— Что ты знаешь, дерзкая юная принцесса, видевшая жизнь лишь на картинках книг? — Элеонора обратила на меня взор, ледяной, пронизывающий, презрительный. — Ты полагаешь, будто Александр холоден с тобой, пренебрежителен, груб? О-о, он ведет себя лучше своего отца, когда меня невинной девушкой двумя годами моложе тебя привезли из Наринны к афаллийскому двору. Георг не желал ни союза с Наринной, ни брака со мной, но советники, на которых он тогда полагался куда чаще, чем ныне, настояли. Я думала, ничего не может быть хуже публичной консумации. И ошиблась. То, что происходит за закрытыми дверями, порой много хуже. Потому что за ними нет свидетелей, нет протокола и церемоний, которые надо соблюдать, а муж… муж в своем праве. Мужу и королю нужен наследник и как можно скорее. Я старалась, но… месяцы шли, а ребенка не было. Никто не винит супруга, вся тяжесть этого бремени ложится на жену. Но однажды Георг пришел ко мне ночью, тайно, без предупреждения и сопровождения, и впервые был со мной нежен, впервые показал, что такое истинная страсть, без насилия, без грубости. Так продолжалось несколько ночей, а потом вдруг все вернулось на круги своя. Я не понимала этих странных перемен и когда один раз набралась смелости и спросила, то Георг даже не сразу догадался, что я имею в виду. Когда же он понял, то рассмеялся и ответил, что мне, должно быть, все приснилось и в те ночи он был не у меня, а у своей тогдашней шлюшки. Спустя совсем немного времени я узнала, что понесла. Родился мальчик, долгожданный мальчик.
Только отцом новорожденного принца был отнюдь не король.
— Я же говорил, безответственные существа, — добавил Герард насмешливо, словно речь шла не о нем, не о его матери.
Мне не страшно — мне жутко до сковавшего изнутри холода, до оцепенения, до отчаянного непонимания происходящего. Королева так спокойно делится со мной сокровенной тайной, подробностями, которые я никогда не стала бы упоминать при своем сыне, пусть и взрослом, рассказывает то, что мне не нужно знать.
— Я не знала, кем он был — тот, кто принял личину моего супруга, — но с той поры я всегда понимала, кто приходит в мою постель. И это был неизменно Георг. Вскоре я вновь забеременела и родила второго мальчика, Александра. Наши отношения с мужем не стали лучше, они… приобрели упорядоченность, к тому же Георг получил от меня что хотел — двоих сыновей, и больше не было нужды мучить меня, — Элеонора отвернулась к окну. — Я сделаю все ради своих детей, защищу их любым способом. Я согласилась на сделку с орденом не из-за того, чтобы скрыть свой нечаянный проступок, но ради моих детей. Ради моих сыновей.
— Видишь ли, Лайали, подданные вряд ли восприняли бы должным образом короля-мага, — пояснил Герард. — А если бы кто-нибудь, человеческие колдуны, например, или оборотни, или кто-то еще, догадался, что моя сила несколько иного рода, нежели бывает обычно у людей-магов, то могли пойти слухи, возникли бы подозрения, а вонь от сжигаемых колдунов еще не развеялась полностью… тень пала бы не только на меня, но и на мою семью и, прежде всего, на мою мать.
Паника, лихорадочные размышления бьются в тесной клетке неизвестности вместе с сочувствием, жалостью к королеве. Я верю ей: Элеонора действительно любит своих детей, они единственное светлое, приносящее радость, дарящее надежду, что есть в ее жизни. И оба принца тоже любят мать, думают о ней и ее репутации, хотя, казалось бы, кого в этой части континента волнуют чувства опозоренной королевы?
— Я приняла предложение братства, — продолжила Элеонора сухим, ровным тоном. — Только так я могла спасти своего первенца, дать ему лучшее будущее, чем то, что ожидало его в Афаллии. Я согласилась со всем, что мне сказали, сделала все, что велели. Увы, я уже не могла воспитать Александра заново, привить ему качества, необходимые будущему королю, избавить его от влияния и наставлений отца. Не смогла сохранить для него Изабеллу… бедная девочка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ничего, мучилась Иззи недолго, — по мимолетной усмешке Герарда я поняла — смерть мужа Изабеллы и впрямь неслучайна. — И люди охотнее идут на сотрудничество, когда они благодарны за избавление от чего-то плохого, от чего-то, что им неприятно, что их сильно тяготило. Да и учитывая амбиции Иззи…
— Александру предстоит стать королем, а Изабелле — его королевой. Так решено не ими и не мной, но так будет.
— Но… Александр не хочет быть королем, — напомнила я робко.
— Ему придется смириться, — ответила Элеонора. — Как смирилась я, как смиряются многие.
— До шестнадцати лет мой братишка жил себе и горя не знал. Я уже учился — он еще беззаботно резвился в детской. У него было все лучшее, его все обожали, и ему не приходилось прикладывать к этому никаких усилий. Ему не надо было день за днем доказывать, что он достоин занять трон, что он станет хорошим королем. Он мог влюбиться в самую красивую девочку в свите нашей сестры и все только радовались их трогательным и нежным отношениям и прочили им сказочное «долго и счастливо». Он мог веселиться и охотиться с друзьями, танцевать ночами напролет с Иззи, выбирать себе те занятия, что были ему по душе. До поры до времени он не знал слов «надо», «должен», «это твой долг, сын мой». Ему не приходилось скрывать свою силу ото всех, даже от собственной семьи, не приходилось жить в страхе и непонимании, что с этим делать. И я не желал брату подобной участи, но раз уж все так сложилось, то пришла пора и ему подумать о ком-то, кроме себя и своей драгоценной Иззи, исполнить долг перед семьей и страной, понять, что мир не вертится только вокруг него. Детство закончилось, беззаботные деньки давно прошли.
Герард говорил и каждое его слово, пропитанное старыми детскими обидами, недовольством и братской ревностью, открывало иную картину, набрасывало штрихами новый портрет принцев.
Зависть, ревность, обиды.
Оба получили от рождения столь многое и многого же лишились в одночасье.
— И Александр, по крайней мере, женится на любимой — неплохой утешительный приз, если подумать, — Герард передернул плечами, словно убеждая самого себя в правильности принятых решений, выбора, сделанного и за других тоже. — И я получил немало — свободу, новое имя, бессмертие. Вам, матушка, достаточно сказать одно слово, и мы с удовольствием ускорим смену власти в Афаллии.
— Нет, мальчик мой, — качнула головой Элеонора. — Не сейчас. Еще слишком рано, Александр не готов…
— Александр никогда не будет готов, — жестко, резко перебил сын мать. — Поэтому я и здесь — должен же кто-то помогать молодому королю и следить за соблюдением наших интересов. Любопытно, какое у Александра будет лицо, когда он увидит чудесно воскресшего брата?
В этой партии действительно нет места для меня. Никому не нужная пешка, случайный прохожий, и впрямь попросту оказавшийся не в том месте и не в то время, ставший лишним свидетелем. Мне все рассказали только по одной причине — от меня избавятся, хотя я пока и не представляла, как, не вызвав при этом подозрений у Шиана, Афаллии и всего континента.
И что будет с моей свитой? Их отошлют домой или тоже инсценируют череду несчастных смертей?
— Меня… убьют? — спросила едва слышно.
Королева наконец посмотрела на меня равнодушно, будто я рангом лишь чуть выше пустого места, будто я шелудивая, больная псина, прибившаяся к ее двору, — да, жалко самую малость, но возиться не хочется, проще велеть слугам прогнать прочь или вовсе сразу пристрелить.