ни капли страха, только ярость ответом, отражающаяся в карих глазах, словно в расколотом зеркале.
— Верно говорят, она была колдуньей, служительницей Феа, богини теней, иллюзий и безумия. Оплела своими чарами и тебя, и Ориони, и вы оба сошли с ума, — процедила сквозь зубы, будто сплюнула, и вышла прочь, громко хлопнув дверью.
И от неожиданно резкого звука я проснулась.
Низкий потолок. Стены, сомкнувшиеся вокруг клеткой, слишком тесной по сравнению с простором прежних покоев. Неровный свет тусклого светильника и узкая, жесткая кровать.
— Тише, Лайали, тише, — руки Мартена ложатся на мои плечи, удерживая на месте. — Все хорошо, все позади. Тебе нечего бояться.
Он сидит рядом, на самом краешке постели, застеленной бельем из непривычно грубой ткани, пропитанным чужим запахом. Смотрит внимательно, ласково и вместе с тем пытливо, выжидающе. И одет совсем просто, не в дорогой, разряженный костюм придворного.
— Где мы? — голос звучит хрипло, растерянно.
— На «Призраке». Помнишь, я говорил, что встречался с одним человеком? Это его корабль.
Я осторожно приподнялась на локтях, и Мартен не стал удерживать, но помог сесть. Я и сама одета в скромное белое платье, больше похожее на нижнее, волосы рассыпаны в беспорядке по плечам.